Величайшее благо - Оливия Мэннинг

продолжение.

Гай рассчитывал, что Якимов украсит вечер своим остроумием, и теперь принялся рассказывать разные истории, надеясь подтолкнуть его к участию в беседе. Когда рассказы закончились, он начал читать лимерики, время от времени спрашивая Якимова, не помнит ли он еще каких-нибудь. Якимов тряс головой. Деспина внесла в комнату рождественский пирог, и его внимание было всецело приковано к блюду.

Гай напряг память и вспомнил лимерик, который, как ему казалось, особенно повеселит компанию. В нем говорилось о моральном облике британского дипломата на Балканах.

— На мой взгляд, это попахивает дурновкусием, — холодно заметил Дагдейл.

— Полностью с вами согласен, — с жаром сказал Якимов.

На протяжении нескольких минут единственным звуком в комнате было чавканье Якимова, поглощающего пирог. Он уплел свою порцию еще до того, как Деспина обошла остальных.

— Ха! — воскликнул он с довольным видом и безмятежно поднял взгляд в поисках добавки.

Улучив момент, Гарриет жестом позвала Беллу за собой в спальню. Не заботясь о том, слышат их или нет, она взорвалась:

— Как он посмел упрекать Гая! Этот мерзкий сноб пожирает нашу еду, да еще притащил с собой этот унылый скелет! Когда он устраивал свои приемы, — если они вообще были, в чем я сомневаюсь! — он бы и не подумал нас приглашать. А теперь он кормит своих друзей за наш счет.

Белла с готовностью поддержала ее негодование:

— На вашем месте, дорогая, я бы его не стала приглашать в дальнейшем.

— Об этом не может быть и речи. — Гарриет в гневе была склонна к драматизму. — Это его первое и последнее появление у нас дома.

Когда женщины вернулись в комнату, мужчины уже собрались вокруг электрокамина. Гай наливал Якимову бренди. Дагдейл вновь невозмутимо устроился в кресле. При виде женщин он слегка приподнялся и собирался уже было упасть обратно, но Гарриет отодвинула кресло и предложила его Белле. Дагдейл пересел на стул с видом человека, который готов простить невоспитанность окружающих.

Инчкейп ехидно улыбнулся Гарриет, повернулся к Якимову и спросил его:

— Вы собираетесь потом на прием к княгине Теодореску?

Якимов вытащил нос из стакана.

— Возможно, — сказал он, — но все эти развлечения уже не по силам вашему бедному старому Яки…

К досаде Гарриет, Гай вновь решил разговорить Якимова. Тот попытался стряхнуть с себя сытое оцепенение и подыскать какую-нибудь остроту, как в дверь позвонили. Это был Дубедат.

Он не стал наряжаться и по-прежнему был в жилете. К запаху немытого тела добавился аромат необработанной овчины. Гарриет показалось, что он стал еще грязнее, чем был. Дубедат мрачно осмотрел стол, понимая, что остальные поужинали без него.

Увидев нового гостя, Дагдейл встал и заявил, что ему уже пора.

— У вас еще много времени до поезда, — запротестовал Гай. — Выпейте еще бренди.

Он принялся торопливо разливать бренди, но Дагдейл был непреклонен. Он сказал, что ему нужно успеть забрать багаж.

— Прежде чем вы уйдете, мы должны спеть «Auld Lang Syne», — объявил Гай.

Ему сообщили, что этот гимн поют на Новый год, но Гай отмахнулся. Поддавшись его энтузиазму, все встали, а Дагдейл позволил затащить себя в круг.

Освободившись, он с деловым видом спросил:

— Где мое пальто?

Пока он одевался, Якимов вновь сел и подлил себе бренди. Заметив это, Гарриет сказала:

— Вы, наверное, хотите проводить своего друга на вокзал.

— Что вы, дорогая моя, Яки неважно себя чувствует…

— Вам лучше проводить его.

Тут даже Якимов понял, что ему предлагают уйти. Он печально вылил в себя остатки бренди и позволил натянуть на себя пальто.

Когда они ушли, Гарриет и Белла открыто выразили свое возмущение, чем совершенно ошарашили Гая.

— Да о чем вы? — вопрошал он.

Когда они сказали, что его оскорбили, он расхохотался:

— Яки сам не понимал, что говорит.

Гарриет и Белла не желали его слушать, а Никко их поддержал. Остальные мужчины не собирались вмешиваться в обсуждение. Женщины настаивали на том, что Гай должен отказать Якимову от дома.

Гай молча улыбался и ждал, пока буря утихнет. Когда они наконец умолкли, Кларенс заметил:

— Якимов недавно пришел в Центр помощи Польше и выдал себя за польского беженца. Я ссудил ему десять тысяч.

— Он всё вернет, — легкомысленно ответил Гай.

Оказавшись на улице, Якимов заметил:

— Кажется, меня только что выставили за дверь. Совершенно не понимаю почему.

Дагдейл не проявил никакого интереса к его словам. Подзывая такси, он равнодушно спросил:

— Полагаю, вас надо куда-то подвезти?

— В «Атенеум», дорогой мой. Надо заглянуть к княгине Т.

Пока они ехали по площади, Якимов спросил:

— Скажите, дорогой мой, — конец месяца, сами понимаете, — малость поиздержался — вы не одолжите бедному Яки пару леев?

— Нет, — отрезал Дагдейл. — Последние пятьсот ушли на чай.

— Если у вас найдется несколько пенни или франков…

Дагдейл не ответил. Когда такси остановилось, он открыл дверь и дождался, пока Якимов выйдет.

— Прекрасный вышел день, — сообщил Якимов, оказавшись на тротуаре. — Премного благодарен. Увидимся, когда вы будете возвращаться. Угощу вас в ответ.

В ответ на эту речь Дагдейл захлопнул дверцу, и автомобиль двинулся дальше. Якимов толкнул дверь гостиницы; она прокрутилась, и он вышел обратно. Несколько мгновений он глядел вслед такси. Если бы у него хватило духу назвать настоящий адрес, его могли бы довезти до дома.

Он пустился в путь. Резкий, стылый зимний ветер кусал его за нос и трепал полы пальто. Подняв воротник и спрятав свой обледеневший нос, он пробормотал:

— Бедный Яки уже староват для такого.

После того как последние рождественские гости ушли, в квартире Принглов зазвонил телефон. Гай взял трубку. Это была Софи. После ужина она так и не пришла.

Гарриет уже скрылась в спальне, оставив Гая одного в гостиной.

Сидя за туалетным столиком, Гарриет слушала голос Гая — встревоженный, заботливый, практически умоляющий, и в ней вновь пробудился гнев, вызванный Якимовым. Белла говорила, что на месте Гарриет она бы положила конец этим отношениям. Гарриет решила, что час пробил. Она вышла в гостиную и спросила:

— Что случилось?

У Гая был серьезный вид. Он прикрыл рукой трубку и пояснил:

— У Софи депрессия. Она хочет, чтобы я пришел к ней. Один.

— Посреди ночи? Скажи ей, что об этом не может быть и речи.

— Она грозит, что сделает что-то с собой.

— Например?

— Выпрыгнет из окна или примет смертельную дозу снотворного.

— Дай мне поговорить с ней. — Гарриет забрала трубку. — Что случилось, Софи? Вы ведете себя очень глупо. Если бы вы и вправду собирались что-то сделать, то уже сделали бы, а не разговаривали.

Последовала долгая пауза, после чего Софи, всхлипывая, ответила:

— Если Гай не придет, я прыгну из окна. Я всё решила.

— Так давайте же.

— Что?