Я начинаю жить (СИ) - Янг Энни

— Ты всё равно будешь моей.

Больше нет смысла говорить с ним. Молча разворачиваюсь и ухожу. Пусть себе воображает. Но с другой стороны, его слова звучали угрозой. Стоит ли опасаться?..

Четверть пятого. Занятия закончились. Стою на остановке в ожидании нужного автобуса. Передо мной притормаживает машина Егора. Переднее пассажирское стекло плавно опускается и из него выглядывает знакомая голова.

— Нужно поговорить, — вылетает нетерпеливый голос из салона. — Сядь, пожалуйста, в машину.

Подхожу ближе и, склонившись к раскрытому окну, твердо заявляю:

— Егор, мы обо всём уже поговорили. Угомонись-а.

— Я хотел извиниться.

— Хорошо, давай только быстро. Скоро автобус должен подъехать.

Замечаю тщательно скрываемую усмешку на его лице. Это он думает, что скрывает, но я то всё прекрасно вижу. И вообще, я неплохо распознаю мимику людей, порой читаю их лица, как открытую книгу. И почему я раньше не обращала внимание на фальшь, фонтаном бьющий из этого парня? Верно, любовь слепа, полюбишь и… неважно.

— Алекс, прости. Не знаю, что нашло на мою больную голову. — (Про больную голову он точно подметил.) — Такого больше не повторится, — обещает он. — Предлагаю остаться друзьями. Ну как? Прощаешь? Будешь моим другом? — А невинное выражение лица неплохо ему дается, за одним исключением: в его глазах блестят черти.

Что он опять задумал, интересно? Сомневаюсь, что намерения его чисты так же, как и его авто: блестит и сияет, как медный таз. Ладно, сделаем вид, что прониклась и поверила.

— Хорошо. Я тебя прощаю. — И натянув скромную улыбку, добродушно продолжаю: — И да, я согласна быть тебе другом.

Откажись я — мало ли что ему взбредет в голову. Необходимо подстраховаться. Лучше пусть в качестве друга походит. Как-то не очень хочется наживать себе врага в лице отвергнутого парня. И это тебе не Макс, это совершенно другой типаж со своими тараканами в голове.

— Вот и отлично. Ты домой? Садись, подвезу.

— Спасибо, но я сама доберусь, — вежливо отказываюсь я. — Кстати, вот и мой автобус. Пока, Егор. — И пока он не успел опомниться, убегаю и захожу в автобус в числе первых, неуклюже расталкивая всех подряд.

Уф, успела…

— Боже, как вкусно, мам. Можно еще одну?

— За фигуру не боишься? — Мама, улыбаясь, накладывает еще одну котлетку в мою мигом опустевшую тарелку. — Такими темпами скоро в дверной проем не пролезешь, — шутит она. — Слушай, а ты случаем не беременна?

— Мам! Опять?

— Что? Уже и пошутить нельзя. Что не скажи — всё принимаешь в штыки. Извини, Алекс, но жизнь без чувства юмора проживать категорически запрещается.

— И кто это сказал? — со смешком интересуюсь я, ножом разрезая аппетитную котлету. Склонившись над тарелкой, вдыхаю умопомрачительный аромат хорошо прожаренного мяса.

— Я это тебе говорю, я, — решительно заявляет мама и энергично потряхивает баночку соли над своей порцией. Незаметно для нее закатываю глаза. — Кажется, не досолила, — объясняет она, ставя баночку на стол.

— А, по-моему, соли достаточно, — пожимаю плечами я и делаю глоток свежего чая.

— Ну, я внимательно тебя слушаю, — глядя на меня в упор, говорит она.

— Ты о чем?

— О тебе конечно. Рассказывай, как прошли твои дни, пока меня не было?

— Мам, всё как обычно. Ничего нового не произошло, — вру я, старательно изображая легкую беззаботность, невозмутимо накладываю себе салатик из свежих помидоров.

Лгать мне не хотелось, но я не могу ей рассказать правду. Ведь перемены в моей жизни целиком и полностью связаны с Игорем, а о нем маме я пока не готова сообщить.

— По глазам вижу, что это не так. Так что рассказывай, рассказывай, — настаивает она.

Вот как это у нее получается?

— Ну в самом деле, мам, у меня все по-прежнему. Сегодня вот на тренировку с Лерой ездила. И никакого разнообразия в моей жизни, — с громким вздохом притворно жалуюсь я.

Если честно, в спортзал я сегодня не ходила. Лера звала, но я сослалась на головную боль и не пошла. Совсем забросила тренировки. Надо как-то исправляться. Решено, в следующий вторник точно пойду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Алекс, ты же знаешь, что мне можно рассказывать всё? Даже самое сокровенное. Секреты. Тайны. Интриги. — На последнем слове она заговорщически подмигивает мне и выразительным тоном повторяет: — Абсолютно всё.

— Знаю, мам, — отвечаю я ей благодарной улыбкой, — поэтому я тебе всё рассказываю. Ведь ты как никто другой меня понимаешь. Мне повезло с такой матерью, как ты… Но уверяю тебя, мне не с чем поделиться. Ты и так всё знаешь, а новых новостей попросту нет. — Для пущей убедительности красноречиво развожу руками.

Мама внимательно смотрит на меня, сканируя своим фирменным взглядом — надеется поймать на лжи. Однако я крепость неприступная. Сохраняю невозмутимую маску на лице. Но ей всё равно каким-то образом иногда удается заподозрить меня во лжи. Но в этот раз, кажется, пронесло, и она просто кивает:

— Ну хорошо. Как учеба?

И дальше мы в основном болтаем про занятия, успеваемость, предстоящую конференцию, что через месяц. В действительности же, сама не знаю, буду ли в ней участвовать. На какое-то время я и забыла о ней, да и Игорь не упоминал ни в одном из наших разговорах. Например, вчера мы говорили обо всём на свете, а вот о конференции он даже не заикнулся. Может, как и я, забыл. Или вся эта ситуация с конференцией была лишь предлогом, чтобы быть ближе ко мне? Вернется — обязательно спрошу.

Вечер мы проводим с мамой за просмотром какой-то юмористической передачи по телевизору. А после — ее вновь вызывают на работу. Так она во всяком случае говорит, а как там на самом деле обстоят дела — большой-большой вопрос. Ну не бывает так, чтобы человек работал днями и ночами напролет — не существует таких каторг.

После ее ухода, немного поколебавшись, звоню Софии и договариваюсь о встрече. Откровенно говоря, нагло напрашиваюсь в гости.

Как всегда прекрасная, София встречает меня на пороге. В домашнем цветочном платье с атласной лентой на тонкой, безупречной талии. Светлые волосы убраны в пучок, лишь пару прядей волнами обрамляют ее красивое немолодое лицо. Глаза сверкают гостеприимством и радушием.

Приветливо ей улыбаюсь.

— Здравствуйте, София. Простите, что так неожиданно свалилась вам на голову…

— Александра, заходи, заходи, — торопливо приглашает она меня в дом с озорным, даже чуть загадочным блеском в глазах. — У меня как раз готов подарок для тебя. Только-только закончила.

— Что вы? Какой еще подарок? Не нужно мне ничего, — отнекиваюсь я с мягким возмущением, проходя внутрь и снимая пальто. Чуть поправляю задернувшуюся вверх водолазку, приглаживаю растрепавшуюся косу.

— Отказов не принимаю, — с напускной строгостью предупреждает она. — Вот сюда, — Она взмахом руки указывает на дальнюю боковую дверь длинного коридора с необычайно высоким сводом.

— За той дверью ваша оранжерея? — воодушевляюсь я, мигом забыв о каком-то там подарке.

— А ведь ты у меня давненько не была, верно? — уточняет она, лукаво поглядывая из-под светлых ресниц, что только подтверждает мои догадки: мы идем в оранжерею.

— С седьмого класса, кажется, — припоминаю я, неотрывно следуя за ней. — Помню, тогда дедушка взял меня с собой… к вам в гости. Вы еще с ним вместе корпели над каким-то эссе… или романом молодого начинающего писателя. Не помню точно.

— А, да-да, точно, — вспоминает она. — Это был ныне известный писатель Коршунов. Правда, прославившись, он совсем позабыл о нас, — чуть грустноватым голосом добавляет она.

— Такое сплошь и рядом сейчас. Забываются первые учителя, наставники, коллеги. Даже родные и близкие забываются, когда слава и деньги неожиданно обрушивается на людские головы. Это уже в порядке вещей. Не стоит из-за этого расстраиваться, София, и уж тем более принимать на свой счет, — приободряю я ее, вглядываясь в ее слегка поникшие черты лица.

— Да разве ж я расстраиваюсь, Александра? Я рада, искренне рада за него. Молодец, такие романы пишет! А главное — жизненно и красиво, — одухотворенно замечает она. — Вырос мальчишка. Времени у него, наверное, совсем нет: пишет, — старается она оправдать поведение своего бывшего подопечного. Все же лучше так, чем предаваться унынию.