Грозные чары - Мэри Стюарт

В зеленоватом стекле мое отражение плыло и покачивалось так, что вполне могло бы напугать бедную леди Шалот[13] до полной потери и без того некрепкого рассудка. Халат, очевидно, был одним из театральных реквизитов сэра Джулиана – до полу, из густого, темно-красного шелка, и сразу приводил на ум благородную комедию. Все это вместе – роскошный халат, губная помада Фил, мои короткие вьющиеся волосы и огромный бриллиант у меня на пальце – создавало законченный цыганский эффект.

Ну и ладно, все равно не страннее, чем прочие наряды, в которых Макс меня уже видел. Я на мгновение задумалась, может ли это тоже расцениваться как «полуобнаженность». Хотя, собственно, сейчас это было не важно – ему и так хватало о чем подумать.

Напоследок состроив гримасу своему отражению, я вышла из спальни и направилась обратно по Галерее Ужасов и далее вниз по лестнице.

ГЛАВА 11

Увидя вас, я вашу власть признал

И сердце отдал вам навеки в рабство.

У. Шекспир. Буря. Акт III, сцена 1

Дверь музыкальной комнаты была приоткрыта, но, хотя внутри еще горела лампа, там никого не оказалось. Джин тоже исчез, на его месте стояло что-то похожее на остатки «Алка-Зельцера» и чашка – по всей видимости, с кофе.

Нерешительно топчась в дверях, я услышала быстрые шаги, и дверь черного хода под лестницей распахнулась, обдав меня струей прохладного воздуха.

– Люси? Ага, я так и думал, что слышу тебя. Все в порядке? Согрелась?

– Чудесно, спасибо.

Макс и сам выглядел совершенно другим человеком. Я обратила внимание, что на руке его белела свежая повязка и что сухая одежда – очередной толстый свитер и темные брюки – делала его не менее крепким с виду, чем прежде, но почему-то моложе, ближе к поколению Адони. Точно то же произошло и с его лицом: оно все еще оставалось усталым, но приобрело какое-то новое, напряженное выражение, отчасти похожее на темное возбужденное мерцание, озарявшее лицо Адони. В самом деле, похоже, выгодная поездочка...

– Твоя одежда... – поспешно произнесла я. – Ты ведь не намерен сегодня снова выходить?

– Не волнуйся, только чтобы отвести тебя домой. Пойдем в кухню, ладно? Там тепло и кофе есть. Мы с Адони как раз перекусываем.

– Обожаю кофе. Но не знаю, стоит ли задерживаться, – сестра, должно быть, уже с ума сходит.

– Я позвонил ей и рассказал, что произошло... в общих чертах. – Он улыбнулся мне мальчишеской улыбкой. – Собственно говоря, Годфри Мэннинг уже звонил и сообщил ей про дельфина и что ее кольцо нашлось, так что она на седьмом небе от счастья и говорит, что ждет тебя, когда бы тебе ни вздумалось появиться. Так что идем.

Я пошла вслед за ним через черный ход и вниз по голой гулкой лестнице. Похоже, прислуге Кастелло, на ее счастье, не дозволялось приобщаться к хозяйской роскоши, ибо людскую не украшали ни чучела животных, ни смертоносное оружие. Лично я обменяла бы все здание целиком, с органом и прочими излишествами, на эту кухню, чудесную огромную пещеру с пещеркой чуть поменьше – камином, где в железной корзине весело потрескивали здоровенные поленья, добавляя свой свежий смолистый аромат к запахам кофе и еды и озаряя просторное помещение живым мерцающим светом. Высокий потолок тонул в искрящихся тенях. Свисающие с темных балок пучки сухих трав и связки лука поблескивали и шевелились как живые в потоках теплого воздуха.

В центре кухни располагался деревянный стол размером в добрый акр, а в углу Адони жарил что-то на электрической плитке, которая, скорее всего, была сделана или, в крайнем случае, переэлектрифицирована им со Спиро. Аппетитно пахло беконом и свежесваренным кофе.

– Ты ведь съешь яичницу с беконом? – спросил Макс.

– Ей придется, – коротко бросил Адони через плечо. – Я уже поджарил.

– Ну-у... – протянула я, и Макс придвинул для меня табуретку поближе к огню, к тому концу стола, где на поверхности примерно в одну пятидесятую часть его площади громоздилась разнородная коллекция тарелок, ножей и вилок.

Адони поставил передо мной тарелку, и я ощутила вдруг прилив небывалого и упоительного голода.

– А вы уже поели?

– Адони да, а я как раз достиг стадии кофе, – ответил Макс. – Может, тебе тоже сразу налить?

– Да, пожалуйста. – Я гадала, удобно ли будет спросить про сэра Джулиана, и это навело меня на мысль о взятом без спроса халате. – Моя одежда еще не просохла, так что я позаимствовала у твоего отца халат. Как ты думаешь, он не станет сердиться? А то этот халат слишком уж великолепный.

– «Дарить улыбку»[14], – сказал Макс. – Ну конечно, не станет. Он будет в восторге. Сахар?

– Да, пожалуйста.

– Держи. Если сумеешь одолеть всю порцию, сомневаюсь, чтобы у воспаления легких остался хоть малейший шанс. Адони отличный повар, если его как следует прижать.

– Бесподобно, – отозвалась я с набитым ртом, а Адони подарил мне свою коронную сногсшибательную улыбку и сказал: «На здоровье», а потом спросил что-то у Макса. Я разобрала лишь (результат недели мучительного штудирования разговорника): «Она говорит по-гречески?»

Макс вздернул голову в том забавном жесте – как у фыркающего верблюда, – каким греки обозначают «нет», и юноша разразился длинной и пылкой речью, в которой я не уловила вообще ни единого слова, но которая, насколько я могла судить, содержала новости скорее срочные и захватывающие, чем дурные. Макс слушал, нахмурившись, без каких-либо комментариев, лишь пару раз прерывал это словоизвержение одной и той же греческой фразой, заставляя Адони сдерживаться и говорить медленнее и отчетливее. Я невозмутимо ела яичницу с беконом, стараясь не замечать, что Макс хмурится все больше и больше, а повествование Адони становится все взволнованней и взволнованней.

Наконец этот последний выпрямился и бросил взгляд на мою пустую тарелку:

– Хотите еще? Или, быть может, сыру?

– Ох, нет, спасибо. Все было чудесно.

– Тогда еще кофе?

– А там остался?

– Конечно. – Макс налил мне еще чашку и придвинул сахарницу. – Сигарету?

– Нет, спасибо.

Он уже хотел спрятать пачку обратно в карман, как вдруг Адони, убиравший мою тарелку, быстро и тихо произнес что-то по-гречески, и Макс протянул пачку ему. Адони взял три штуки, блеснул улыбкой в ответ на мой внимательный взгляд, потом сказал еще что-то по-гречески Максу, добавил: «Спокойной ночи, мисс Люси» – и удалился через дверь, которую я раньше не замечала, в дальнем углу кухни.

– Прости всю эту таинственность, – как ни в чем не бывало извинился Макс. – Мы укладывали отца спать.

– С ним все в порядке?

– Завтра будет. – Он бросил на меня взгляд. – Полагаю, ты знала про его... проблемы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});