ЦАРСТВО СТРАХА - Хантер Томпсон

По поводу интервенции на Гренаду чего только не гово­рили. Ее называли как угодно: от «припадочной дипломатии канонерок» до «давно уже назревшего возвращения к докт­рине Монро, жесткого и недвусмысленного предупреждения всем так называемым революционерам Американского полу­шария». «Мы преподали этим подонкам отличный урок», - сказал один американский бизнесмен в клубе «Ионосфера», что в международном аэропорту Майами. - Фидель Кастро и сандинисты теперь хорошенько подумают, прежде чем вы­кидывать свои фокусы».

* * *

В барах аэропортов и дорогих отелях третьего мира муд­рость порой обретаешь за сущий бесценок. Если находиться там достаточно долго, то наверняка узнаете все, что угодно. Однако по мере приближения к театру военных действий го­ворить о чем-либо, помимо погоды, становится по-настоящему сложно. В очереди к регистрационной стойки рейса LIAT, с Барбадоса на Гренаду (там час лету), ни один из моих попутчиков ни словом не обмолвился ни об интервенции, ни о том, что они собираются делать на острове. Да и в самом самолете преобладало гробовое молчание. Примерно поло­вину пассажиров самолета, жалкого и жаркого DC-4, составляли белые мужчины неопределенного рода занятий. Некоторые везли с собой накрепко закрытые чемоданы с дороги­ми камерами. Они носили выцветшие майки с эмблемами отелей, затерянных где-то на Востоке. Я узнал Эла Ракова из Сайгона, но он сделал вид, что мы впервые видимся, и я не стал настаивать.

Ситуация несколько усложнилась, когда самолет приземлился. Маленький грязный аэропорт оказался сумасшедшим домом, где царил бардак и гвалт, потные эмигранты и американские солдаты с М-16 наперевес так и снова­ли туда-сюда. Пассажиров с подозрительными паспортами отводили в сторонку и тщательно обыскивали. Над голо­вой мелькали вертолеты «Кобра», которые приземлялись и взлетали, похожие на огромных жужжащих пчел. Аэропорт жил по законам военного времени, любое нарушение законов и правил каралось жестоко и незамедлительно. К кар­тонной стене прибили напечатанный на пишущей машинке лист с информацией для прессы. Всем командированным журналистам рекомендовалось зарегистрироваться в военном пресс-центре в Сент-Джордже, на противоположном конце острова.

Когда я закончил возню с таможней, уже стемнело. Человек по имени Рэндольф помог загрузить мои чемоданы в багажник старого такси «Шевроле», и мы отправились в отель, в Сент-Джордж. Дорога все время забирала вверх. Она шла непрерывным серпантином, с резким обрывом по одной обочине и мокрыми черными скалами по другой.

Дорога заняла не меньше часа, при этом каждые три-четыре метра попадались глубокие выбоины, от которых клацали зубы. Расслабиться не было возможности, и я подумал, что неплохо было бы спросить Рэндольфа его мнение об интервенции. За всю дорогу он словом не обмолвился, и, раз уж он достался мне в водители на время командировки, я ре­шил предложить ему остановиться и выпить холодного пивка. Я предложил это по старому журналистскому обыкновению, не рассчитывая ни на какую дополнительную информацию, но Рэндольф меня удивил.

- Вы обратились по адресу, - сказал он с горечью. - Вы говорите с человеком, у которого Революция отняла жену.

Ну и дела, подумал я. Что-то в тоне его голоса заставило меня потянуться за миниатюрным диктофоном. Рэндольф говорил охотно, и ему нашлось, что рассказать. Мне только и оставалось, что подкидывать ему время от времени вопросы, направляя поток его красноречия, пока мы тащились на первой передаче в темноте.

Мы ехали по узкой проселочной дороге - главному шоссе этого острова. Проехали Гринвилл и Большую Бухту, протряслись по застывшей лаве у горы Ливан и горы Синай, миновали лес Гранд-э-Танг. Вдоль дороги виднелись маленькие домики, напоминавшие сельские пейзажи Новой Англии. Я откинулся на спинку сиденья, вслушиваясь в рассказ Рэндольфа. Поначалу я принял его за осведомителя ЦРУ - очередного разговорчивого таксиста-туземца, который совершенно случайно подворачивается под руку журналистам, когда они выходят из ангара таможни и потерянно озираются, не разбирая перед собой ничего, кроме нагромождения деревянных хижин в пальмовой роще на берегу моря.

Аэропорт «Перлз» напоминает типовые аэропорты, которые американцы строили на Филиппинах 50 лет назад, с грунтовой дорогой вдоль посадочной полосы и десятком служащих-местных, весь рабочий день напролет проводящих в баре за разговорами.

Всего на острове 110000 человек, то есть примерно столько же, сколько живет в Лексингтоне, штат Кентукки.

Таким образом, плотность населения на Гренаде составляет один человек на квадратный километр - сравните с тремя людьми на квадратный метр в Гонконге. Гренада, совершен­но очевидно, остров слаборазвитый, не идущий ни в какое сравнение с Барбадосом, Ямайкой или Тринидадом. Трудно вообразить, что здесь стряслось что-то, попавшее на передовицы газет по всему миру и спровоцировавшее интервенцию американской морской пехоты.

Но Рэндольф объяснил мне, что на другой стороне острова, где, собственно, и произошло столкновение, творятся совсем другие дела. Он откровенно радовался тому, что американцы наконец высадились на Гренаде. Американская интервенция освободила его от того кошмара, в который они с женой угодили, присоединившись, как альбатросы, к революции пять лет назад. Ни он, ни его жена не были коммунистами, а слово «марксизм» они слышали если только в школе, вместе с Морисом Бишопом, и Бернардом Коардом, и другими соседскими детьми. О США они знали только, что это такая большая экономически развитая держава, где солдаты и ковбои перебили всех индейцев. Они ничего не знали о России, Кубе или оружии.

На Гренаде многое изменилось после независимости. Не­сколько мальчиков уехали учиться в Англию и вернулись, одержимые странными идеями и амбициями. Они утверждали, что новое правительство независимой Гренады коррумпировано, премьер-министр - псих, а их остров безнадежно отстал от жизни. Бишоп и его друзья решили основать собственную политическую партию, которую назвали Движение «Новая Жемчужина». Они утверждали, что их партия - партия народа. «Жемчужина» объединила молодых людей с туманно-социалистической платформой. На демонстрациях звучал реггей. К ним на энтузиазме, сдобренным травой, присоединились сотни людей, составивших костяк партии. Им удалось отстранить от власти Эрика Гейри и привести к ней Мориса Бишопа.

Рэндольф одним из первых вступил в партию, искренне надеясь, что «Жемчужина» способна устроить лучшую жизнь для гренадского народа. Будучи бизнесменом, он лично знал всех лидеров движения. Пока Бишоп учился в Лондонской Школе Экономики, а Коард - в Дублинском Университете, Рэндолф поднимал свой бизнес - частную транспортную компанию - и откладывал на покупку собственного дома. Когда «Новая Жемчужина» пришла к власти, у него оказалось немало высокопоставленных друзей. В их число входил Хендрик Радикс, новый генеральный прокурор, и Хадсон Остин, которого вскорости назначили руководить генштабом Народной Революционной Армии. У Рэндольфа настали жирные времена - жизнь шла, что в твоем кино. Он построил дом на холме с видом на Сент- Джордж, получил коммерческую лицензию на грузовые перевозки. Он обладал достаточным влиянием, чтобы за­получить для своей жены пост в Центральном Комитете партии.

Затем все полетело под откос. Сначала генерал Остин кинул его на внушительную сумму. Затем Филлис Коард, жена вице-премьера, заманила жену Рэндольфа на Кубу, откуда та уже не вернулась. Тогда-то жизнь Рэндольфа и рухнула в тартарары.

* * *

Мой диктофон работал, пока мы не припарковались у отеля. По дороге мы несколько раз остановились у еле освещенных придорожных хижин, где брали охлажденное пиво, которое Рэндольф оплачивал из своего кармана, поскольку я еще не обменял гренадские деньги.

- О чем ты, - говорил он. - Мне только приятно заплатить.

Так все и было. Мы оба получали удовольствие от разговоров. Что может быть приятней, чем приехать в страну, где идет война и у каждой харчевни выпивать с приличными людьми. Лишь однажды пришлось понервничать: огромный негр в майке с короткими рукавами обозвал меня «глупым русским подонком», но Рэндольф без лишних слов отогнал его.

- Он совсем сумасшедший, - сказал он мне. - Один из тех психов, которые сбежали из больницы, когда началась бомбардировка.

* * *

Из моей комнаты в отеле «Сент-Джордж», расположенном на склоне крутого холма, открывался вид на порт и центр города. Я наблюдал, как город понемногу пробуждается жарким воскресным утром. В шесть начинают кукарекать петухи, в семь уже бьют веселые церковные колокола, а когда я просыпаюсь в девять, на полу, между моей кроватью и душем, лежат наполовину обглоданные грозди сине­го винограда - ночью меня навестила летучая мышь. Саму мышь я не видел, но виноград она оставляла еженощно. Каждую ночь она залетала через окно в комнату и грызла виноград, свешиваясь с потолка вверх ногами. Ни революция, ни вторжение американских солдат и кучи иностранных журналистов-сплетников никак не изменили этого ее обыкновения.