Не судите леди по одежде (ЛП) - Маклейн Сара

Но тогда их игре придёт конец, а он не был к этому готов. Дункан откинулся на роскошную велюровую спинку сиденью, сопротивляясь своим низменным желаниям.

– Скажи мне, – попросил он. – Теперь, когда я полностью в твоём распоряжении, что ты собираешься со мной делать?

Она взяла с соседнего сиденья плоский свёрток.

– У меня для тебя послание.

Дункан замер, внезапно разозлившись, что Чейз умудрился проникнуть в это тихое место, нарушив своим незримым присутствием многообещающий вечер.

– Я же сказал, что не хочу, чтобы ты передавала послания от Чейза.

Джорджиана опустила свёрток себе на колени.

– То есть ты не хочешь узнать, что внутри?

– Конечно, хочу. Я просто не хочу, чтобы ты в этом участвовала.

Она начала играть пальцами с бечёвкой на свёртке.

– У тебя нет выбора.

– Нет, но у тебя он есть. – В его голосе послышались обвинительные нотки. И Дункану это не понравилось.

Она взяла досье на Тремли и протянула ему.

– Держи, – твёрдо, но немного печально, проговорила Джорджиана.

Дункан прищурился.

– Подвинься ближе к свету.

Джорджиана глубоко вздохнула, и на мгновение ему показалось, что она не согласится. На мгновение ему показалось, что всё может закончиться прямо здесь и сейчас. Что она остановит карету и вышвырнет его вон. Что она откажется от своего предложения безобидного романа.

Потому что внезапно роман перестал казаться ему безобидным.

Джорджиана наклонилась вперёд, и его взору открылось её прелестное лицо.

Без макияжа.

Несмотря на платье и парик Анны, сегодня она была Джорджианой. И пришла к нему по доброй воле. Чтобы этим вечером предаваться удовольствию. Или целую неделю. Или даже две. До того момента, как выйдет замуж и окунётся в новую жизнь.

Совершенно непохожую на эту, в которой она передавала послания между двумя самыми влиятельными людьми Лондона.

Джорджиана протянула досье.

– Забирай и давай вернёмся к более приятной теме.

Он посмотрел на пакет с досье на Тремли, которое поможет защитить сестру. И жизнь самого Дункана. У него не было ничего ценнее этого тайного досье, потому что оно - ключ к его будущему.

И всё же в глубине души Дункану хотелось выбросить этот чёртов пакет в окно и приказать экипажу ехать дальше. Чтобы увезти Джорджиану подальше от Чейза. Чтобы убежать от той правды, которая, казалось, подбиралась к нему всё ближе и ближе с каждым днём.

Если бы не сестра, пошёл бы он на сделку?

Дункан забрал свёрток и положил к себе на колени. Джорджиана откинулась назад, вернувшись в тень.

– Вне зависимости от наших желаний мы не можем перестать обсуждать дела, потому что ты имеешь к ним непосредственное отношение.

И ему это совсем не нравилось, но он быстро вскрыл пакет, сгорая от нетерпения посмотреть, что внутри. Дункан вытащил стопку бумаг, исписанную знакомым почерком Чейза, и поднёс верхний листок к маленькой свече на стене в плафоне из стали и стекла.

"Средства изъяты из казначейства".

Дункан перевернул страницу.

Далее следовали послания от полудюжины высокопоставленных членов Османской империи.

Подтверждения секретных встреч.

И измены.

Его сердце бешено заколотилось, он закрыл досье. Доказательства. Неоспоримые, безупречные доказательства. Дункан вернул листочки в конверт, в котором они лежали, обдумывая значение их содержания. Истинная ценность этих сведений была практически непостижима уму. Они уничтожат Тремли. Сотрут его с лица земли.

Они, без сомнения, защитят Уэста.

Он взял маленький клочок бумаги, который прилагался к досье, и прочёл строки, написанные знакомым размашистым почерком.

"Я ни на секунду не поверю, что твоя просьба - результат мастерства репортёра; ты знаешь что-то, чем не хочешь поделиться.

А мне не нравится, когда ты не делишься".

Тем хуже для Чейза.

Уэст не собирался делиться с ним ни тем, откуда он знает Тремли, ни тем, что происходит у него с Джорджианой.

Его взгляд метнулся к ней. Дункан ни за что не станет делиться Джорджианой.

– Ты сделала свою работу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Я уж надеюсь, – сказала она.

– Отлично, – согласился он. – Здесь всё, на что я рассчитывал.

Джорджиана улыбнулась.

– Рада слышать, что содержимое стоило твоих хлопот.

Намёк на то, что его помощь не бесплатна. Так и было, даже если он и не хотел признавать правды. Дункан отогнал мысль прочь.

– И вот мы наедине.

– Хочешь сказать, что я заплатила тебе за дружеское общение? – спросила она с улыбкой в голосе.

Нелепый вопрос. Или нет. Дункану показалось, что им манипулируют, как будто всё это было тщательно спланировано.

– Око за око, – сказал он, вторя многим их разговорам. Её словам. Его.

Дункан не видел её лица, но остро чувствовал на себе взгляд Джорджианы. Свет в карете был устроен таким образом, чтобы внести дисбаланс. Наделить превосходством только одного оппонента, того, кто был скрыт во тьме. Но, когда она, наконец, заговорила, в её голосе звучало волнение:

– Сегодня всё не так.

– А в другие ночи?

Он не мог вынести мысли, что она не раз вот так же встречалась с другими мужчинами. Дюжины. Сотни раз.

Она провела ладонями по разметавшимся юбкам, шёлк зашелестел, играя на нервах Дункана.

– Бывают ночи, когда тайными сведениями торгуют. А в другие - выдают бесплатно.

– Но они не бесплатные, – сказал он. – Эти сведения - плата за статьи в моих газетах. За каждый твой танец с Лэнгли. За танцы с другими джентльменами.

– С охотниками за приданым, – уточнила она.

– Да, – согласился Дункан. – Я других и не обещал.

– Ты обещал, что меня примут в обществе.

– И тебя примут. Но выйдешь ли ты замуж не за охотника за приданым? Вряд ли. Если только... – он замялся.

– Если только что?

Он вздохнул, испытывая отвращение к той сделке, которую они заключили, хотя она и не переставала его искушать. Ему то и дело в голову приходили разнообразные возможности.

– Если только ты не захочешь поделиться с ними правдой.

– Какой правдой? – спросила она. – Я мать-одиночка. Дочь одного герцога. Сестра другого. Воспитана в аристократических традициях. Я, как скаковая лошадь, выведена специально для их мира. Эта правда и так всем известна.

– Нет, – проговорил он, – им известна далеко не вся правда.

Она издала лёгкий смешок, лишённый всякого юмора.

– Ты имеешь в виду Анну? Думаешь, они приняли бы меня радушнее, если бы знали, что я провожу ночи в клубе?

– Всё не так просто. Ты намного более сложная личность.

Дункан не знал, что именно он имел в виду, но был уверен в своей правоте.

– Ты ничего обо мне не знаешь. – По её тону он понял, что разозлил Джорджиану.

Ему захотелось протянуть руки и вытащить её на свет. Но он сдержался.

– Я знаю, почему ты говоришь, что любишь тьму.

– Почему? – спросила она так, будто сама уже не была в этом уверена.

– Во тьме легче прятаться, – ответил он.

– Я не прячусь, – настоятельно заявила она. Знает ли Джорджиана, что лжёт сама себе?

– Прячешься, как и все мы.

– А от кого прячешься ты? Какую скрываешь правду? – В словах прозвучала не только насмешка, но и признание. Жаль, что он не видел её глаз, они всегда выдавали правду.

Потому что она не только королева греха и ночи. Уверенность, которую она демонстрировала на людях - наносная. Джорджиана не была всесильна. В ней присутствовало что-то ещё, что делало её человеком. Делало настоящей.

Делало её самой собой.

Они продолжали играть в её игры, и Дункан не возражал.

Но моменты проблеска её настоящей натуры нравились ему куда больше.

Он отложил свёрток в сторону, наклонился вниз, взял её маленькую ножку, обутую в туфельку, и положил к себе на колени. Дункан пробежался пальцами по стройной лодыжке, наслаждаясь тем, как под его прикосновением напряглись мышцы. Он улыбнулся. Как бы Джорджиана ни притворялась спокойной, её тело не могло лгать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})