«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Одни стоят возле угольной кучи внизу в трюме и наполняют ведра, другие подают ведра наверх – в этом никто не сравнится с Якобсеном, который огромными своими ручищами перекидывает ведро за ведром, словно это щепки для растопки, остальные снуют с угольными ведрами взад и вперед между главным люком и шканцами и опрокидывают ведра в бункера; наконец Амунсен, весь черный, наводит порядок в бункерах. Угольная пыль носится над всей палубой, так что она походит на кочегарку, собаки – грязные и черные – забились по углам, а мы сами – ну, мы-то, конечно, в такой день имеем не очень-то привлекательный вид.

Зато физиономии наши способны поднять упавший дух: темнокожие, татуированные черными полосами вдоль и поперек, белые зубы и сверкающие на темном фоне белки глаз.

Если мы сходим вниз и притрагиваемся рукой к белой стене, то на ней тотчас же отпечатывается черный плакат – пять растопыренных пальцев. Двери особенно богаты этого рода воспоминаниями; подушки и диванные сиденья пришлось повернуть обратной стороной, так как иначе на них остались бы слишком прочные знаки другой, самой мягкой части тела. А скатерти – ну, к счастью, у нас ничего такого нет и в помине.

Короче говоря, перегрузка угля – самое темное и мрачное занятие, какое только можно себе представить в столь светлом окружении. Хорошо еще, что у нас достаточно воды для умывания, ее нам предлагает каждая лужа на льдине, так что не потеряна еще надежда, что мы когда-нибудь снова станем чистыми, – тем более что подобную возню с углем нам приходится затевать, кажется, в последний раз».

«Понедельник, 25 сентября. Крепче и крепче вмерзаем в лед. Прекрасная тихая погода. Ночью было 7 градусов мороза; наступает зима. Нас посетил медведь, который, однако, удалился, прежде чем кто-либо удосужился в него выстрелить».

Глава шестая. Полярная ночь

Похоже было, что мы и в самом деле засели крепко. Я уже рассчитывал, что «Фрам» освободится изо льдов не прежде, как по ту сторону полюса, когда мы приблизимся к выходу в Норвежское море. Стояла поздняя осень. Солнце с каждым днем опускалось все ниже, и температура постепенно падала. Приближалась полярная ночь, грозная и страшная полярная ночь. Нам ничего другого не оставалось, как подготовиться к ее наступлению. Мало-помалу наше судно превращалось, насколько это было возможно, в удобное зимовье.

Прежде всего мы приняли все меры предосторожности против губительного действия мороза, плавучих льдов и других враждебных человеку сил природы, которые, как пророчили, должны были сломить нас. Руль вынули из рамы, чтобы его не повредило при сжатиях льда. Хотели сделать то же самое с винтом, но так как он вместе с железной рамой значительно усиливал кормовую часть судна и, главное, защищал рулевое управление, то в конце концов решили оставить винт на месте.

С машиной тоже возни было немало: ее разобрали на части, каждую часть смазали и убрали на зиму; осмотрели и тщательно очистили шатуны, поршни, цилиндры. Эта работа производилась особенно тщательно. Амунсен возился с машиной, как с собственным ребенком; и ранним утром и поздним вечером он был внизу и буквально нянчился с ней. Если кто-нибудь поддразнивал его этим, он вызывающе сверкал глазами, и мы знали, что за этим последует: «Говорите что хотите, но подобной машины нет во всем свете, стыдно и грешно не позаботиться о ней как следует». И он это делал основательно; за все три года не было дня ни зимою, ни летом, чтобы он не побывал внизу у своей машины, не постучал по ней и не поухаживал за ней хотя бы немного.

Трюм несколько разгрузили, освободив там место для столярной мастерской. Слесарная помещалась у нас в машинном отделении, кузница – сперва на палубе, а потом на льду; жестяных дел мастера работали чаще всего в навигационной рубке; сапожные, парусные и другие работы производились в кают-компании. Во всех этих мастерских в течение всего плавания работали оживленно и весело. Не было предмета – от точнейшего прибора до деревянных сапог или топорища, – которого бы не могли смастерить на борту «Фрама». Когда обнаружился недостаток в лот-лине, на льду была оборудована канатная мастерская.

Затем занялись установкой ветряного двигателя для динамо-машины, чтобы обеспечить электрическое освещение. Во время хода корабля динамо приводилось в движение паровой машиной. Теперь мы довольствовались в наших темных каютах светом керосиновых ламп. Ветряной двигатель установили с левого борта на фордеке, между большим люком и релингом. Понадобилась не одна неделя работы, чтобы оборудовать это важное приспособление как следует.

Для динамо, как упоминалось выше, мы взяли с собой также ручной привод. Я думал, что он пригодится для моциона, когда не будет никакой другой подходящей работы. Такое время, однако, так и не наступило, и приводом поэтому не пользовались. Всегда находилась та или иная работа, и никогда не составляло труда найти каждому дело, которое не только давало достаточный моцион, по так занимало мысли человека, что время не тянулось для него нескончаемо.

Надо было внимательно следить за состоянием корабля и оснастки, чинить паруса, осматривать такелаж и т. п.; разыскивать в загроможденном ящиками и бочонками трюме необходимые коку продукты, добывать лед, хороший чистый пресный лед, доставлять его на камбуз, чтобы там получить воду для питья и умывания.

А работа в различных мастерских?.. То «кузнец Ларc» должен выпрямить тяжелые шлюпбалки, погнутые волной в Карском море, то выковать какой-нибудь крюк, или нож, или капкан для медведя, или еще что-нибудь другое. То жестянщик, которым был все тот же «кузнец Ларс», спаивал жестяное ведро для оттаивания снега в камбузе. То механику Амунсену давался заказ на тот или иной прибор, например, измеритель скорости течения новой конструкции, или что-либо подобное.

Часовых дел мастер Мугст проверял и чистил термографы или вставлял новую пружину в чьи-нибудь часы. Парусных дел мастер получил заказ на крупную партию собачьей упряжи. Наконец, каждый из нас был сам себе сапожником и тачал парусиновые сапоги на толстой теплой шерстяной подошве – по последней модели Свердрупа. Механик получил заказ: изготовить партию цинковых пластинок с нотами для органа – самоновейшее изобретение руководителя экспедиции. На обязанности электротехника лежали осмотр и чистка аккумуляторных батарей, которым грозила опасность замерзнуть.

Когда, наконец, был готов ветряной двигатель, за ним пришлось постоянно наблюдать, держать его «по ветру», т. е. разворачивать крылья в надлежащую сторону, а если ветер задувал слишком сильно, лезть наверх и «убавлять паруса» – работа на зимнем холоду не из приятных. Исполнявшему ее не раз приходилось усиленно дуть на пальцы и старательно растирать кончик носа, прежде чем снова спуститься вниз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});