Трон тени - Векслер Джанго

Там, внутри, за дверями Второго доходного, злосчастный клерк с ужасом взирал на то, как обретают плоть худшие его кошмары. Теоретически всякий, кто владеет залоговым письмом, вправе когда угодно явиться в банк и потребовать звонкую монету в обмен на этот клочок бумаги. Само существование банка зиждется на его способности исполнить подобное требование. На практике, разумеется, так поступают немногие, но всякий банкир живет в страхе перед днем, когда люди, доверившие ему свои деньги, толпой явятся требовать их обратно. Для Второго доходного такой день настал. У каждого, кто сейчас толкался в очереди, было на руках залоговое письмо, и каждый желал обналичить его сейчас, из страха, что завтра банк будет не в состоянии выплатить деньги. Кассиры, бледные, с натянутыми застывшими улыбками, обязаны были выдать наличные предъявителю каждого письма. Вот только наличных в хранилище на всех не хватит — и толпа об этом знала.

Вскоре после открытия к собравшимся вышел один из служащих Второго доходного и, нервничая, объявил, что банк, дескать, совершенно надежен и им не о чем беспокоиться. Он даже позволил себе пошутить: мол, если кому приспичило сжигать залоговые письма, он ничуть не против такой причуды, поскольку в итоге положение банка лишь укрепится.

Шутка не сработала. Всякому было известно, что банковские служащие ведут себя так только в случае неприятностей; когда банку и в самом деле ничего не грозит, они преспокойно сидят в своих кабинетах и любые претензии встречают презрительным молчанием. Все, кто был на Триумфальной площади, слышали речь Дантона, а после видели, как колонна горожан решительно двинулась к Бирже, направляясь прямиком во Второй доходный, чтобы обналичить залоговые письма. Для многих этого оказалось достаточно, а решающим доводом стал вид очереди к его дверям. Корабль Второго доходного шел ко дну, и никто не хотел остаться без места в шлюпке.

— Смотри, — сказала Кора, — у Коронного тоже очередь. И еще одна у «Спенса и Джексона». Расходится, как зараза.

— Естественно, — отозвалась Расиния. — Если уж такое солидное учреждение терпит крах только потому, что кто–то там произнес какую–то речь, — разве то же самое не может случиться с любым другим банком? Лучше затолкать свои сбережения в чулок и спрятать под тюфяк.

— Надо было мне вложиться в чулки, — сказала Кора. — Или в тюфяки.

Расиния сочувственно похлопала ее по плечу.

— Прости. Тебе, должно быть, нелегко все это видеть.

— Э… не совсем. — Глаза Коры вдруг забегали. — На самом деле, все не так плохо.

Расиния вопросительно изогнула бровь. Кора вздохнула.

— Я хотела тебе рассказать, — пробормотала она, — да все к слову не приходилось.

— Что ты натворила?

Ничего особенного. Ты же знаешь, я должна была купить все эти письма, чтобы мы потом могли их раздать.

Расиния кивнула.

Мне нужно было как–то объяснить, чего ради я скупаю залоговые письма Второго доходного, иначе на Бирже сразу заподозрили бы неладное. И вот я одновременно заключила сделку на продажу этих же писем — как если бы мы просто перемещали свои вложения.

— Но если ты продала письма…

— Не продала, а заключила сделку о продаже писем на Бирже Виадра. И доставку там ждут не раньше, чем через три дня. До Бореля, знаешь ли, путь неблизкий.

— Но у тебя больше нет этих писем! Мы же их раздали!

— Верно, — улыбнулась Кора. — Но на самом деле, когда я увидела цены, то в конце концов продала гораздо больше писем, чем купила.

— То есть, — начала Расиния, изо всех сил пытаясь хоть что–то понять, — кто–то будет очень зол на тебя, когда выяснится, что ты продала товар, который не можешь доставить?

— Нет–нет! — воскликнула Кора, искренне изумившись такому предположению. — Ты не понимаешь. Как только банк рухнет, его залоговые письма потеряют почти всякую ценность. Я просто выкуплю у покупателей все их контракты по паре пенни на орел. Они, конечно, все равно будут злиться, но, думаю, как только новости о крахе дойдут до Виадра, там начнется нешуточная паника.

— То есть…

— Мы все равно получим деньги с продаж, — проговорила Кора таким тоном, словно объясняла что–то маленькому ребенку. — Но доставлять мы никому и ничего не обязаны.

— Значит, ты заработала деньги.

Кора кивнула.

— Много денег?

Девочка вновь, с некоторой робостью, кивнула.

— Я не была уверена, что могу затевать все это, не спросив прежде твоего разрешения, но времени у нас было немного, и пока я искала бы тебя, Биржа могла закрыться…

— Кора, — перебила Расиния, крепко взяв ее за руку. — Пойдем со мной.

На лице девочки отразилась паника, но Расиния непреклонно увлекла ее с балкона в номер. Сартон все еще наблюдал за толпой, но зато появился Бен, и Фаро притащил плотно набитый холщовый мешок, в котором звякали бутылки. Увидев Расинию, он выразительно помахал узким бокалом — там пенилось белое игристое вино.

— Рас! — воскликнул он. — Присоединяйся! Мы празднуем!

Расиния приняла у Фаро бокал и торжественно вручила его Коре.

— Ты это заслужила, — сказала она. — После того как мы победим, я попрошу депутатов сделать тебя министром финансов.

«И это не шутка, — думала Расиния, глядя, как девочка осторожно отпивает шипучее вино. — Господь свидетель, она будет ничуть не хуже тех, кто ведал финансами в последние годы».

У ее отца было много прекрасных качеств, но он никогда не уделял внимания денежным вопросам, и очередной глава казначейства подбирался на должность исходя скорее из его политических связей, нежели из способности делать дело. Потом был Григ, один из приспешников Орланко, который последние пять лет кропотливо встраивал систему откупа налогов в свою частную империю. Для разнообразия было бы приятно увидеть на этой должности девочку–подростка.

Кстати, — заметил Фаро, — мне пришлось спрятать Дантона в передней спальне. Надо будет потом придумать, как незаметно вывести его оттуда.

Расиния круто развернулась к нему.

— Ты привел его сюда?

Фаро пожал плечами.

— После речи на Триумфальной его номер в «Королевской гостинице» был полон народу. Я не знал, куда еще его девать. Да брось, — добавил он, увидев лицо Расинии, — нас никто не видел.

«Тебе–то откуда знать?»

Фаро всегда был высокого мнения о своих талантах, но Расиния не разделяла его уверенности. До Сот ему уж верно далеко.

Бен похлопал ее по плечу:

— Успокойся, Рас, это же ненадолго, пока не стихнет шум. Выпьешь?

Расиния тяжело вздохнула, но все же взяла у него бокал и приличия ради отпила глоток вина.

Они до сих пор не воспринимают все это всерьез. Коре позволительно, она еще ребенок, но вот все остальные…

«И почему только я — единственная, кого хоть что–то тревожит?»

* * *

Прошло время, половина бутылок, принесенных Фаро, опустела, и толпа на Бирже начала рассеиваться под суровыми взглядами жандармских патрулей.

Второй доходный приостановил выплаты около полудня, признав перед всем миром, что неспособен выполнить свои обещания. То был поворотный момент, которого Расиния ждала со страхом, — момент, когда толпа обычных горожан могла превратиться в орду бунтовщиков, жаждущих скорой и жестокой расправы. По счастью для всех заинтересованных лиц, все утро к банку, постепенно заменяя бродяг и бедняков, стекались охваченные паникой состоятельные горожане, а значит, когда крах банка стал свершившимся фактом, очередь у его дверей состояла по большей части из представителей высшего сословия. Не обошлось, конечно же, без криков, небольшой толкотни, драматических обмороков или приступов истерики, однако эта толпа состояла уже не из тех, кто швыряет камнями в стекла. Опять же, к тому моменту на месте действия скопилось уже немало жандармов, и сегодня они действовали с непривычной расторопностью. Все утро Расиния наблюдала, как строятся шеренгами зеленые мундиры, как прибывают к ним все новые силы подкрепления, — и мысленно благодарила того, кто вдохнул это деятельное усердие в обыкновенно нерадивых защитников порядка.