Тени Огнедола. Том 4 - Эри Крэйн

ребенок

Наше время

1124 год от основания Церкви

Спустя 11 лет после уничтожения Лона друидов

Один день до годовщины Дня Единения

Безвременье купалось в солнечном свете и журчании воды в фонтанах, смехе детворы и болтовне послушников Соборного и учеников Академии Картильи. Куда ни посмотри, взгляд натыкался на молодые, полные энергии лица. И на воздушных кочевников. После того, как летающий остров «пришвартовался» у восточных берегов Огнедола, его молодежь хлынула на материк рекой, и, разумеется, Безвременье стало одним из любимейших мест для посещений.

Кирай спешил. Он только-только сошел на землю с дирижабля и теперь распугивал прохожих своим небритым видом, в котором те каким-то чудом углядели свирепость. Единственное, что он успел сделать по прибытию в Безвременье, это позвонить в гостиницу, которую, как и многие другие, оккупировали воздушные кочевники, и в которой сейчас жила Рисса. Он пообещал, что вечером зайдет к ней, и торопливо повесил трубку, не в силах вынести ее радостные визги. До вечера оставалось всего несколько часов, и ему жизненно важно было встретиться с Лимусом. Только друг мог спасти его голову и подсказать, как сообщить Риссе, что ему придется стать затворником на безлюдном острове без возможности видеться с ней даже изредка. Возможно когда-то Гериал и найдет других церковников, которым можно доверить Рифу, но Кирай на это не слишком рассчитывал.

Командир ни к чему не принуждал его. Кирай сам предложил этот вариант, глядя на то, что творится в Срединном. Предложил уже после того, как Каюра выгнала оттуда Лимуса, а заодно и Риссу — от греха подальше. И если для друга решение Кирая не должно было стать концом света, то в случае с Риссой дело обстояло намного сложнее.

— Эй, вы гляньте, куда забрался!

— Да это первокурсник какой-то!

— Ага, как же. За такие фокусы его тут же турнут. Нет, это наверняка выпускник.

— Смотрите, что делает. Во дает!

Площадь между Соборным училищем и Академией Картильи никогда не замолкала. Даже ночью здесь находились любители горланить песни и отпускать похабные шуточки в сторону девушек, невесть что забывших в такое время на улице. Но сегодня площадь бурлила, будто похлебка на выкрученной до предела плите. Лимус назначил встречу на их «заветном» месте у фонтана, где они впервые познакомились, столкнувшись лбами. Но в таком столпотворении еще попробуй его найти.

Кирай проследил за тычущими вверх пальцами и уставился на шип, венчающий колокольню Академии.

— Ну что ты опять устроил, Лимус? — пробормотал он и стал пробираться поближе к башне.

Он узнал долговязую фигуру друга, коронованную огненно-рыжей шевелюрой, даже с такого расстояния. Еще бы не узнать! Тот забрался на самую верхушку шпиля, буквально на самую верхушку, и стоял на ней, едва покачиваясь, словно клятый фонарь.

— Нашел же время для фокусов, — ворчал церковник.

Наверняка Каюра уже все ему сообщила, и маг решил устроить прощальную вечеринку или другую глупость.

— Эй, смотрите, он сейчас упадет! — крикнул кто-то и несколько особо впечатлительных девушек ахнули.

Упадет, еще чего. Лимус мог балансировать на острие иглы и не упасть, а тут целый шпиль.

Но все же Кирай бросил на башню обеспокоенный взгляд. Лимус по-прежнему был там, красовался в лучах всеобщего внимания и, вероятно, ждал восторженных оваций.

А затем он раскинул руки в стороны и прыгнул. Толпа магов ликующе взвыла, а послушники загалдели, высмеивая «дисциплину», что прививают в Академии.

«Что ты творишь, раскрывай уже перепонки», — в голове Кирая пронеслась мысль. Пронеслась стремительно, во весь опор, изо всех сил стараясь оторваться от той, что следовала за ней по пятам: руки мага раскинуты в стороны, но перепонок нет — ни ножных, ни торсовых.

Лимус не в летательном костюме.

Удар прозвучал как-то глухо. Наверное, Кирай плохо расслышал его из-за того, что тот совпал с ударом сердца, от которого, казалось, лопнут ребра и качающая кровь мышца.

Толпа подалась в стороны, будто стая мальков в пруду, в которую бросили камень. Всего на долю мгновения на площади воцарилась тишина, подобную которой город знал лишь тогда, когда был скрыт в недрах земли. А потом закричали женщины, и все понеслось, полетело, как сорвавшаяся с обрыва телега.

— Пропустите! В сторону! Прочь! Все прочь!

Услышь Кирай свой голос со стороны, и он его не узнал бы.

Он расталкивал людей, поначалу стараясь помнить, что далеко не все из них церковники. Но с каждым новым шагом толпа становилась плотнее, она словно нарочно не позволяла ему пройти, и он принялся отбрасывать мужчин и женщин в стороны, будто снопы соломы, уже не осознавая, что делает.

В какой-то момент поле из людей поредело, раздалось в стороны, выпустило из своих тисков.

Кровь. Там было так много крови. Будто нерадивая доярка разбила кувшин с молоком, только молоко было красным и горячим. И липким, каким же липким оно было!

Кираю казалось, что он никогда не отмоет эту красноту со своих рук. Что она въестся в кожу, проникнет внутрь, отравит, расползется по всему телу неизлечимой болезнью. Но он все равно пачкал в ней пальцы и ладони, упав на колени подле распластавшегося тела, и не знал, что ему делать.

— Врача! Приведите врача! — кричал кто-то или же он сам. — Здесь есть «светочи»? Найдите хотя бы одного!

Нет, все-таки это был он. В те годы никто не додумался бы звать «светоча». Те, не высовываясь, сидели в резервации, построенной для них неподалеку от Центра изучения Светоча, о котором пока толком еще никто и не знал. Радио и телевидение только начали кампанию по их реабилитации. Но даже окажись рядом кто-либо из них, они ничего не смогли бы сделать. Светоч мог исцелить практически любые раны. Но здесь уже некого было исцелять.

— Лимус… Лимус, что ты наделал? — Кирай раскачивался над телом друга, запустив пальцы в волосы. — Зачем, Лимус…

Он хотел бы поднять того, прижать к себе, но боялся, что от малейшего прикосновения черты лица мужчины еще больше исковеркаются. Превратят его из вечно смеющегося балагура, выдающегося мага корпуса мечников, ученика знаменитейшего из децемвиров воздушных кочевников, в кого-то другого.

— Почему, Лимус, почему…

Ответ был известен с самого начала. Но Кирай осознал его, только когда пришел в себя, сидя у стены на полу в морге, куда привезли тело Лимуса. Он не помнил, как здесь оказался. Не помнил, как покалечил нескольких человек, которые пытались увести его от тела друга. Не помнил скрутивших его церковников и прилетевшего по затылку успокаивающего удара дубинки. Не помнил, как заметно поубавился пыл стражи, стоило им обнаружить в