Преданная. Невеста (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

на локти. Забираюсь выше. Он перехватывает за щиколотки и дергает обратно. Хочет по-своему.

Мы оказываемся слишком близко лицом к лицу. Исцелованные им губы горят. Пульсируют. Просят. Я непроизвольно спускаюсь взглядом на его рот. Сердце ускоряется.

— Отсосешь, когда скажу.

Губы складываются в грубость. Из-за возмущения дыхание сбивается. Выплевываю абсолютно искреннее:

— Не дождешься.

Проебываю своей несдержанностью второй раунд. Дура.

Упираюсь в горячую грудь, чтобы оттолкнуть, но вместо этого скребу по ней, потому что во рту снова его язык.

Руки грубо дергают, указывая мне место. Под ним.

Между нормальными людьми вот сейчас бы шел бешеный по накалу диалог, полный взаимных упреков и лжи. А мы с господином судьей отчаянно лижемся.

Он не брезгует. Видимо, я правда лучше Кристины. Цепляет пальцами ткань стрингов и тянет вниз. Я послушно приподнимаю бедра.

Рвет — шиплю.

Отрываюсь и испепеляю взглядом.

Дыхание спирает от ответной черноты и брошенного на опережение:

— Другие купишь. Денег дам.

— Да в задницу твои день…

Он в задницу отправляет мои возмущения. Закрывает рот своим. Не дает нормально продышаться.

На лобок ложится его рука. Это чертовски ожидаемо, но я теряюсь. Он чувствует это. Рвет контакт слизистых и ловит взгляд.

Смотрит в мои глаза своими чернющими безднами, медленно скользя по выступившей влаге.

На мое:

— Просто секс люблю. И пьяная.

Отвечает новой порцией напрочь отсутствующих мимических проявлений.

Водит пальцами. Гладит. Раскрывает половые губы. Моя убежденность в контроле покрывается мелкими трещинами.

Юлька, блять, соберись…

— Что мешало попробовать его до меня?

Слишком логичный вопрос вызывает новую дрожь. Надо ответить пренебрежительно, а я дергаюсь назад.

Он вжимает мой таз обратно в постель. Взгляд не отводит. Движения пальцев становятся более выраженными и настойчивыми. Там мокро. Черт, там слишком мокро!

А раунд какой?

В меня входит палец. Я сжимаю зубы и откидываюсь. Сдерживаю желание толкнуться бедрами навстречу.

Нужно ответить, я помню. Но закрываю глаза и кусаю губы.

Большой палец накрывает клитор. Меня прошивает током. Я снова дергаюсь и цепляюсь в мужскую кисть.

— В глаза мне смотри, поняла? — Захлебываюсь возмущением. Шиплю:

— К черту пошел со своими требованиями, — но на ус мотаю. Смотрю, как сказал. В глаза. Промежность лижет пламя. Слава возобновляет неспешные движения пальцев во мне. Вдвоем слушаем, как влажно звучит мое «не хочу».

Тарнавский подается навстречу. Я хватаюсь за его затылок. Новый поцелуй начинается с цокота зубов.

Перепачканная моей смазкой рука больно сжимает бедро. Он сгибает мою ногу сильнее и подтягивает выше вдоль своего торса. Прижимается ко входу головкой голого члена.

— Без презерватива, что л…

Снова не договариваю.

Он перебивает меня закономерным:

— Заткнись, — а потом я чувствую, как изнутри растягивает. Мне до отчаянья знакомо. Приятно. Больно. Всё сразу.

Член замирает. Тарнавский отрывается и смотрит в глаза.

Я должна ляпнуть что-то пренебрежительно-унизительное. Мол, ноль эмоций. Пресно. Но стыдно молчу.

— Ты меня хочешь. Тогда в чем была проблема, Юля?

Он ждет ответа несколько бесконечностей, длящихся пару секунд. Участившееся дыхание палит меня. И бесит. Я обороняюсь циничной ложью:

— Я еще и постонать могу. Показать?

В ответном взгляде проскальзывает бешенство. Он его гасит. Обрывает меня тяжеловесным:

— Ясно.

Дальше — возобновляет движения.

Я адски хочу закрыть глаза и отстраниться. Доказать ему, что совсем не зависима. Продолжать бросаться унизительными ремарками. Но сделать это не получается.

В мой лоб вжимается горячий лоб Тарнавского. Я даже думаю: не температурит ли? А потом вспоминаю: даже если да — это не моя проблема.

Сердце ноет. Грудную клетку распирает.

Низ живота тяжелеет и тяжелеет.

Он не торопится. Он, блять, никуда не спешит.

Сжимает полушария моей груди. Трогает губами губы. Проникает в беспроигрышном темпе. Движется с беспроигрышной амплитудой.

Я пытаюсь напомнить себе, что секс — это просто удовольствие. Член — это всего лишь член. Но реальность все равно плывет.

Мужские губы спускаются по шее ниже. Я кусаю свои.

Какой у нас там раунд? А как я должна была считать?

Пытаюсь отвлечься от идеальных касаний языка к чувствительной груди. Он обхватывает губами сосок и тянет. Пульс снова меняет ритм.

Не надо. Ч-ч-черт. Не надо!

Ерзаю. Прогибаюсь.

Поднимает голову — кривлюсь.

— Кто тебе сказал, что я люблю, когда ты трогаешь мою грудь? — Убого бью ниже пояса, но даже это не дарит удовлетворения. В глазах Тарнавского ни обиды, ни злости.

— Кто тебе сказал, что меня ебет, что любишь ты?

Осознаю, что и этот раунд тоже проебываю. Упираюсь в плечи и снова пытаюсь уползти.

Хватит. Достаточно. Хочу сбежать.

Только он не хочет. Не дал и не даст.

Дергает обратно под себя. Насаживает бедрами на свой член, делая за меня то, что тело давно просит.

— Пусти, — на мой «приказ» отвечает глазами. Нет.

Его движения становятся еще более грубыми. Взгляд — убийственным. Он трахает меня, не просто навязывая свои правила, а всем видом давая понять: если кто-то сегодня и самоутвердится, то это буду не я.

Меняет позу. Ставит коленями на кровати и упирает ладонями в спинку. Расталкивает бедра. Я чувствую резкое проникновение сзади. Руки… А руки везде.

Так хуже. Так намного хуже.

Он снова сжимает и выкручивает соски. А я впиваюсь в мягкую обивку. Кусаю губы. Смотрю вниз. Изображение плывет. Дыхание выбивают толчки члена. Он решает даже когда я вдохну…

Влаги так много, что она стекает вязкими каплями и пачкает внутреннюю сторону бедер. Моих и его.

Дрожь проходит по всему телу. Мужская ладонь оставляет в покое грудь и поднимается к шее. Он сжимает, но не сильно. Я мотаю головой.

Не надо.

Но ему снова похуй. Прижимается губами к коже. Втягивает. Больно. Сильно. Оставляет отметину. Ведет по ней порочным языком.

Обжигает дыханием ухо, продолжая биться влажными из-за моей смазки бедрами о мои ягодицы.

— Что ты мне доказываешь, Юля? — Мое имя из его уст снова звучит с легкой издевкой. Пальцы сжимают шею сильнее. — Что ты, блять, мне доказываешь?

Жмурюсь, а у самой в голове красными флажками его запрет закрывать глаза.

Я… Не помню.

Рука мужчины спускается по ребрам к животу. Он играет с пирсингом, продолжая совершать короткие толчки. Ползет пальцами ниже. Я хочу перехватить — отбрасывает мою руку. Прогибает так, что мне приходится держаться обеими, иначе упаду.

Я приоткрываю рот и стараюсь дышать. В уголках глаз собираются слезы.

— Доказала, Юль? А?

Он уже знает, что нет. Но сорванные тормоза не дают остановиться.

Оргазм начинает подкатывать еще до того, как пальцы восьмеркой обведут пульсирующий клитор.

Я сжимаю зубы и стону. Во мне просыпаются