Поющая в репейнике - Анастасия Машкова

Он открывает и закрывает глаза. Свет режет, мешает ему. Маня рядом. Это странно.

– Трофим, родной, я рядом. Я с тобой. Все будет хорошо…

Да, это хорошо. Хорошо, что она рядом. Пусть и в небытие.

Он снова открывает глаза, но вместо милого и заплаканного лица Мани видит острый мужской профиль. И голос – резкий, властный. Зачем снова суета и движение? «Не хочу», – думает Трофим и проваливается в пустоту.

Маню медсестра просит выйти из палаты: пациенту нужно ставить новую капельницу, делать перевязку.

Мария выходит из палаты следом за врачом, который не нравится ей своей молодостью и надменной красотой. Она обращается к нему, заискивая, пряча глаза и злясь на себя за то, что не может вести себя с достоинством и твердостью. На ее вопрошающий лепет реаниматолог раздраженно морщится.

– Я же говорю вам, что ближайшие сутки выявят какую-то динамику. Пока – все тяжело. Мягкие ткани – ерунда. Это поправимо. И кости срастутся. Остальное – не в наших руках.

– А в чьих руках, в чьих? – выкрикивает Маня, хватая вдруг врача за пуговицу халата.

Он руку ее стряхивает, трет нетерпеливо лоб.

– Мы делаем все возможное. Организм у вашего брата крепкий, судя по всему, но… тут уж как Бог даст. Единственное, что скажу определенно, – нижняя часть тела обездвижена, бесчувственна. Решение об операции на позвоночнике не нам принимать.

– Господи, да мне-то что делать?!

– Ждать! Пока это – все, – припечатывает врач и отходит от Мани.

Она садится на банкетку, нащупывает в кармане телефон, набирает номер.

– Паша? Да, это я. Все плохо. Если Тосик… выживет, его надо переводить в другую клинику. Где могут оперировать позвоночник?

Павел что-то долго и с жаром говорит. Маня кивает.

– Да, я поняла. Да, мы поможем ему. Спасибо… Нет, я не могу уехать. Деньги? Да, ты ведь что-то дал мне. Хорошо, буду звонить.

Она сидит, обхватив себя руками, и смотрит на истертый линолеум на полу. Ждать, надеяться, отчаиваться и снова надеяться. Сколько времени и сил потребуется ей на это изматывающее ожидание? «Ждать и догонять – хуже нет!» – говорила Аля. Нет, есть… Пустота после ухода близкого человека и еще понимание: ну, вот и все – конец, безнадежность… И потому Голубцова должна, собрав все силы, терпеть и верить. И быть рядом с человеком, у которого никого, кроме «сестры» Мани, на свете нет.

Глава двенадцатая

Эта зима превращается для нее в один бесконечный серый день, наполненный больничными хлопотами вокруг Трофима, который и мучается, и радуется тому, что Маня бестрепетно ухаживает за ним. Трофим уже может сидеть, с аппетитом ест все, что приносит из дома Голубцова, читает взахлеб сложные и скучные в Манином представлении тома классиков и подолгу смотрит в окно на белый больничный двор, в котором происходят едва заметные, но неумолимые изменения. Преддверие весны угадывается и в нависающих над окнами узловатых сосульках, и в черной змейке первой проталины, и в яркости и высоте клубящегося голубого неба.

Маня наводит порядок в тумбочке и украдкой бросает взгляды на Трофима, созерцающего светлый квадрат окна. Она подмечает, что бледность на его запавших щеках сменяется слабым румянцем, а в огромных глазах, кажется, не стоит привычная безысходность. В последние дни Трофим все больше сосредоточенно размышляет о чем-то, а не оплакивает себя.

– Ну, Тосик, ты готов к полету за океан?

Маня с улыбкой подходит к «брату».

– Перестань, Манюнь. Пустое… – без всякого выражения спокойно отвечает Трофим.

– Да почему же пустое? Павел все узнал, дело верное. Как можно отказываться от такого шанса? Тосик, ты у меня не только ходить, ты бегать будешь!

Он мотает головой, поджимает губы. Маня обнимает его за плечи:

– Знаешь что, дорогой, с таким настроением, конечно, ничего не получится!

– Дело не в настроении, а в несентиментальной реальности… У меня нет денег на поездку и операцию. От мнимого самаритянина – твоего жениха я деньги не приму. Это так же очевидно, как то, что эта сосулька, сколько бы она ни росла, в конечном итоге растает. Непреложный закон.

Трофим указывает пальцем на окно.

– Так, ты делаешь попытки обобщать и философствовать. Уже хлеб! – заключает Маня, заправляя прядь буйных волос за ухо.

– Ну ладно, Бог с ним, с Павлом! Таких средств, я думаю, и у него не найдется. Но у нас же есть две квартиры! Огромное богатство! Куда его и тратить, как не на здоровье? А, Трофим, ну, если ситуация так сложилась?

– Я ни за что не посягну на твою квартиру! Ты что же, сестрица, подонком меня выставляешь? – отшатывается от Мани Седов.

Он откатывает коляску от окна, подвозит к кровати.

– Нет, я сам! – категорично выбрасывает руку, запрещая Мане себе помогать. Когда он грузно перекатывается на кровать, Голубцова, подтыкая под его ноги одеяло, начинает лепетать:

– Трофим, деньги от твоей проданной фуры не бесконечны. Нужно как-то выкарабкиваться. Я ведь… живу у Павла. Зачем мне Алина квартира, которая летом станет по закону твоей?

– Да, жена должна жить с мужем. При условии, что муж надежен и не выгонит ее на улицу при изменении направления судьбоносных ветров, – изрекает Трофим, отворачивая лицо к стене.

– Ты о чем?! – выпрямляется Маня, пыша праведным гневом.

– Я о том, что твоя, подчеркиваю, твоя квартира неприкосновенна.

– Нет, начал говорить о Павле, так договаривай!

– Я не начинал, это ты все время мне тычешь им в лицо. Супин – то, Супин – это. Ладно, спасибо Супину за все. За терпение и благородство. Но на этом – все. Не вмешивай его в мою жизнь.

– Но у нас с ним – общая жизнь, Трофим. Да, как бы тяжело это для тебя ни звучало! Я должна отрезать его даже мысленно, входя в эту палату? Как ты себе это представляешь? Нет, ты повернись, повернись и ответь!

Трофим поворачивает к ней осунувшееся лицо, залитое слезами.

– Мань, прости ты меня и не мучай. Оставьте вы мою душу в покое! Трудно тебе, противно – не приходи. Совсем! Санитарка Роза поможет мне, ведь на это даже моих жалких копеек хватит! Хватит!

Трофим вскидывает руки, прижимает сжатые кулаки к лицу.

– Я… работать буду. Колл-центром на дому, репетитором по химии для семиклассников, сексом по телефону, черт его возьми! Или… придумаю что-нибудь поэффективней и надежней… Простое и быстрое решение.

Трофима душат рыдания, он пытается спрятать от Мани искаженное лицо, мечется под ее пристальным и странным взглядом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});