Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda"

Мало кто способен выкладываться так, как Ярик. Он не просто поёт, не просто играет. Он творит на сцене что-то невероятное. Нереальное. Такое невозможно повторить, такое невозможно изобразить. Яр на сцене — чистое солнце, брызжущее протуберанцами. Много ли найдётся людей, способных так гореть? Сомневаюсь. Очень сильно сомневаюсь, что хоть один окажется в зоне досягаемости.

Что ж, значит, нужно искать, расширив поиск.

— Ну вот я и не знаю, что теперь делать, — вздыхает Ярик. — Можно, конечно, оставить всё, как есть, и вытягивать на сцене исключительно собой…

— Подожди, — останавливаю я его. — Ты хочешь снизить планку?

— Во-от, — тянет маленький. — И ты про это. Считаешь, что это будет снижением, да?

— Считаю. Считаю, что если одни профи оказались так себе профи, то это совсем не повод опускаться на их уровень.

— Эх… и что делать?

— Отказаться от этих музыкантов и искать дальше.

— Ну вот, допустим, я завтра приду и скажу, что они меня не устраивают, давайте новых. Допустим, мне их дадут, и возможно, что они будут лучше. А вдруг не лучше? И сколько я так буду искать? Не могу же я вечно перебирать. Да мне просто и не позволят этого.

— Что значит «не позволят»? — не понимаю я. — И вообще, сколько понадобится, столько и будешь искать. Пока не найдёшь. Поиск не ограничен пределами этой студии, этим городом и даже этой страной.

Ярик замирает и смотрит на меня неподвижным взглядом какое-то время, а затем качает головой.

— Нет. Не пойдёт.

Ну начинается.

— Почему не пойдёт? — терпеливо осведомляюсь я.

— Не вариант.

— И почему же это не вариант?

— Потому!

Замечательный ответ.

— Почему?

Ярик буравит меня взглядом несколько секунд.

— Потому что у меня нет возможности вот так вот ковыряться.

— С какой это стати у тебя нет возможностей? — парирую я. — Во-первых, они у тебя есть. А во-вторых, давай ты не будешь думать про возможности, вообще про техническую часть поиска, а просто уже решишь: хочешь ты сделать свою музыку идеальной или нет.

— Я хочу, чтобы она была идеальной, но я не могу не думать про техническую часть.

— А ты постарайся.

— Не могу!

— Почему?

— Потому, бля!

Ну вот опять. Что он мне боится сказать?

— Так и почему же? — не отступаю я.

— Потому что про меня и без того всякие слухи ходят.

Та-ак. Какие ещё поганые слухи ходят про моего мальчика?

Но тут как раз приносят заказ, поэтому ничего не спрашиваю, молча смотрю на Ярика, который упорно отводит глаза, а потом набрасывается на еду.

— Слушай, отлично! — оценивает он стейк, когда официант уходит. — Где ты таких поваров находишь?

Вздыхаю, глядя на эту неуклюжую попытку перевести разговор на другую тему.

— Так что там за слухи ходят? — игнорирую вопрос и возвращаюсь к прерванному разговору.

— Слухи? Да никакие. Фигня всё, — отмахивается Ярик.

— Маленький, не уходи от ответа, — прошу я. — Я не смогу тебе нормально помочь, если не буду знать всего.

Ярик отпиливает большой кусок стейка и начинает жевать. Пережёвывает медленно, тщательно. Сначала смотрит на потолок, потом куда-то вбок, затем утыкается в тарелку. Я жду. Смотрю на него и жду.

Наконец, поборов кусок и ещё что-то в себе, Ярик вздыхает и тихо говорит:

— Да обычные слухи. Ожидаемые. Что подстилка я олигарховская. В общем, всё, как всегда. Ничего нового.

Солнышко грустно усмехается, а у меня непроизвольно сжимаются кулаки.

Раздавить. Придушить ту мразь.

— Кто? — коротко спрашиваю я, стараясь сделать голос более мягким.

Но Ярик напрягается.

— Никто. Не помню. Просто слышал краем уха, — врёт он.

— Ярик, во-первых, ты совершенно не умеешь врать, — терпеливо говорю я. — А во-вторых, я всё равно узнаю, кто распространяет слухи, так что лучше скажи сразу, облегчи мне работу.

— Вот и узнавай сам, — выпаливает он и себе под нос бурчит: — Бля, пиздец. Долбоёба кусок…

Хорошо. Это я сам выясню. Позже. А сейчас, похоже, нужно разобраться с его упрямством. Вбил себе в голову какую-то чушь, что он, видите ли, не может позволить себе выбор из-за того, что какие-то уроды на него косо смотрят. Да я глаза им всем выдавлю, чтобы вообще ничего не видели.

— Ладно, Ярик, не хочешь — не говори, — примирительно произношу я. — Давай вернёмся к тому, с чего начали — к твоей музыке. Ты хочешь, чтобы на концерте она звучала так, как исполняешь её ты?

— Разумеется, — мрачно отвечает солнышко.

— Музыканты, с которыми ты сегодня работал, не могут достойно сыграть мелодию?

Солнышко вздыхает.

— Тебя клонировать не получится никак, поэтому остаётся только одно — искать музыкантов, которые смогут исполнять твою мелодию, как ты сам.

— Как я сам… — эхом повторяет маленький, а потом замирает. Смотрит на меня невидящим взглядом. Даже, кажется, не дышит.

Так он сидит несколько секунд, и я уже начинаю напрягаться. Но тут, наконец, лицо Ярика светлеет, расцвечиваясь улыбкой. Сначала она появляется только в глазах, робкая, будто бы неверящая, а потом уже всё лицо озаряется чистым светом, и маленький откидывается на спинку стула, счастливо улыбается от уха до уха.

— Вот же дура-ак! — тянет он. — И почему я раньше не подумал об этом? Ведь оно само напрашивается!

Взгляд Ярика фокусируется на мне.

— Луп-станция! — выдаёт он. — На концертах я могу использовать её!

И, видя моё непонимание, поясняет:

— Loop Station — это такая мобильная шняга, с помощью которой можно записывать музыкальные фрагменты и проигрывать. И всё это в реальном времени! Ярле Бернхофт, например, её вовсю на концертах юзает, да и дофига ещё исполнителей. Бля-адь! Вот я тормоз! Я ж ведь с этой фиговиной реально смогу всё сам сыграть!

Он светится. Он источает тёплую, бурлящую энергию. И какой же Ярик красивый сейчас, как же приятно на него смотреть и видеть этот свет так близко. Можно просто протянуть руку и коснуться его, окунуться в его тепло, обнять, прижать к себе.

Хочется. До безумия хочется. Какой же ты чертовски соблазнительный, Ярик. С ума сводишь. Нельзя таким быть. Просто нельзя. Нельзя так искренне улыбаться и так искренне дразниться, когда перед тобой сидит хищник. Более того: влюблённый хищник.

Усмехаюсь и, отодвигая непрошеные мысли, возвращаюсь к диалогу:

— Выходит, что это ещё один инструмент, который записывает и воспроизводит другие инструменты?

Ярик счастливо кивает.

— А ты не боишься запутаться, не справиться с таким обилием инструментов?

— Нет, — мотает головой солнышко. — Конечно, нужно будет приноровиться, потренироваться, привыкнуть. Но это всё дело тупой практики. Да, это что-то новое для меня. До этого я так не играл. Ну просто возьму и научусь. Чё такого-то?

Улыбаюсь.

«Просто возьму и научусь». Бесподобно. Человек не видит препятствий вообще. Ну как, вот просто как в такое солнышко не влюбиться? Решительно же невозможно устоять.

— Занятно, — наклоняю голову я. — А ты, оказывается, собственник.

— Я? — изумляется Ярик. — С чего ты взял?

— Ты не доверяешь никому исполнение своих песен, готов разорваться на части, но помощи не примешь, не впустишь в процесс других людей, не поделишься ответственностью. Идеальное решение для тебя — сделать всё самому.

— А может, я перфекционист и люблю, чтобы всё было идеально, — возражает солнышко.

— И это тоже в тебе есть. Но перфекционист не обязательно берёт всё на себя и тянет лямку один.

— Да ну тебя нахуй! Не собственник я.

Смеюсь, наблюдая его детскую обидку.

— На самом деле я тебя очень понимаю. Тоже не люблю ни с кем делиться.

Ярик зыркает на меня своими глазищами. Затем хватает бокал и почти осушает его.

Уловил намёк. Молодец.

Когда хрустальная ножка заметно опустевшего бокала касается стола, я щедро подливаю вина.

Пей, моё солнышко. Пей. Расслабляйся.

====== Глава 19 ======

Что-то я пьянь какая-то. Нет, всё прекрасно соображаю, на ногах стою, сам до ванны вот добрался, моюсь сам, всё сам. Только всё равно чувствую себя пьянью. Этакой расслабленной и дюже добродушной.