Proxy bellum - Михаил Алексеевич Ланцов

столице?

— Да, но не только. Там и морские дела, и угроза целому региону, и логистические проблемы… целый ворох разного рода стратегических вопросов.

— Понятно. И к чему вы мне это говорите?

— К тому, что Россия и Турция не вчера познакомились. Мы воевали столетиями. И хорошо за это время друг друга изучили. Как мне кажется — в таких долгих противостояниях и рождается настоящая дружба.

— Да, пожалуй. Но я равно не понимаю намека.

— Я хочу вам сказать, что ни я лично, ни Союз воевать с Турцией не стремится, но…

— Но?

— Но нам стало известно о ваших переговорах с французами и англичанами. Вы думаете я почему вам про направленные микрофоны говорил? Вот потому и говорил. Стенограммы ваших переговоров я читал. И это вынудил нас поднять старый вопрос, который впервые озвучивала еще Екатерина II Великая. А в некоем духовном смысле — аж Зоя Палеолог.

— Проливы?

— Ну Зоя не их имела в виду, она мыслила возрождением Византии, но да. Для нас геополитическим вопросом являются проливы. И мы не можем позволить даже нейтралитета.

— Национальные интересы?

— Они самые.

— И какое отношение проливы имеют к вашим национальным интересам? — холодно спросил Ататюрк. — Там ведь почти что не проживает русских. Да и христиан мало. Что вы там забыли?

— Проливы — это ключ к Черному морю. Тот, кто их контролирует — управляет доступом в эту акваторию. Если контроль в руках врагов — мы оказываемся в нем заперты. В то время как враг всегда может подвести свои или иные враждебные нам корабли. Помните, как в Крымскую войну? Оно нам надо? Думаю, что если бы вы поставили себя на наше место, то тоже не восторгались такими перспективами. Если же контроль нейтрален, то это еще хуже, ибо он не предсказуем. Мы не понимаем к чему готовиться. Приготовления к войне могут подтолкнуть вас в объятия врагов из опасения за себя. А погружение в сугубо мирные дела, в состоянии сделать тоже самое, только уже опираясь на алчность и определенные амбиции.

— Я могу вам поклясться, что Турция не собирается воевать против вас.

— Вы уже ведете переговоры. — улыбнулся Фрунзе. — Впрочем, вам я верю. Лично вам. И допускаю, что вы их ведете, чтобы поморочить голову французам и англичанам. Но я слишком хорошо знаю историю и понимаю — мы с вами не вечны. Надежного наследника у вас нет. А вы — смертны. Более того — внезапно смертны. Съели яда и все. Бывало же уже у вас так, не так ли? И как мне поступать? Пенять вашему сменщику на ваши благие желания? Это смешно. Особенно если вас специально отравят для приведения к власти откровенно антисоветского лидера. Кроме того, мне не хочется держать на Черном море значимый флот. Это дорого. И в общем-то бесполезно. Так что, указанный мною геополитический вопрос встает ребром.

— Значит Россия вновь возвращается к вопросу завоевания проливов?

— Повторюсь — ни я лично, ни правительство Союза воевать не хочет. Это решение — крайность. И я надеюсь на то, что мы с вами сумеем избежать этого.

— Тогда к чему все это?

— К тому, что Великобритания более не игрок. Слышали, что случилось с их кораблями? И теперь этот морской лев максимум может претендовать на титул морского котенка. Беззубого.

— Они построят новые корабли.

— Когда это будет? — усмехнулся Фрунзе. — Тем более, что сразу в бой они новые корабли не бросят. Опасаясь потерять. Так что… лет восемь-десять при самом позитивном для Туманного Альбиона раскладе их роль будет подобна говорящей голове. Скорее всего говорящей беззвучно, так как никто их слушать не станет. А потом, когда они вернутся, если вернутся, мир уже будет другим. И они тоже, так как главной их задачей в текущей обстановке станет удержание колоний и рынков сбыта. Тех самых, которые у них уже пытаются отобрать.

— Допустим. Но есть французы, у которых все в целом неплохо. Даже несмотря на позорное поражение в Ливонии. Будем честны — вы победили не совсем честно. Внезапное нападение — это уловка.

— Это обычный, я бы даже сказал базовый военный прием. И в нем нет ничего не честного. Тем более, что мы совершили внезапное нападение на сконцентрированного для удара врага, готовившегося в течение нескольких суток совершить внезапное нападение на нас. Так что оставьте… это обычное, заслуженное поражение. Точно такое же, какое они потерпели у вас у Дарданелл.

— Ну… допустим. — нехотя согласился Ататюрк. — Но ведь эта победа локального характера. Франция все еще очень крепко стоит на ногах.

— Это так. Но и воевать сильно она не рвется. В случае глобального сухопутного конфликта у них сейчас призрачные шансы на успех. Или вы думаете, что Петен просто так съел лягушку? — улыбнулся Фрунзе. — Да, ему не нравится идея получения Союзом контроля над проливами. В первую очередь из-за французского бизнеса в Константинополе. Но Париж не зависит так сильно от Индии, и он готов договариваться по этому вопросу.

— Готов? Мне посол говорил иное.

— Пусть это останется у него на совести. — добродушно улыбнулся Фрунзе.

— Он врет? — усмехнулся Ататюрк. — К тому же у них есть Индокитай и иные владения в тех краях.

— Которые далеко не так важны для Франции, как Индия для Великобритании. Что же до лжи, то может он и не врет. Это допустимо. Но в этом случае он просто знает ровно столько, сколько нужно.

— Хорошо. И что вы предлагаете? Уступить вам Европейскую часть Турции? Или даже все побережье проливов и Мраморного моря?

— Вы не сможете это сделать. Там стоит Константинополь, который символ турецкого превосходства… символ турецкого успеха. Отдать его — совершить политическое самоубийство. А возможно и не только. Вы не сделаете это без тяжелого военного поражения.

— Прекрасно, что вы это понимаете. Тогда что вы предлагаете? Войти нам в состав Союза?

— Боюсь, что вы не готовы на это пойти. Во всяком случае пока.

— Вы правы — не готовы. И?

— Вы сразу начали заходить с мрачных и тупиковых вариантов. Вот чувствуется, что вас англичане накручивали. На самом деле все решается достаточно просто. Вам ничто не мешает заключить с Союзом военный и экономический договор. Например, долгий оборонительный пакт с отдельным разделом о совместной обороне проливов. С размещением в Босфоре и Дарданеллах советских военных баз.

— А экономический договор?

— Таможенный союз. Мы убираем между нашими странами всякие таможни и ограничения в перевозке товаров и перемещении людей. И совместно ведем таможенный сбор и охрану границ.

— И зачем нам это?

— Потому что это экономически, культурно-политически