Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов (Дудко)

   — Люди леса! Волчье племя! Идёт на вас с запада сарматская орда, и ведёт её окаянный, безбожный Ардагаст, которого сами сарматы прозвали Убийцей Родичей. Берёт он дань тяжёлую, всюду разоряет святые капища, истребляет честных жрецов и ведьм. С ним идут волхвы-предатели, что сгубили святого жреца Лихослава. Покоритесь ему — станете рабами сарматам навечно, душою и телом. Сожжёт он ваши городки, а вас угонит на юг, одним прикажет землю для него пахать, других грекам продаст...

   — Погоди, — прервал его вождь серых воинов. — По чёрной кунице с дыма — не такая уж тяжёлая дань. И дреговичи ему без боя покорились, а они воины смелые.

   — У дреговичей рабья кровь, сколотская, а у вас — волчья. Невелики ваши городки, но никто их не смог взять — ни сколоты, ни царские сарматы, ни росы. Вы чужим богам не молились, крови своей с чужой, нечистой не мешали. Если и вы теперь не выстоите — погибель придёт всем людям леса от проклятых безбожных степняков.

   — Да чего там думать! Вы волки лесные, они — степные, крылатому волку молятся. Пришла в ваш лес чужая стая — бить её надо, вот так! — проревел, взмахнув когтистой лапой, медведь-человек.

   — Хитрите, медведи! — покачал головой вождь. — Думаете, мы забыли, как вы с братом здесь разбойничали? А теперь хотите нашими руками с Ардагастом воевать? Перед ним не устояли ни черти, ни лешие.

   — Вся сила Ардагаста — в Колаксаевой чаше. Это перед ней, как рабы перед плетью, распластались дреговичи. Но вами Колаксаевы потомки никогда не владели. Ваш бог — не Даждьбог, а Ярила, хозяин волков. Что вам эта чаша? — Голос Шумилы зазвучал торжественно. — Князь Волх Велеславич! Убей Ардагаста, сарматского ублюдка, захвати Огненную Чашу, изруби её, брось в болото — и не будет никогда ни Великой Скифии, ни царства сколотов-пахарей.

   — Не будет над нами царей! Будем жить в лесу, как всегда жили — по своему закону, не по чужому! — снова вмешался Бурмила.

А его брат продолжил, глядя с вызовом в иссечённое лицо князя:

   — Так что, княже, хватит тебя на такой подвиг? Ты ведь не только воин, но и волхв. Не тебе Ардагастовых волхвов-недоучек бояться. Или нам лесного храбра не здесь искать, а у литвы или голяди?

   — Волки! Или вы уже не волки, а собаки, сарматской плётки боитесь? — насмешливо скалил клыки Бурмила.

Серые воины возмущённо зашумели. Успокоив их движением руки, Волх сказал Медведичам:

   — Мы — волки, были и есть. Всяких сарматов били и перед этими не отступим. Скажите лучше, как вы, северяне: придёте ли к нам на помощь? Это ведь не мы, а вы сарматов боитесь: в самую Дебрянщину от них забрались и всё равно дань даёте.

Шумила развёл руками:

   — Мы-то сами не знаем, каких врагов этой зимой ждать: росов, роксоланов или царских сарматов. Да ещё и литва с голядью... Кто первый нападёт, с тем и будем биться. А то пойдём к вам, а от наших сёл одни уголья останутся.

   — Ясно, — махнул рукой Волх. — Медведей нынче из берлоги не выманишь. Это волков зимой ноги кормят. Ничего, скоро наш праздник: святки, волчьи дни. Отвадим росов, гостей незваных, так, что дорогу сюда забудут. А вы, медвежьи отродья, глядите: обманете на этот раз — ни в какой берлоге от меня не спрячетесь.

А сам подумал: «Меня подбиваете на то, на что у самих храбрости нет? Сделаю! Вот тогда и увидим, кто в лесу хозяином будет: я, первый лесной храбр, или вы, пройдохи косолапые. Недаром у вас, северян, и князя своего нет».

Росская рать уже несколько дней пробиралась на восток угрюмыми безлюдными лесами. Не видно было здесь дымов от жилья, не слышно ни собачьего лая, ни петушиного крика — словно в тех проклятых глухих местах, куда волхвы нечисть да болезни отсылают. Шли узкой долиной замерзшей речки. Тёмная, непролазная чаща проступала с обеих сторон к самым берегам, часто смыкая над речкой могучие ветви, и тогда воины, входя в полутёмный проход, тревожно поглядывали: не бросится ли сверху рысь. Хмурые заснеженные великаны, казалось, спрашивали: «Зачем вы тут? Без вас двуногих хватает: лешие да черти, весной ещё русалки появятся...» И думали, что лучше: самим ожить да передавить непрошеных гостей или спустить на них всю клыкастую лесную рать? Лес не молчал. В тоскливом волчьем вое, в рёве медведя-шатуна, в свисте и хохоте леших слышалось одно: «Уходи-и-те!»

Унывать людям не давал Шишок. Не ведая усталости, бодро шагал впереди, на весь лес смеялся, шутил, рассказывал всевозможные лесные байки, удачно советовал, где и на кого лучше охотиться. Вечерами приводил к костру знакомых и не очень знакомых леших, и люди щедро угощали их хмельным. Одному известному скверным нравом лешаку — тот не только пугал людей криком, но заваливал буреломом дорогу — Шишок крикнул на весь лес:

— Почто людям пакостишь? А ну, выходи драться! Да не с ними, а со мной!

Между деревьев тут же выросла серая косматая громада с еловым стволом в руке. Сарматы, ехавшие впереди, взялись за копья и луки. Шишок, однако, досадливо замахал руками, потом выбрался на берег, вырос по грудь серому, с разбегу бросился на него, увернувшись от ствола, обхватил противника за пояс, да и швырнул на лёд реки. Проломив лёд, великан стремительно уменьшился в росте и с трудом выбрался из воды. Следом вылез рассерженный водяной, и они с Шишком под дружный хохот людей и хихиканье высунувшихся из полыньи русалок принялись лупить незадачливого драчуна. А потом ещё и заставили расчистить на берегу путь в обход полыньи.

Но обычно с лесными хозяевами люди ладили — за этим тщательно следили Вышата с Миланой. Деревьев ратники зря не рубили, для костров обходились хворостом, дичь без нужды не изводили. На пеньках оставляли жертвы — хлеб да горшки с выпивкой, на ветвях — бусы и холсты для лешачих. Без труда справлялись с чертями, вылезавшими из болот, отгоняли их — кого заклятьями, кого крепкой лесной руганью, а нескольких самых нахальных догнал и загрыз Серячок.

Гораздо опаснее были упыри, которых в этих безлюдных лесах оказалось на удивление много. Годами лежавшие недвижно в своих безвестных могилах, они теперь, зачуяв людскую кровь, выбирались из них и по ночам шатались вокруг стана, подстерегая зазевавшихся ратников. Наутро в лесу находили трупы — с прокушенными шеями, а то и наполовину обглоданные, и только хорошенько приглядевшись к следам зубов, можно было понять, кто загрыз — упыри или звери. Мёртвых сжигали, чтобы те сами не стали упырями, а на живых мертвецов устраивали настоящую охоту. Здесь опять-таки очень помогал Серячок, хорошо вынюхивавший и раскапывавший упырьи логова. Иные венеды предлагали откупиться от упырей жертвами, но тут Вышата был непреклонен: «Нечисть изводить надо, а не прикармливать — так велит Огненная Правда!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});