Шпион - Селеста Брэдли

Джеймс открыл рот от изумления.

– Робби, в чем…

Мальчик, не отвечая, бросился прочь из комнаты. У двери он все же остановился и, оглянувшись, бросил на Джеймса жестокий взгляд.

– Ты врешь, даже если сам того не хочешь!

Он повернулся к выходу и едва не сбил с ног Филиппа, который появился в двери кабинета.

Гувернер, так и не войдя в комнату, укоризненно покачал головой, глядя на Джеймса.

– Не следовало с ним так поступать.

– Как именно?

Филипп устало вздохнул и, войдя в комнату, бесцеремонно плюхнулся в кресло.

– Дело не в том, что вы сделали, а в том, чего вы не сделали, эгоцентричный тупица.

Изумленный откровенно оскорбительным поведением Филиппа Джеймс пристально посмотрел на молодого человека. Вокруг его глаз темнели круга, ярко выделявшиеся на болезненно бледном лице.

– Черт побери, Флип, ты выглядишь как сама смерть.

– Спасибо, охотно верю… Но я по крайней мере в отличие от некоторых, здесь присутствующих, не похож на безмозглого осла.

– Осла? Послушай, Филипп…

Филипп вскочил и решительно посмотрел Джеймсу в глаза.

– Нет, это вы меня послушайте, Джеймс! Я только что стал свидетелем того, как одним небрежным взмахом руки вы разбили сердце маленького мальчика! Я понимаю, вам незнакомы отцовские чувства, но это не дает вам права быть жестоким!

– Жестоким? Я не бью его. Даже не браню. Я всего лишь послушал, как он читает, и велел ему отыскать тебя. Кстати, где ты был, черт побери?

– Не уходите от темы, Джеймс! Вы поступили жестоко, когда даже не догадались похвалить мальчика. Вы хоть представляете себе, как усердно он занимался в последние дни? Буквально за считанные часы он сделал то, на что у многих уходят долгие месяцы. А вы понятия не имеете о том, как ему это удалось, не так ли?

– Значит, он сообразительный. Я всегда это знал.

– А вот он этого не знает. И не будет знать, пока не услышит этого от вас, чудовищный вы идиот! Мы оцениваем себя, руководствуясь критикой окружающих и похвалами. Но только не вашими. Вы скорее похвалите собаку, чем подарите доброе слово собственному наследнику!

Филипп покраснел, его зеленые глаза ярко сверкали, в них были презрение и гнев.

– Господи, Джеймс! Он ждет не дождется вашей похвалы и внимания, точно так же, как вы жаждали услышать слова одобрения от своего отца!

– Я не жаждал! – выпалил он.

Филипп умолк.

– Что вы сказали?

Джеймс отступил назад и покачал головой:

– Не знаю, почему я так сказал. Это чепуха!

Филипп подошел ближе, с изумлением глядя на Джеймса.

– Неужели вы не понимаете, о чем я говорю?

– Ты, вероятно, рассчитываешь, что после очередной шалости я буду гладить Робби по головке и приговаривать «молодец», – с горечью произнес он. – Может, мне еще и по соверену ему дарить?

Несколько долгих секунд Филипп молча смотрел на Джеймса, потом покачал головой, словно приводя в порядок свои мысли. Он жестом указал на два стоявших рядом кресла.

– Джеймс, присядьте, пожалуйста.

Джеймс уселся, удержавшись от ехидного замечания по поводу того, что его приглашают присесть в его собственное кресло. И все же всякому терпению есть предел.

– Филипп, что касается твоего поведения…

– Я еще не закончил, сэр. Вы, несомненно, можете наказать меня, но давайте оставим это на потом, а сейчас вы должны меня выслушать. – Филиппа с заметным напряжением села во второе кресло. – Теперь, хотите вы того или нет, вы отец, Джеймс, и должны осознать, какие обязанности влечет этот статус. Робби не охотничья собака, которой можно поставить миску с едой, немного выдрессировать и ожидать хороших результатов. Если вы в ближайшее время не дадите Робби то, что ему необходимо, будет слишком поздно. И мне трудно предсказать, к какому печальному концу это может привести.

Джеймс собрался было ответить, но Филипп положил ему руку на плечо. Это было поразительно само по себе, ибо Филипп никогда по собственной инициативе не дотрагивался до него – наоборот, старательно избегал подобных прикосновений. Тем не менее этот жест показался совершенно естественным. Джеймс был настолько удивлен, что даже забыл о своем желании резко возразить Филиппу.

– Прошу вас, выслушайте меня, – продолжал Филипп. – Надежда еще есть. Я мало разбираюсь в детях, но помню, что значили для меня любовь и одобрение отца. Он очень долго оставался для меня единственным солнцем, на моем небосводе. От него зависели мое настроение и мое мнение об окружающем меня мире. Он был для меня кумиром, Джеймс. Точно так же, как вы стали кумиром для Робби.

Филипп сделал паузу.

– Вы хоть понимаете, что он очень мало о вас знает? А то, что ему известно, он узнал от вашей сестры. Вы никогда с ним не беседуете. Вы приобрели не просто воспитанника, по сути вы приобрели сына, это вы понимаете? Не просто еще одного домочадца, не просто наследника. Сына.

Джеймсу очень хотелось отмахнуться от проницательности юного гувернера, но он видел, каких успехов добился Филипп. В его словах явно было рациональное зерно.

И он хотел понять, действительно хотел. Но в тот момент, когда новое представление о себе как об отце забрезжило в глубине его сознания, раздался резкий стук в открытую дверь, и в комнату с важным видом вошел Денни.

– Сэр, прибыл мистер Тремейн, чтобы сопровождать вас в клуб.

Глава 19

Филиппа затаив дыхание ждала ответа, но появление Денни свело на нет ее усилия. Джеймс молча кивнул Денни и встал.

– Спасибо, Денни. Скажите мистеру Тремейну, что я уже иду.

Каннингтон вышел из кабинета, даже не взглянув на Филиппа.

В прихожей раздались голоса; ее дело было проиграно. Филиппа обмякла в кресле, она готова была расплакаться. Ведь на мгновение она поверила, что еще не все потеряно. Когда несколькими минутами ранее она стала свидетелем его холодного безразличия, то с ужасом подумала, что Джеймс Каннингтон действительно низкий и черствый человек.

Потом, когда она поняла, что в детстве Джеймс был одиноким, лишенным ласки ребенком, когда сравнила Джеймса с его собственным отцом, то вспомнила, какую доброту проявлял Джеймс и к ней, и к другим.

В нем было много хорошего. И кто знает, если бы не война, не политические махинации и игры власти, он, возможно, никогда не встал бы на путь измены. Возможно, не сошел бы с предначертанного ему пути, выращивая яблоки и разводя овец в своем ланкаширском поместье.

Поэтому в те несколько минут, когда, казалось, он прислушивался к ней, Филиппа надеялась, что может довериться ему, что в нем откроется человек, которому можно рассказать о том, как она любит своего отца, и о своем страстном желании благополучно вернуть его домой. Надеялась, что сможет остаться другом Джеймса.