Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера - Чарльз Уайтинг

Вдруг пришло решение. Полковник заторопился к радиоавтомобилю, молясь, чтобы радист сумел связаться с Монке. Повезло. Пейпер смог четко изложить свое решение командиру дивизии, находящемуся в тридцати с лишним километрах. Речь его была проста и пряма:

— «Герман»[39] почти закончился. «Отто» у нас нет. Наш полный разгром — вопрос времени. Можно мы вырвемся отсюда?

3

Наступление темноты в тот день в Арденнах знаменовало собой окончание первой недели Арденнской битвы, «Битвы за Выступ» или «Наступления Рундштедта», как ее до сих пор называют в английских и американских газетах. Пока ни одна из мер, принятых Эйзенхауэром, не оказала должного эффекта. На юге Паттон совершил изумительный марш, передислоцировав три дивизии с Саара, преодолев полтораста километров незнакомых обледенелых дорог и бросив их в бой в решающий момент. Но пока явных последствий этого броска на «Выступ» не было заметно.

На севере все бросаемые Монтгомери в бой дивизии поглощались фронтом, по частям вступая в бой, так что растянувшийся на шестьдесят километров участок линии фронта корпуса Риджуэя поглотил больше дивизий, чем генерал рассчитывал. А Монтгомери все никак не мог убедить американцев, цеплявшихся за территорию с почти что невротическим упрямством, что в случае необходимости надо отступать, что обладание территорией само по себе ничего не значит.

В Лондоне стали появляться первые признаки того фурора, который вызвало назначение Монтгомери командующим северным сектором. Подробности назначения стали известны только в январе, когда опасность миновала, но и без того английские журналисты, используя для избежания цензуры старый прием цитирования «немецких источников», раструбили о том, что британскому фельдмаршалу пришлось спасать американцев вследствие неумелого командования Брэдли. Эти заявления вскоре прочли и в Америке, что послужило причиной крупной размолвки в англо-американских отношениях.

Эйзенхауэр в Париже стал практически пленником собственной военной полиции, которая сформировала вокруг него непроницаемое кольцо после того, как прошел слух о том, что Верховного главнокомандующего готовятся убить немцы, переодетые в американскую форму и свободно говорящие по-английски. Однажды ему удалось сбежать от своих охранников и выйти прогуляться. По возвращении он написал один из своих редких приказов в тот день. Текст гласил:

«Бросившись вперед со своих укрепленных позиций, противник может завершить свою грандиозную рискованную игру сокрушительным разгромом. Поэтому я призываю каждого солдата союзных сил подниматься снова и снова к высотам решимости и напряжения усилий. Пусть каждый думает только об одном — об уничтожении врага на земле, в воздухе, везде, где бы то ни было! Единые в этой решимости, с нерушимой верой в правоту нашего дела, с Божьей помощью мы придем к величайшей победе!»

Паника, охватившая в тот день некоторые отделы Верховного штаба, отразилась и в тылу. В Бельгии, Люксембурге, на севере Франции по дорогам, как в худшие дни мая 1940 года, тянулись колонны граждан — сто тысяч беженцев. С окон домов снимали портреты вождей союзников, и люди стали избегать общения с военными в страхе, что шпионы и сочувствующие немцам сразу же донесут о таких контактах, как только немцы придут.

Военные вели себя немногим лучше. Большие города были полны дезертиров, которые пытались найти себе пристанище у какой-нибудь из тех шлюх, что носят деревянные башмаки на босу ногу и заполоняют солдатские бары. В учебных центрах молодых солдат, многие из которых успели пройти только шестинедельный курс, сбивали в наскоро формируемые роты — саперов, пехотинцев, танкистов, всех вперемешку — и сажали в грузовики, а штабисты за их спинами жгли секретные документы и разбивали о стену одну за другой бутылки с пивом и спиртным, чтобы до них не добрались солдаты. На каждом перекрестке солдаты останавливали всякий грузовик, джип или танк и подвергали всех находящихся там подробному досмотру. Тылы охватила беспрецедентная шпиономания.

В штабе Брэдли в Люксембурге ежедневное целевое совещание, проходившее в военной комнате полевого штаба 9-й воздушной армии, закончилось словами майора Стюарта Фаллера: «Ближайшие дни будут мрачными. Перелома можно ждать не раньше 26 декабря».

Этот печальный прогноз висел над всей линией фронта в тот снежный декабрьский день, пока вечер переходил в ночь. Прошла неделя, и, казалось, не будет конца немецкому продвижению вперед. Далеко отсюда, в Вашингтоне, где, несмотря на время года, было жарко и душно, президент Рузвельт отказался отвечать на вопросы о внезапном немецком наступлении, ограничиваясь заявлением, что «закончится это не в ближайшие дни» и что в такой решающий момент страна должна изо всех сил поддерживать сражающихся солдат. Уныние овладело лидерами союзников, от решений которых зависел завтрашний день.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Суббота, 23 декабря 1944 года

С разрешения или без него, но мы будет прорываться отсюда пешком!

Полковник Пейпер — своему радисту1

Над Арденнами занимался новый день — холодный, хрустящий и яркий. Несмотря на неблагоприятный прогноз люксембургских синоптиков 9-й воздушной армии, погода была превосходная. В первый раз с момента начала наступления погода выдалась идеальной для полетов. Вскоре в штабе воздушной армии зазвонили телефоны — это командиры различных частей спешили воспользоваться предоставляемыми природой возможностями и запрашивали поддержку с воздуха.

За линией фронта с французских, бельгийских и люксембургских аэродромов сотнями поднимались «Митчеллы», «Летающие крепости» и «Тандерболты». Жители городов и деревень выходили на улицы, разбуженные необычным шумом. Запрокинув голову, они смотрели на пролетающие армады самолетов союзников. Перемена погоды стала переменой всего хода сражений. С этого момента и до 27 декабря, когда немецкое наступление оказалось окончательно сломленным, противнику суждено было испытать одну из самых поразительных демонстраций воздушного господства союзников после — дня Д — высадки в Нормандии.

Но генерал Харрисон под Ла-Глез еще не знал о перемене погоды и о появившихся у него в связи с этим возможностях. У него была тяжелая ночь. Сразу после полуночи по всей линии фронта 30-й и 92-й дивизий прозвучал сигнал воздушной тревоги. Над линией фронта заметили двадцать два самолета люфтваффе. Войска привели в состояние боевой готовности, а в донесениях сообщалось о множестве замеченных парашютов. По большей части на парашютах сбрасывались грузы — боеприпасы и бензин, но кто-то в Верховном штабе тут же предположил, что мог иметь место и десант в помощь Пейперу. Стали распространяться слухи о том, что окрестности Ла-Глез полны десантников, и, хотя генерал Хоббс и пытался доказать, что в данном случае применение десанта было бы бессмысленным, солдаты Харрисона всю ночь не смыкали глаз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});