Доспехи бога - Вершинин Лев Рэмович

– Ыыыыыыыыыыыыыы! – не обрываясь ни на миг, летит из ямы.

Пряча слезы, Ллан склоняет голову и бросает вниз первую горсть земли.

Глава 6

Неназначенная встреча

Чем более всего неудобны эти туземные пончо, так это совершенно дурацкими разрезами. Они расходятся ниже груди, как раз там, куда в непогоду охотнее всего попадает сырость, а мне это сейчас совершенно не нужно: Олла чихает и кашляет, а у меня после практически непрерывного трехдневного ливня опять проснулась ноющая боль в пояснице, и, как ни закутывайся в плащ, легче не становится.

– Извиняйте, ваша милость, до перекрестка довезу, а уж дальше как сами знаете, – в очередной раз предупредил возчик, откинув переднее оконце кареты.

– Ладно, ладно, – привычно откликнулся я. – Только вот девочку жалко.

Что и говорить, не вовремя пал бедняга Буллу, и не понять отчего – просто взял да и рухнул мордой в пыль. Идти пешком с сумой за плечами и Оллой на руках оказалось пыткой, и, хотя в кошельке звенит, ни конягу, ни мула, ни даже самого завалящего ослика не удалось добыть ни за какие деньги. Ведь конь и ослик – это возможность в случае чего умчаться самому, увезти семью, а если повезет, то и скарб. Хотя «Айвенго» со своей ордой еще далеко, власти здесь, на дальних подступах к Новой Столице, уже практически нет: ватажки крестьян что ни ночь вовсю шалят на тракте, а разъезды дорожной стражи не рискуют забредать далеко от городских стен. Ну, положим, кроме моего нарядного камзола, взять с нас нечего, но камзол надежно спрятан на дне сумы, да и ящерка при мне; она уже выручила нас третьего дня, но и она, оберегая от недобрых людей, не убережет от ветра и хлесткого ливня. Хорошо еще, вчера под вечер подвернулся попутный возчик; в видавшем виды, заваленном тряпьем рыдване удалось хоть сколько-то отогреться и отдохнуть.

– Да вы не подумайте, сеньор, в иное бы время я с удовольствием… – сказал возчик, словно оправдываясь, и с грохотом захлопнул оконце.

Лошади тронулись. Карету раскачивало, под колесами хлюпала грязь. Мокрый воздух тянул в щели, я все плотнее кутался в плащ, вслушиваясь в свист ветра и хлестание дождинок по кожаному верху.

Потом – истошный, долго не замолкающий крик.

Слышу, как скачут мимо всадники, потом возвращаются, останавливают карету, распахивают дверцу, и пронзительный, не по-летнему холодный воздух ударяет в лицо.

– Кто? – рявкает всадник.

Из-под копыт переступающих лошадей брызгает грязь, и один из комочков достигает моей щеки.

– Кто таков?

– Путешественник, – спокойно отвечаю я.

Озадаченное молчание, бряцание оружия, сопение лошадей.

– Сорок демонов! Какой еще путешественник?

Подпустив в голос металла, отвечаю вопросом на вопрос:

– С кем имею честь?

В карету просовывается кончик копья и начинает шарить по тюкам, задевая порванную обивку. Хватаю наконечник и с силой толкаю копье обратно.

– А, проклятье! Вытаскивай его, Зуммо!

– Если кто сунется, стреляю в упор, – предупреждаю я, направляя в дверь арбалет.

Они гортанно переговариваются между собой, и я знаю, что таким обращением уже внушил к себе уважение. Мелкая птица не посмеет совать арбалет в лицо кнехтам.

– Дорожная стража, – говорит наконец один из них. – Куда направляетесь?

– В Новую Столицу.

– Ложь! В столицу тут не по дороге!

Они правы. Я повышаю голос.

– Я сам знаю, какой путь для меня короче.

– Ишь какой! Эй, ты! – теперь они обращаются к возчику. – Кого везешь?

– Господина, – отвечает испуганный возчик. – С девочкой.

– Где ты его подобрал?

– Вчера, невдалеке от Мыыльмаайю. Только я не подбирал. Открыл дверцу, девчонку засунул и сам забрался.

Он говорит чистую правду, умалчивая, однако, о двух полновесных сребрениках, примиривших его душу со свершившимся фактом.

– А почему ты решил, что он господин?

– Да кто ж станет сам лезть в карету?

Старший кнехт хмыкает, топорщит усищи, ища повода для придирки; повода нет – на карете герб, возчик самый что ни на есть безобидный – и это сердит вояку.

– Какого демона ездишь здесь? Указа, что ли, не знаешь?

– Хозяин меня посылал в имение.

– Зачем?

– Да это уж так, его дело.

– Смотри мне! А кого везешь?

– Да говорю ж, какого-то господина с девчонкой.

– А кто тебе позволил? Разве ты принадлежишь к гильдии возчиков? Хочешь небось деньги от хозяина утаить?

– Вечным клянусь, господин сержант, он сам сел в карету! Разве бывает так, чтобы господа спрашивали?

Надоело.

– Сержант, – сказал я, – мятежники ограбили нас под Мыыльмаалью. Отняли коня и повозку.

– Мятежники? – На лице сержанта сомнение. – И вы остались живы?

– Их было мало. Они удовлетворились поживой.

– Где же был ваш арбалет? – Теперь под усами ухмылка.

– Арбалет всегда при мне. И не советую вам его беспокоить.

– А почем мне знать, может, вы лазутчик бунтовщика?

– Вы сможете проверить это завтра, когда я высплюсь в усадьбе…

– Какая, к демону, усадьба! Здесь все пусто на десять пао окрест!

– В усадьбе Арбиха дан-Лалла…

– Сеньор дан-Лалла не примет первого встречного! – торжественно заявил сержант.

Я пожал плечами.

– Поезжайте следом, и вы сами увидите, примут ли меня в его усадьбе.

Возчик раскрыл рот и одарил меня возмущенным взглядом; в ответ я вновь пожал плечами: прости, мол, сам знаю, не по пути тебе, да что тут поделаешь…

Карета тронулась, всадники, поругиваясь, поехали сзади.

…Дорога затянулась почти на два часа, и вечер плавно перетек в ночь. Стараясь не шуметь, я сбросил драную дорожную куртку, достал из наплечного короба нарядный камзол и переоделся.

Подъехали уже в полной темноте, но, как ни странно, несмотря на кромешную тьму, ворота были распахнуты настежь.

Вокруг экипажа собирается дворня, подбегают несколько крупных, но не лающих собак. Спрыгиваю с подножки, разминаю ноги на скрипучем гравии.

Выносить Оллу пока что не спешу; успеется.

Распахиваются двери, в ярко освещенном проеме – высокий силуэт; сержант торопливо срывает берет, кланяется. Кланяюсь и я.

– Путешественник приветствует благородного рыцаря.

– И рыцарь приветствует путешественника, – старик наклонил голову в ответ.

В свете факелов лица не разобрать, хорошо различимы лишь просторное одеяние, пышная седая грива и посох-костыль в левой руке.

Когда я откинул полу плаща, сержант чуть ли не крякает: расшитый бисером камзол с рядами блестящих пуговиц произвел на него колоссальное впечатление.

– Почтенный рыцарь, обстоятельства привели меня к вашему порогу. Дочь моя тяжко больна, и это вынудило меня, презрев все опасности, тронуться в путь. Я позволил себе сказать сержанту, что сеньор дан-Лалла примет путешественника.

– Гостеприимство – закон этого дома, – строго сказал старик. – Кто сомневался?

Сержант сконфуженно кашлянул. Я поклонился еще раз со всей возможной учтивостью.

– Преосвященный Шеломбо из Калумы шлет вам привет, почтенный рыцарь.

– От души благодарю. В добром ли он здравии?

– Увы, не знаю. Я видел его больше недели назад, а сейчас в Калуме бунтовщики…

– И он, конечно же, не покинул храм, – сокрушенно покачал головой старец, и серебряная грива встала над головою нимбом. – В этом весь Шеломбо, храни его Вечный. Однако прошу вас в мой скромный дом, почтенный путешественник. Где ваша дочь? И что нужно здесь страже?

– Проводили господина, – объяснил сержант, – почитая, так сказать, своим долгом; так как Магистрат не выдает фуража для дальних разъездов, мы защищаем господ от всякого сброда доброхотно.

– Благодарю вас, сержант, – сказал я, – позвольте предложить вам небольшое пожертвование в пользу фуражного ведомства.

– Весьма и весьма… – смущенно пробормотал усач, принимая от меня сребреник и несколько треугольных медяков.

И сгинул вместе с подчиненными.