День мертвых тел - Николай Иванович Леонов

с облегчением обнаружил, что у него есть версия. К сожалению, единственная, но, к счастью, лаконичная и без лишних логических петель. Смирившись с тем, что спина его общению с креслом уже сказала свое категорическое «нет», он поднялся, укрыл пледом сжавшегося в комок гостя и отправился приводить себя в порядок. Впервые за все время, проведенное в Онейске, ему было по-настоящему спокойно. Поразмыслив, Гуров пришел к выводу, что причиной этого стало то, что ключ к ответам на все вопросы дела мумий спит в зале под его пледом. Да, сам Аджей понятия не имеет, какая именно информация может пригодиться, но понять это и употребить ответы результативно — уже задача Гурова. Как и решить, какие именно задавать вопросы.

Пребывая в благостном расположении духа, он позвонил Маше. Дела у супруги шли хорошо. Новый спектакль оглушительным успехом не пользовался, в целом Мария, и не она одна, считала, что именно ее присутствие в актерском составе постановку и спасло. Гурову нравилось, когда супруга пускалась в пространные рассуждения об искусстве и скромности, о судьбе артиста и о его месте в мире. Понимал из этих монологов он главное — она довольна собой. При этом почивать на лаврах не стремится и считает, что есть куда расти.

Гуров улыбался в трубку и кивал, разбивая на раскаленную сковороду четвертое яйцо, когда появился Аджей. Сонный и недовольный, он кивнул хозяину квартиры, не отвлекая от разговора, и остановился рядом. Некоторое время, сведя темные брови к переносице, наблюдал за тем, как Гуров пытается выудить из яичницы с луком и ветчиной упавший туда осколок скорлупы. Не выдержав, спросил:

— Это мне?

Гуров не планировал общего завтрака, но что было ответить, когда гость уже поднялся на ноги?

— Тебе.

— Ну и не возись тогда, скорлупа тоже полезна. — Полонский щедро посыпал минуту назад яичницу Гурова перцем и накрыл крышкой. Не выспавшийся и смущенный своим вчерашним приступом откровенности, Аджей явно не знал, как себя вести. И похож был не на знаменитость, а на ежа, лишившегося своих иголок и не вполне умеющего жить без них. Гуров проводил его глазами в ванную и принялся собирать вторую порцию. И когда супруга завершила свою мысль, попросил:

— Приготовь дальнюю комнату, пожалуйста, Маш. Я, скорее всего, не один приеду.

Через приличествующую паузу в трубке раздалось озадаченное:

— Хорошо, приготовлю. Едва ли за время поездки ты успел так подружиться с Капитолиной Сергеевной, что теперь не можешь с ней расстаться. Приставать с расспросами не стану… Это сюрприз, верно?

— Еще какой, — согласился Гуров, перемешивая в сковороде яйца с остальными ингредиентами. Выглядела его порция, конечно, менее привлекательно, но голод побеждал. — Я дело завершаю здесь, кое-какие детали осталось уточнить — и все, свободен. Да, Маша, да… Я у тебя и в отпуске работаю, но тут нельзя иначе было. И вот, главный свидетель очень нуждается в отдыхе. Смене обстановки, крепком сне и шашлыках. Кстати, о спектакле и твоих завистниках. Как ты считаешь, если тебя после выступления встретит с огромным букетом и увезет в неизвестном направлении на шикарной машине не муж, а симпатичный молодой человек — твои злопыхатели от зависти и сплетен позеленеют?

Аджей уже вернулся из ванной и стоял теперь рядом, забыв о завтраке. Он смотрел на Гурова недоверчиво, почти испуганно, и будто не мог решить, улыбаться ему или нет.

Мария же была женщиной опытной, с Гуровым жила не первый день, потому не тратила времени на недоумение, сразу фокусируясь на главном.

— Считаю, да, позеленеют. И говорить об этом будут еще долго, но тут, конечно, многое от размера букета зависит. А что, юноша действительно молодой и симпатичный?

— На свою голову, да.

Гуров перекладывал завтрак на тарелку и старался не улыбаться, глядя на то, как в глазах Полонского загорается неподдельный, детский восторг. Подумав о чем-то своем, он снова вскинул голову на Гурова и прошептал, совсем тихо:

— У меня костюм есть, белый. Фотографы говорят, я в нем на человека непохож, — потом подумал еще и добавил неожиданное, посерьезнев: — А еще я картошку умею чистить.

— Ты приготовь комнату, Маш, — все-таки улыбнулся Гуров. Надежда Аджея пожить в семье могла растопить ледники Антарктики. И не имело значения, что ему почти тридцать лет, а не девять, и что зовут не навсегда, а погостить. Гуров знал, что не может по-приятельски потрепать художника по плечу, успокоить, жизнь не научила Полонского принимать подобное. Но Маша не станет спрашивать. Как и робеть перед знаменитостью. Она посмотрит в настороженные глаза, оценит ситуацию верно и обнимет его на пороге. Тот сперва замрет, не зная, что делать, а потом обнимет в ответ. И маленький Аджей, до сих пор живущий в душе этого успешного, красивого мужчины, станет немного меньше бояться людей. — У нас тут могут дела еще возникнуть, но я билет на завтра взял. Не думаю, что планы серьезно изменятся. Я сегодня зайду к Молотовой, и все, можно считать мои дела в Онейске законченными.

Когда разговор завершился и они сели завтракать, Гуров спросил:

— Ты сумеешь исчезнуть из планов фестиваля?

— Оксана справится. Все ключевые моменты проработаны, и я здесь уже не нужен. Мохов дает интервью каждому, кто попросит, и оправдываться перед кем-то за грязь, что он льет мне на голову, я не собираюсь. Никогда этого не делал. Бессмыслица, потому что люди всегда верят лишь в то, во что хотят. Пресса топчет меня в светской хронике, хейтеры брызжут слюной в интернете. Каждый занят своим делом, просмотры растут, теперь я не просто ангел, а таинственная личность, за которой по пятам идет сама смерть. — Доев, Аджей принялся наливать чай. — Я, Лев, понятия не имею, как атмосферу фестиваля спасти, и, честно говоря, не вижу смысла этого делать. Город Онейск однозначно дал понять, что мое присутствие здесь нежелательно. Это неприятно, но и только. На хлеб с маслом я себе и без них заработаю. Ты правда знаешь, кто убил тех людей?

— Не знаю. Но уверен на девяносто девять и девять десятых процента, а это, по моему опыту, немало. У меня к тебе будет просьба, Аджей. И это очень серьезно. Нет, это не про Машу и театр, гораздо важнее. Посиди сегодня, пожалуйста, здесь, у меня.

Полонский выложил на стол мобильный, на котором виднелось десять пропущенных вызовов от Оксаны.

— Как ты скажешь, Лев. Но мне нужно будет позвонить Оксане, а то она вертолеты поднимет в воздух в поисках моего расчлененного тела. И допрос у меня сегодня, с ним как быть?

— Оксане