Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнюю ночь перед поездкой на Хива-Оа Греле разрешил им провести в его доме. У него не было комаров, и впервые за долгое время Тур и Лив хорошо выспались.
Попивая апельсиновый настой, Греле рассуждал о том, что пассат, судя по всему, не утихнет еще несколько недель. Приближался октябрь — время, когда ветер бушует с особым остервенением. Поэтому не было никакого смысла ждать у моря погоды.
Греле отставил чашку, посмотрел на своих людей и приказал поднимать паруса.
Поднялся страшный галдеж. Паруса хлопали, люди кричали. Громче всех раздавался голос Иоане, который, взявшись за рулевое весло, объявил себя капитаном.
Лодка отчалила, ветер наполнил паруса. Пока плыли вдоль острова, все казалось совсем не страшным. Но Тур думал о том, что будет дальше, когда они выйдут в открытое море? Борт лодки поднимался над водой пугающе низко.
Греле взял с собой восемь лучших гребцов, разместив их парами на банках. Девятый член команды держал черпак, ему же поручили следить за тем, чтобы молоток и гвозди все время были под рукой. Вместе с Греле, Иоане, Лив и Туром на борту оказалось тринадцать человек.
Им предстояло одолеть путь в пятьдесят морских миль, направляясь на северо-северо-восток. Юго-восточный ветер был для них попутным. Чтобы добраться до Хива-Оа до захода солнца, нужно было сохранять скорость в пять-шесть узлов. У них не имелось ни карты, ни компаса, но Иоане крепко держал руль — он правил лодкой так уверенно, будто унаследовал это умение от своих далеких предков, однажды прибывших сюда морем.
Отойдя от острова, они заметили, что волны стали сильнее. Высокие и крутые, они с шипением вставали в шеренги и надвигались на лодку. Но Иоане выдерживал взятый курс, и Тур, хотя и был вне себя от страха, с восхищением смотрел, как он правит лодкой.
Но Иоане не мог ничего поделать с летящими брызгами и с водой, которая начала переливаться через низкий борт, и людям в лодке пришлось изо всех сил работать черпаком. Тур и Лив прижались друг к другу. Банановые листья, которыми они обвязали ноги вместо повязки, смыло водой, на волдыри и язвы попала соленая вода. Впервые в жизни Тур увидел, как Лив плачет{168}. Затем она закрыла глаза и впала в забытье.
Постепенно Фату-Хива утонула в море, тучи исчезли, и палящее солнце вступило в свои права. Хива-Оа находился где-то впереди, за горизонтом. Тур раньше почти не плавал на шлюпке, и уж точно никогда не заплывал так далеко, чтобы не было видно земли. К нему вдруг словно вернулся старый детский страх перед глубокой водой.
Однако страх не мешал Хейердалу удивляться. Они плыли в лодке, которая изначально служила спасательной шлюпкой на шхуне, но, похоже, была пригодна не столько для спасения жизней, сколько для того, чтобы преспокойно заполниться водой и утонуть. От океана их отделяло лишь несколько тонких досок, которые в штормовом море могли разъехаться когда угодно; разве не безопаснее было бы отправиться в путь на плоту? Тур, правда, знал о плотах не так уж много, но было очевидно, что плот невозможно наполнить водой и утопить{169}. На Фату-Хиве он слышал рассказы о предках туземцев, строивших плоты из бамбука и плававших на них за сотни морских миль на юг, к атоллам архипелага Туамоту{170}. Так почему же, хотелось ему спросить, потомки этих мореплавателей отказались от плотов в пользу лодок — таких, как шлюпка, в которой они сейчас плыли, или каноэ, столь любимое полинезийцами?
В том, что каноэ не лучше, Тур убедился однажды, когда Тиоти пригласил его и Лив прокатиться вдоль берега. Заодно они хотели посетить долину, на которую один местный лекарь (надо полагать, не самый умный) наложил табу и где с тех пор, по словам Тиоти, не бывал ни один человек. Каноэ, на котором они отправились в плавание, Тиоти обычно использовал для рыбалки. Выдолбленное из ствола, оно было «вдвое длиннее обычной ванны, но лишь вполовину шире ее»{171}. Чтобы суденышко не перевернулось, на одном из бортов был установлен аутригер. В каноэ с трудом смогли уместиться три человека со связкой бананов.
На обратном пути разразился шторм. Ветер пришел, как обычно, с востока, и им пришлось ожесточенно грести, чтобы каноэ не унесло в море. В борта били волны, им пришлось вычерпывать воду, чтобы удерживать каноэ достаточно высоко на плаву, и при этом маневрировать. Каноэ не могло утонуть, даже наполнившись водой, но управлять им стало бы невозможно — оно превратилось бы в бесполезное бревно, которым было когда-то.
Когда стемнело и берег исчез из виду, они всерьез испугались. Тиоти забыл про свое протестантство и начал ворчать, что лекарь наказал их за нарушение табу. Тур, в свою очередь, тоже думал о том, что рано или поздно неизбежно приходишь к мысли о существовании где-то «доброй силы», способной помочь, если ей хорошо помолиться. И хотя он не был склонен верить в эту силу, он вдруг обнаружил, что молится вслух в надежде на спасение{172}.
С удвоенной силой он налег на весло. Тиоти последовал его примеру, и вместе они смогли увеличить скорость. Тур услышал, как Лив сказала: «Господи, если они действительно пришли с востока, то у них должны были быть сильные руки»{173}.
Они все-таки добрались до мелководья и поплыли на свет далекого костра. Испуганный их долгим отсутствием Пакеекее встретил их на берегу. Когда они выбрались на сушу, звонарь получил от пастора прощение за то, что в минуту опасности больше верил в злой дух лекаря, чем в милость Божью.
Но для Тура все было не так просто — в табу лекаря он, конечно, не верил. Но кто был прав — отец, что молился Богу, или мать, существование Бога отрицавшая? Впрочем, действительно ли она думала, что Бога нет? Не могло ли быть так, что мать на самом деле тоже верила, но основу ее веры в Бога составляло учение Дарвина, а не Священное Писание?
В четырнадцатилетнем возрасте Тур сказал «нет» священнику и конфирмации — церковь тогда была для него худшим местом в мире. Потому что если и существовал Бог, то это был бог любви, а не бог священников.
Плывя в каноэ по бурному океану, он рисковал жизнью не меньше, чем когда провалился под лед на пруду Херрегорд, чуть не утонул в Церковной бухте или заблудился в бурю в горах Довре. И теперь Хейердал опять пошел на смертельный риск, отправившись на Хива-Оа в дырявой лодке с больной Лив. Тур испытывал сильный страх — скоро ему должно было исполниться двадцать три, и если у человека, как у кошки, тоже есть девять жизней, то он уже использовал половину этой квоты. Каждый раз, когда он оказывался в опасности, у него усиливалось убеждение в существовании невидимой силы, к которой можно обратиться с просьбой или за утешением. Это могло означать только одно — что в глубине души Хейердал чувствовал потребность в вере.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Тур Хейердал. Биография. Книга II. Человек и мир - Рагнар Квам-мл. - Биографии и Мемуары
- Серп и крест. Сергей Булгаков и судьбы русской религиозной философии (1890–1920) - Екатерина Евтухова - Биографии и Мемуары / Науки: разное
- Никола Тесла. Первая отечественная биография - Борис Ржонсницкий - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Сульман Рагнар. Помощник Альфреда Нобеля - Владимир Левченко - Биографии и Мемуары
- Атланты. Моя кругосветная жизнь - Александр Городницкий - Биографии и Мемуары
- Неизвестный Мессершмитт - Леонид Анцелиович - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Александр Первый: император, христианин, человек - Всеволод Глуховцев - Биографии и Мемуары
- Если бы Лист вел дневник - Янош Ханкиш - Биографии и Мемуары