Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние - Вальтер Брюнинг

социуме, придают различным аспектам общезначимость. Выросший в определенной культурной среде человек в значительной степени привязан к ее условиям. Грек не создаст египетской статуи, а египтянин не напишет греческой драмы. Так и всякий человек живет в относительно замкнутой среде, которая обусловлена его выбором из неисчерпаемой действительности. Способность обрести «открытый мир» — это привилегия, которую имеет только человек.

Таким образом, у Ротхаккера человек как активно действующее и продуктивно формирующее начало противостоит действительности, выступая одновременно носителем и «соавтором» культурного мира.

Общим для всех представителей прагматистской антропологии является отрицание связывания человека с объективными порядками и нормами. Напротив, считается, что действительность, данная человеку, неупорядоченная и бесформенная. Именно такой ее характер и требует от человека активности Мы проследили развертывание этой активности, расположив ее проявления в виде системы, в ступенчатом порядке. Вначале, на нижних ступеньках бытия, она была еще в значительной мере ограничена детерминирующими процессами и рассматривалась как преимущественно биологическая. Затем, шаг за шагом, она постепенно освобождается от детерминизма и биологичности, становясь все более и более духовной, культурной активностью.

Однако свободная конституирующая деятельность человека, посредством которой он придает миру форму и смысл, вплоть до самой последней ступени рассматривается таким образом, что приоритет отдается практике, благодаря чему и существует граница, отделяющая прагматизм от трансценденталистских и объективно-идеалистических антропологии, где деятельность понимается как преимущественно теоретическая. К этим антропологиям мы теперь и обратимся.

КАРТИНА ЧЕЛОВЕКА В ТРАНСЦЕНДЕНТАЛИСТСКИХ ФИЛОСОФИЯХ

Как мы видели, трансценденталистская идея конституирования форм и норм, осуществляемого субъектом, уже подготовлена в направлениях, которые, с точки зрения системы, предшествовали трансцендентализму (т. е. были предшествовавшими ступенями в том порядке, который мы приняли в данной работе) — в первую очередь, например, в экзистенциализме и прагматизме.

В экзистенциализме явственно прослеживается элемент свободного самоконструирования, который важен и в трансцендентализме. Поскольку человек утратил все объективные связи, нормы и закономерности, поскольку он уже не имеет устойчивого бытия, ему приходится самому формировать себя, самому делать себя тем, что он есть. Однако — и здесь экзистенциализм принципиально отличается от трансцендентализма — такое самоконструирование связывается лишь с индивидуальным субъектом (каждый субъект творит сам свою уникальную, неповторимую структуру), тогда как в трансцендентализме структура обретает общезначимость, становясь одинаково свойственной всем субъектам.

Прагматизм тоже исходит из посылки, что противостоящий человеку мир беспорядочен, хаотичен, а потому требует, чтобы человек задавал ему форму. Человек и сам не имеет устойчивой, постоянной субстанциальной основы. Напротив, он лишь сам проектирует себя, в прагматизме — прежде всего в процессе деятельности. Человек формирует себя самого и свою окружающую среду именно как деятельное существо. Но такое конституирование, собственно, еще не носит подлинно трансцендентального характера. Пусть оно значимо не только для индивида, пусть оно распространяется уже и на сообщества людей — все равно оно еще не достигает общезначимости. Таким образом, экзистенциалистское самоконструирование и прагматистское формирование мира можно рассматривать как предпосылки трансцендентализма. Но подлинное развертывание они получают только в самом трансцендентализме.

Исторические предпосылки

Если исходить из нашей системы, то трансцендентализму предшествовали экзистенциализм и прагматизм. И в историческом плане трансцендентализм тоже был подготовлен. Он возник не на пустом месте[19]. Он имел свою предысторию, прежде чем был впервые в чистой форме изложен Иммануилом Кантом.

Истоки кантонского трансценденталистского подхода следует усматривать прежде всего в теории познания. Лишь впоследствии Кант сделал выводы, касающиеся антропологической проблематики. И все же не будет преувеличением сказать: именно тот способ, с помощью которого он решал вопросы теории познания, в скрытом виде уже содержал, в основе своей, антропологический аспект. Ведь если предшествующие теории познания противопоставляли объекту познания человека как пассивно воспринимающее существо, то у Канта человек обретает настолько большую значимость, что становится исходным пунктом и причиной любой возможной объективности. Из чего следует — в сфере антропологии, — что человек сам становится основой и для своей собственной сущности.

Такова важнейшая антропологическая тенденция у Канта — освобождение подлинного человеческого бытия от объективистского и натуралистического детерминизма. Человек подчиняется законам природы лишь в той мере, в какой принадлежит миру явлений. В сфере же своего подлинного бытия он свободен, и свободен до такой степени, что все законы природы, относящиеся к феноменам, конституируются им.

Такое конституирование (и с признаками этого мы вступаем в область трансцендентализма в строгом смысле слова) никоим образом не носит произвольно-субъективного характера, но, напротив, имеет общезначимый характер. Это не идеальный, а всеобщий субъект, который не зависит от исторических изменений. Он задает явлениям их структуру, а человеку — его сущность. Свобода для Канта — не индивидуальный произвол; напротив, свобода — это способность противостоять всем приходящим извне определениям, неподвластность им. Свобода в данном случае означает автономность, то, что законы человек задает самому себе посредством разума. Эти законы общезначимы и не зависят от времени. Значит, идеальный субъект у Канта освобожден от натуралистической общезначимости, но для того лишь, чтобы тут же оказаться под властью общезначимости трансценденталистской.

В пределах трансцендентальной сферы Кант прежде всего резко разделяет теоретическую и практическую сферы. И та, и другая становятся результатами акта трансцендентального субъекта. Однако теоретическая сфера объединяет только явления. Здесь царит строгая, научно доказуемая необходимость, детерминизм естественных законов, а потому Кант говорит, что научные суждения, имеющие здесь значимость, обладают в этой сфере конституирующим характером. В сфере же ноуменов, в сфере «вещей-в-себе», они имеют лишь регулятивный характер, то есть у них нет необходимости значения — они обладают лишь практической значимостью.

Несмотря на такое научное преимущество теоретического разума, пальма первенства у Канта все же отдается разуму практическому. Одно из главных намерений Канта — указать теоретическому знанию его границы, чтобы освободить место для существенных вопросов практического характера. Исследуя глубочайшие проблемы человеческого бытия — свободу, душу, бессмертие, Бога, — невозможно получить ничего, что имело бы какую-то теоретическую значимость, и тем не менее они остаются главными задачами философии. Несмотря на все это, нельзя упускать из виду внутреннего единства этих сфер — ведь их структура задается одним и тем же трансцендентальным субъектом. И человеческая свобода, противопоставляемая детерминизму естественных закономерностей, связана с общезначимостью категорического императива. Борьба Канта против традиционной этики сущностей, которая говорит об обязывающем характере объективно заданных порядков и ценностей, привела к выводам не столько в пользу индивидуальной свободы и независимости, сколько в пользу идеи автономии. Эта автономия, правда, означает резкое неприятие того, что воля и действия человека определяются извне, но теперь индивид получает ничуть не менее строгие и обязательные законы «изнутри».

Свобода в подлинном смысле означает, по учению Канта, подчинение принципам разума.