Витязь Железный Бивень - Федор Чешко

Спускались молча, гуськом — каждый при лучине, Леф без меча, но с бивнем на культе левой руки, а Торк со своей шипастой палицей под мышкой. Так же молча постояли над Старцевой ямой, рассматривая полоумного объедка; а тот, запрокинув грязное волосатое лицо, бессмысленно таращился на огоньки лучин. Что-то примерещилось Лефу в его блеклых слезящихся глазах, какая-то неестественность, странность. Или напомнили кого-то эти глаза? Но чем дольше парень вглядывался да вдумывался, тем отчетливее ему казалось, будто странность Старцевых глаз ему именно примерещилась. Глаза как глаза. Полоумный как полоумный. Уже почти убедив себя в этом, Леф ненароком покосился на Гуфу и обомлел, перехватив ее напряженный ожидающий взгляд. Обомлел до того, что вдруг нагнулся к самой решетке и спросил на арси:

— Ты кто?

Старец вздрогнул, будто его палкой ударили. И все. Леф выпрямился, вздохнул.

— Не знаю, — ответил он на немой Гуфин вопрос. — Может, он и впрямь из-за Мглы, — Нурду виднее. Только уши-то у него не проколоты... Может, он из горных идиотов, или с Ниргу, или еще до граничного возраста сюда угодил. Или еще до того, как завелся обычай отлучения от человечества (говорят, такое лет через пятнадцать после Катастрофы начали делать), — хотя это вряд ли. Не мог он столько прожить.

— А тот... Ну ведун тамошний — Хруст или как его? — спросила Гуфа. — Он-то прожил?

— Я же говорил: он зелье против смерти выдумал и все время его пьет.

А Торк сплюнул под ноги (кажется, он лишь в самый последний миг передумал плевать сквозь решетку) и процедил, почти не разжимая зубов:

— Может, хватит этаким зрелищем поганить глаза?

— Хватит так хватит. — Гуфа с видимой неохотой отвернулась от ямы.

А когда они уже начали подниматься прочь из пещеры, вдруг сказала:

— Ежели ничего плохого не приключится, вечером пойдем во Мглу. Втроем пойдем: Леф, я и еще Старца прихватим с собою.

Когда Леф и Гуфа вернулись в очажный зал, женщины уже не спали. Мгла Бездонная знает, что за это время рассказал им Нурд, только Мыца поглядывала на парня с явной опаской; Раха же подозрительно шмыгала носом и прятала от него набрякшие красные глаза. Обе ни слова не сказали парню, и он мысленно горячо возблагодарил их за это.

Едва отдышавшись после подъема, Гуфа принялась готовиться к ведовскому действу: возвращать одному из глаз Витязя обычное человеческое зрение. Она почти до изнеможения задергала Лефа и женщин мелкими поручениями, а когда все уже было готово, вдруг велела парню улечься прямо тут же, в зале, и спать до вечера: ночь-де предстоит куда хуже прежней, и силы надобно поберечь. Леф было заартачился, но старуха уперла в него тяжкий взгляд наливающихся светлой голубизной зрачков, приступила ближе, поднимая вровень с Лефовым плечом дубинку... Парень не успел увернуться от людоедского оружия и на какой-то миг потерял способность думать, видеть и чувствовать. Даже не на миг — на кратчайший осколок мига. А когда утерянные способности вернулись к нему, почему-то оказалось, что он лежит под стеной на мягком меху, очаг почти прогорел, а из прочих людей в зале остались только Гуфа и невесть откуда взявшийся Торк. Леф забарахтался, пытаясь встать, и ведунья сказала:

— Проснулся? Ты вовремя проснулся, уже вечереет. Садись к огню, поешь, да и пойдем потихоньку.

Это получилось у нее очень по-обыденному, и обалдевший от нежеланного сна парень успел протереть глаза, устроиться возле очага и выхлебать полгоршка густого мясного варева, прежде чем осознал, о каком «пойдем» говорила старуха.

А Гуфа рассказывала, что с Нурдовым глазом она уже управилась, что Витязь недавно сменил Торка у подземного прохода, а Хону уже куда лучше — настолько ему лучше, что он залез на кровлю следить за послушниками. Правда, следить, в общем-то, не за кем: хоть твари с гремучками больше вроде бы не выбегали из Мглы, но серые до сих пор опасаются возиться у помоста.

Потом она стала расспрашивать о дороге сквозь Бездонную: далеко ли, трудно ли идти, и сразу ли начинаются нелады с памятью. А потом встала и буркнула:

— Ну, чего мешкаешь? Вовсе не такие нынче дела, чтобы долгие разговоры разговаривать. Цепляй меч да пошли.

И они пошли. Сперва втроем (с Торком) опять спустились к Старцевой пещере и потратили там довольно много времени на вытаскивание дряхлого недоумка. Слов тот либо не понимал, либо не желал понимать, а от спущенной ему ременной петли шарахался, будто от злой погибели. Гуфа и Торк кричали ему, чтоб не боялся и продел бы петлю под мышки. Леф вторил им на арси и даже пытался вспоминать слышанные от матросов людоедские слова — все без толку. В конце концов охотник привязал ремень к решетке, спрыгнул, шипя от омерзения, вниз, силком загнал вечного объедка в петлю и по этому же ремню выбрался наверх. А пока он лез, Старец чуть не вывернулся из петли — только то и спасло, что полоумный все-таки убоялся Гуфиных злобных окриков да увесистого камня в Лефовой руке.

И вот теперь — Мгла. Надоедливое бормотание Гуфы, нелепая фигура подмятого заклятием старика — это за спиной. А вокруг розовое струйчатое марево, густое, плотное, и вместе с тем странно прозрачное. Старуха, которой такое в диковинку, временами даже бормотание свое забывала — все удивлялась, почему это Бездонная изнутри совсем не такая, как снаружи. А Лефу все время вспоминалось прощание с Нурдом. Витязь дошел с ними до самого выхода из подземной норы. Уже выбираясь наружу, под истыканное блеклыми вечерними звездами небо, Леф оглянулся и увидел Нурдово лицо. Лицо это казалось непривычным из-за широкой ленты на лбу и свешивающегося с нее кожаного клапана (творение Мыцы, которым Нурд теперь в зависимости от надобности прикрывал то человечий, то скотий глаз). И все-таки, несмотря на произошедшие с Витязем перемены, парень готов был поклясться, что тот однажды уже смотрел на него именно так — в то морозное утро, когда Прошлый Витязь провожал Нынешнего на поиски канувшей во Мглу Ларды.

Видя, что обернувшийся парень словно прирос к земле, Нурд улыбнулся и слегка подтолкнул его. Ни в улыбке, ни в прикосновении не было ни намека на неприязнь, даже наоборот, но Леф вдруг понял: Нурд не верит, что он вернется. Разве что для помощи против Истовых, то есть не навсегда.

С того самого мига парню не давала покоя мысль: рассказывала Гуфа Витязю прочитанное ею будущее или нет? Нурд думал, что Леф не вернется, или он это знал?

Мертвый лес заметно редел, все шире становились просветы между древесными стволами. Опушка была уже совсем близка, когда в Лефовы ноздри как-то внезапно — толчком — плеснуло запахом дыма. Запах не походил на обычную костровую гарь, и парень встревожился было, но ненадолго. Выбравшись на опушку, он сразу увидел костер. Огонь тоже был необычным — фиолетовым, тусклым; либо туман Прорвы шалил с цветами, либо дед его Первосвященства из неких высокоученых соображений помимо хвороста бросал в костер какие-то снадобья. Впрочем, и от самого здешнего хвороста можно всего ожидать — бешеный его знает, каким цветом полагается гореть мертвому дереву, этакое количество лет ветшавшему между двумя мирами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});