Ветер перемен - Василий Владиславович Скородумов

станции.

Возражать я не стал, хотя не понимал, зачем это было нужно. Ничего нового я тут все равно не увижу. А так хотелось хотя бы на минутку присесть. Ладно, потерплю немного, может быть, дядя Вова хочет со мной о чем-то поговорить. Ладно, посмотрим.

Мы зашагали вдоль перрона. Дядя Вова молчал, о чем–то задумавшись. Чтобы нарушить установившуюся тишину, я первым начал разговор.

– Дядя Вова, вы чем–то обеспокоены?

– Что? – встрепенулся он. – Нет. С чего ты взял?

– У вас такое озабоченное лицо… Что-то не так?

Дядя Вова остановился, внимательно посмотрел мне в глаза, затем продолжил движение.

– Видишь ли, Олег, я по-прежнему считаю, что идея вылазки на поверхность – не совсем удачная.

– Но почему?

– Я уже говорил. Ты сам посуди: во–первых, не факт, что оружие в твоей квартире есть. Лично я в этом очень сомневаюсь. А больше ты оружия нигде не найдешь, ресичеры уже все, что можно с поверхности принесли. Во–вторых, и это самое, пожалуй, главное, ты не выживешь на поверхности. Тебе и ста метров не удастся пройти – тебя тут же убьют. И не смотри на меня так, что я, не знаю, что ли, как оно бывает? Я тебе не рассказывал раньше… не хотел, чтобы ты знал. В общем, я тоже был ресичером. В первые годы после Катастрофы. Видишь этот шрам? – дядя Вова закатал рукав куртки и показал уродливый след от глубокой раны. Выглядело это устрашающе. Говорят, шрамы украшают мужчину. То, что я увидел, под эту поговорку не подходило. – Его я получил от птеродонта. Зверюга вскользь задела меня клювом, – ничего себе «вскользь»! Приложилась дай Боже. – А сколько раз я был на волоске от смерти, ты бы знал! Птеродонты не единственная опасность, которая поджидает ресичеров на поверхности.

Сказать, что я был потрясен, значит, не сказать ничего. Надо же, дядя Вова был ресичером! Одним из первых. Вот это да! Тем временем, он продолжал:

– Тебе же Леня наверняка рассказывал, какие существа обитают там, наверху? – я кивнул, мол, «рассказывал, а как же»? – Тогда ты должен знать, что сейчас чудовища стали гораздо опаснее, чем двадцать лет назад. Неопытному человеку, который давно не выходил на поверхность, не стоит туда соваться, поверь мне. В любом случае исход один – смерть.

– Но я должен идти. Во благо нашей линии.

– Извини меня, Олег, но ты идиот, – беззлобно, скорее, с горечью в голосе сказал дядя Вова. – С чего ты взял, что война – это лучшее решение. Мы все в ней умрем. Как же ты не понимаешь?

– Мне казалось, что мы уже все обсудили.

Этой фразой я дал понять, что не хочу больше разговаривать на эту тему. Дядя Вова понимающе кивнул, и мы возвращались к стеле молча. Я не держал на него зла: его можно было понять, но мне порядком надоело его зудение про сдачу «красным».

По крайней мере, если мы дадим бой «красным», у нас будет шанс одержать верх. Сдадимся – никакого шанса.

Но даже, если мы проиграем войну, то облегчим задачу «зеленым», «фиолетовым» и «синим», унеся на тот свет жизни нескольких «красных». И уже ради того, чтобы в метро царил мир и процветание, стоит отдать свою жизнь.

Никто не хочет умирать. И дядя Вова не хочет. И именно поэтому он считает, что принять условия «красных» – рационально. Но, как бы то ни было, ему придется принять мнение большинства, а я уверен, что большинство «оранжевых» поддержат меня и Антона.

Поживем – увидим.

Глава 8. Самый главный враг

Нет вернее способа ободрить врага,

как показать, что его боишься.

(Ф. Купер)

Все, что бы то ни было, имеет свой конец. Даже Вселенная, хотя доказать это невозможно. Где-то она должна заканчиваться, если следовать здравому смыслу. Но если у нее есть граница, то что же тогда находится за ней? Другая вселенная? Пустота? Над этим можно долго рассуждать и никогда не прийти к единому мнению. Правда, это уже другой вопрос.

Не прошло и двух часов, как мастер с зеленой ветки отремонтировал наш костюм химзащиты. Он выглядел как новенький, хотя следы починки при внимательном рассмотрении можно было углядеть.

Больше нас ни на «Пролетарской», ни на самой зеленой линии ничего не держало, и мы со спокойной совестью отправились к себе домой. За проделанный труд Антон хотел заплатить мастеру, но тот не принял вознаграждения, сказав, что за благое дело готов работать безвозмездно. Правда, что это за «благое дело» я, если честно, не совсем понял.

Велимир Андреевич любезно согласился нас проводить до «Площади Александра Невского», не забыв, правда, при этом упомянуть, что у него «немало дел накопилось».

Снова оказавшись у барельефа на переходе между станциями, мы распрощались с гостеприимным начальником зеленой ветки и покинули его владения. Дядя Вова напоследок шутливо грозно посмотрел через плечо на горе-дежурного, который несколькими часами ранее имел наглость нас задержать. Тот виновато уставился на свои ботинки и не поднимал головы до тех пор, пока мы не скрылись с поля его зрения.

Не нравятся мне такие люди. Воображают из себя крутых, а на деле оказываются самыми распоследними трусами, ничтожеством, попросту говоря. Я, конечно, и сам люблю повыделываться, но крайне редко и тем более знаю, перед кем можно это делать, а перед кем – нет.

Дрезина дожидалась нас у края платформы. Ну, вот и все. Сейчас мы приедем на «Ладожскую», может быть мне дадут пару часов отдохнуть, и я должен буду идти на поверхность. Почему–то до меня только сейчас дошло, какой приговор себе подписал. Хотя «час Икс» еще не настал, мне уже было почему–то страшно. Я ощущал неподдельный, свойственный человеку страх, который он обычно испытывает в моменты, когда не знает, чего ему ждать от будущего.

Меня даже охватила паника. Я боялся, что там, наверху, меня ждет ужасная кончина. Смерть меня не пугала, однако то, как она может произойти… по спине пробежали мурашки. Лучше забыть