Смена климата - Наталья Игнатова

Вот теперь Заноза не может пошевелиться. Самый подходящий момент, чтобы оценить, что они оба делают. Не сейчас, а вообще. Один добровольно согласился пойти под дайны убеждения, второй — дал приковать себя к Раме. Неизвестно, что хуже. То есть, что опаснее. Зато понятно, что настолько вампиры друг другу доверять не только не должны, но и не могут.

— Трепыхаться как-то поздно, не находишь? — Заноза снова заулыбался. — Мне нравится. Как будто дайны все еще действуют. На самом деле нет, не парься, они до первого восхода, а восходов было уже семь.

— Эффект сохранился.

— Ни хрена. Ты больше не хочешь делать для меня невозможное… — он запнулся и посерьезнел, — если не считать того, что бросаешь здесь все, чтоб контрабандой вывезти меня за границу. Если это дайны, то пошло бы оно все к черту.

— Эффект сохранился у тебя, дурень. Ты все еще можешь читать мысли.

— Я не читаю. Мы подумали об одном и том же, вот и все. Когда мы думаем одинаково, я это чую.

— Храни Аллах начать думать так же, как ты.

— В основном, да. Но иногда я бываю прав. Вот, смотри…

Он закрыл глаза. Ногти, накрашенные черным лаком, удлинились, загнулись на концах, превращаясь в когти. И Рама заскрипела, сопротивляясь, издавая тот пронзительный, пугающий стон стали, которая не может согнуться. Не может сломаться.

Заноза садился, превращая лежанку в искореженное кресло. Браслеты, удерживающие плечи и предплечья, порвались, словно были из шелка, а не из металла. Разве что шелк, разрываясь, не оставляет ран на руках. Пальцы с когтями обхватили наголовник, несколько секунд Заноза примеривался, а потом искорежил и смял замок. Так же быстро расправился с поясом. И, наклонившись, разломал фиксаторы на ногах.

— Я могу ее из пола выдрать, — он посмотрел на Хасана взглядом ребенка, уверенного, что перевернутая мебель в гостиной и содранная со стола скатерть — это корабль, отправляющийся в дальнее плаванье. Уверенного, что постройка корабля заслуживает похвалы, а не наказания и распоряжения немедленно навести порядок. — Хочешь?

— Оставь хоть что-нибудь.

Этого не могло быть. Все, что Заноза делал раньше, все, что они позволили друг другу… друг с другом… было невозможно только умозрительно. Нельзя потому, что так никто никогда не поступал. Но Рама, превращенная в обломки металла, была невозможна по-настоящему. Ни один вампир не был настолько силен. Настолько стар.

— Сколько лет твоей крови?

О таком не спрашивают, на такие вопросы не отвечают, есть правила, нарушать которые — невежливость, чреватая боем насмерть. Но они нарушили столько правил, что одним больше уже ничего не изменит. А Рама — вот она. И не спросить хуже, чем спросить.

— Семьсот девяносто один, — Заноза втянул когти, рассеянно лизнул бескровные царапины на запястьях. — Стоит хорошо подумать, прежде чем связываться с моим ратуном. Его кровь старше моей на девяносто пять лет.

— При таких величинах лишнее столетие не в счет.

Семнадцать лет жизни вместо девяносто пяти? Занозе было за что ненавидеть ратуна, даже если б тот не попытался сделать из него игрушку.

— Неизвестно как бы я их прожил, — они снова думали об одном и том же, но сейчас-то в этом не было ничего странного, — может, остался бы после войны калекой. Не после первой, так после второй.

— К началу второй ты был бы уже слишком стар, чтобы воевать.

— Полагаешь, меня бы это остановило?

— Полагаю, что мы не знаем, каким бы ты стал, если бы повзрослел. Но в шестьдесят пять лет… — Хасан покачал головой, — нет, мальчик мой, живые в этом возрасте уже не воюют.

— Много ты знаешь про шестьдесят пять лет!

— В два раза больше чем ты.

— В один и восемь. Если округлять. — Заноза вытащил из заднего кармана мятую пачку сигарет, — при таких раскладах афат — не самое плохое, что можно получить на семнадцатилетие. И я же сбежал, в конце концов.

— Как ты смог не вернуться?

— Сначала морфий, потом не помню, а потом купил зелье у одного очень умного парня в Риме, вмазался и теперь могу прикончить ратуна в любой момент. Или он меня. Большой разницы нет, главное, что я с тех пор его не люблю, и нам ничего не помешает.

— Зелье? Tahliye? — Хасан знал названия для этого состава только на турецком и на персидском, никогда не интересовался им. Никогда в этом не было нужды.

Заноза глянул на него с любопытством:

— По-вашему оно так называется? Мой итальянец говорил «гемокатарсис».

Зелье на основе серебра. Смертельный яд для живого, в чью кровь оно попадет и единственный выход для вампиров, стремящихся разрушить связь между ратуном и най. Чтобы зелье подействовало, оно должно быть взято «поцелуем» из живой крови раньше, чем яд убьет донора. Эффективность tahliye так и проверяли: если «поцелуй» спасал смертного, выпившего яд, значит, узы были разрушены. Если нет, нужно было добывать ингредиенты для новой порции tahliye и искать новую жертву.

Не в жертвах проблема. То есть, не в донорах. А в ингредиентах.

— Ты не переносишь серебра. Разве tahliye не должно было выжечь твои вены?

— Оно всю кровеносную систему выжгло, — Заноза пожал плечами. — А не один ли хрен мертвому-то?

— И твой ратун все еще не убит.

— Потому что я думал, что когда убью его, все закончится, — щелчок зажигалки, пауза, струйка бледного дыма, поднимающаяся к потолку, — меня тут ничего не держало. Меня же нет. Теперь есть ты, и это хороший повод остаться. Лучше, чем месть.

— Я польщен, — Хасан сунул ему в руки кобуры, повесил браслеты на торчащий сломанной костью кусок Рамы, — и раз ты, все-таки, намерен остаться, надо найти способ тебя не выпустить. С хранилищем в Мюррей-мэнор ты бы справился, если б там не было огнеметов?

— Хасан, — Заноза поднял бровь, — я тоже польщен, но ты меня переоцениваешь.

— Ну, хвала Аллаху! Значит, тебя можно хранить в сейфе.

* * *

К останкам Рамы совершила паломничество вся ночная смена. Зрелище было удручающим, но вдохновило бойцов как можно быстрее освободить сейф и меблировать его, сделав хоть сколько-нибудь пригодным для существования. Раскладная походная койка, стол, офисное кресло. Арни предложил видеомагнитофон и всю свою фильмотеку, но не смог найти ответа на вопрос, откуда у него на работе фильмотека, стушевался и снял предложение.

Распоясался он окончательно. Не без влияния Занозы. После рейда в Мюррей-мэнор они несколько раз виделись, и вот, пожалуйста, Арни, и раньше-то имевший весьма отдаленные представления о дисциплине, утратил и их. Но теперь ему хотя бы было с кем поговорить. Интересующие его материи были непонятны никому в «Крепости», а оживленная переписка с математиками по всему миру, ведущаяся посредством Интернета, не заменяла человеческого общения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});