Близко-далеко - Иван Майский

По ту сторону раздались крики… Потом стало ясно, что там разбирают тяжелые плиты. Сверху посыпались мелкие осколки. Каменная дверь дрогнула и стала чуть-чуть приоткрываться… Красноватый свет факела внезапно ворвался в образовавшуюся щель. Просунулся толстый лом и начал понемногу расширять отверстие. Протянулась чья-то рука… Кто-то шумно дышал, налегая на железный рычаг…

Наступили решающие секунды. Пленники могилы, высоко подняв над головами каменное оружие, с напряжением вглядывались во все раздвигающуюся щель. Вдруг снаружи кто-то громко воскликнул по-английски:

– Неужели они погибли?!

Вздох облегчения вырвался из груди пленников. Нервы их сразу обмякли, угрожающе поднятые камни выпали из рук…

В полосе красного света факела показалась фигура английского офицера. Это был майор Стимсон.

– Осторожно! За порогом яма!.. – крикнул Степан.

– Вы живы? Все живы? – быстро спросил Стимсон.

– Да, все живы!

– Ну, слава богу! – воскликнул Стимсон. Перепрыгивая через яму, в могилу вошло несколько человек: Стимсон, шеф английской военной полиции, начальник египетской полиции, врач, медицинская сестра…

Три дня спустя, ранним утром, Петровы и Потапов стояли на каирском аэродроме.

Драматическая история, невольными героями которой они оказались, вызвала большое волнение в египетской столице. Властям удалось ничего не пропустить в печать, зато Большой базар на все лады обсуждал эту сенсацию. Впервые Азис-Абеб потерпел неудачу и вызвал гнев своего покровителя. Азис-Абебу, правда, удалось удержаться во дворце, но престижу его был нанесен сильный удар. Абдуллу арестовали, и от него, как ниточки, потянулись пути почти ко всем членам шайки Ахмеда. Самому Ахмеду, однако, удалось скрыться.

Среди членов этой шайки оказался и Антон Фролов. Когда выяснилось, что Антон – брат мадемуазель Фроловой, Фрай не на шутку перетрусил. Фролова была немедленно уволена из штаба. Шли упорные слухи о том, что Аннет сыграла весьма неблаговидную роль в истории с похищением советских офицеров и что она вынуждена будет разделить со своим братом гостеприимство каирской тюрьмы. Однако нашлись люди, которые решили вопрос иначе: «за недостатком улик» Аннет была оставлена на свободе. Но зато был арестован «александрийский журналист» Селим Сейид. Он оказался агентом итальянской разведки и был тесно связан с кликой Фарука.

Наши путешественники два дня провели в больнице. Заместитель начальника штаба приезжал к ним с выражением официального сожаления по поводу «неприятного инцидента». Он обещал, что виновные будут строго наказаны.

Из больницы Степан послал в Москву подробное сообщение о происшедшем и получил в ответ ободряющую телеграмму от контр-адмирала Карпова.

На третий день Петровы и Потапов выписались из больницы. Начальник штаба сказал полковнику Мекензи:

– Отправляйте их возможно скорее в Кейптаун! А то, боже избави, произойдет еще какая-нибудь история…

И вот наши путники оказались на аэродроме. К отлету приехала вся семья Маклинов. Прибыл также официальный представитель штаба.

Люсиль, не сводя синих глаз с Тани, быстро, точно захлебываясь, говорила:

– Танья, я хочу быть врачом, как вы… Когда я вырасту, я вообще хочу быть такой, как вы…

Наступили последние предотлетные минуты. Запоздавшие пассажиры торопливо бежали к самолету. Среди них Таня заметила двух негров. Вдруг стоявший рядом с трапом краснолицый бурский полковник громко закричал, обращаясь к стюарду:

– Зачем вы пустили этих черных обезьян? Ведь в самолете белые!

– У них все документы в порядке, сэр, смущенно, точно оправдываясь, пробормотал стюард.

Маклин сделал вид, что не заметил этого инцидента; он, казалось, весь ушел в беседу с начальником аэропорта.

«Однако, – подумал Степан, – нравы…» Петровы и Потапов стали прощаться с провожающими.

Глава девятая

НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

Сидя в самолете, Степан с интересом следил за развертывавшейся внизу панорамой. Самолет, гудя пропеллерами, несся на юг со скоростью 200 километров в час. Стараясь избежать воздушных ям, пилот держал машину на уровне трех тысяч метров. С такой высоты земля казалась мелко и беспорядочно исчерченной картой, но зато основные плоскости ее рельефа проступали с особенной четкостью. А рельеф этот был очень своеобразен.

Трасса самолета шла долиной Нила. Самой реки почти не было видно, лишь кое-где, на закруглениях и извилинах русла, мгновенно вспыхивали и тут же пропадали яркие блестки воды, горевшие под солнцем. Зато четко виднелась узкая, ярко-зеленая полоса, которая, точно сказочный змей, петляла и изгибалась. Это была полоса растительности нильской долины. Вдоль каждого из берегов Нила бежала такая лента шириной в 15–20 километров, обязанная своим существованием могучему дыханию великой реки.

За зелеными полосами, по обе стороны Нила, раскинулись безжизненные песчаные пустыни, желтые, безбрежные. Слева – Аравийская пустыня, невольно заставлявшая вспомнить миф о Тантале: одним концом упираясь в многоводный Нил, а другим в Красное море, она, казалось, погибала от жажды. С другой стороны Нила на запад тянулась Ливийская пустыня и там, в песчаной бескрайности, сливалась с Сахарой. Не было никакого перехода, никаких полутонов между зеленой лентой растительности и желтым морем песков. Здесь сталкивались лицом к лицу два враждебных мира – мир жизни и мир смерти…

Вдруг за спиной Степана неожиданно прозвучало:

– Вот вам разгадка каналов на Марсе!

Степан обернулся. Сзади него сидел англичанин с худощавым лицом и легкой проседью в волосах. Его серые глаза смотрели из-под нависших бровей строго и немного подозрительно. Казалось, англичанин думает вслух, не ожидая, что кто-нибудь вступит с ним в разговор.

– Картина, что расстилается под нами, – говорил англичанин, – помогает нам понять то, что мы видим в телескопы, когда смотрим на Марс. Марсианские каналы, конечно, не широки, один-два километра в поперечнике, не больше, и мы их, разумеется, не видим. Но по их берегам поднимается, как по берегам Нила, густая растительность. Марсианская растительность простирается, надо думать, на пятнадцать – двадцать километров в сторону от каждого берега. Вот эту полосу шириной в тридцать – сорок километров мы и видим в наши трубы.

– Вы астроном? – спросил Степан.

– О нет! – рассмеялся англичанин. – Моя профессия не имеет ничего общего с небесными светилами. Но астрономия – мое любимое увлечение с молодости.

В самолете вновь воцарилось молчание. Степан взглянул на Таню. Она дремала. Потапов сидел, уткнувшись в свой разговорник, и чуть заметно шевелил губами, видимо заучивая новые слова и фразы. «Ну и настойчивый же парень!» – с уважением подумал Петров и, не найдя себе собеседника, вновь уставился в окно.