Гибель красных богов - Александр Проханов

Тут же, среди свиты, были Андрей Ермаков и Мухтар Макиров. Один заклеил раненую щеку пластырем. Другой прикрыл рассеченную бровь черными очками. Перед отлетом Ермаков крепко стиснул руку Белосельцева:

– Знайте, мы здесь будем держаться до последнего. Вы там в Москве удержитесь…

Об этих словах с болью в сердце думал Белосельцев в самолете, когда внизу в последний раз сверкнул Город-Сад.

Глава десятая

По возвращении в Москву он пытался дозвониться к Чекисту, но ему отвечали, что тот отсутствует, о его звонке непременно доложат. Однако ответа не было. Приближалось время очередной поездки. Профбосс, правая рука Президента, отправлялся на Байконур, чтобы принять участие в запуске космического челнока «Буран».

Они летели в просторном правительственном лайнере, собрав в головном салоне техническую и военную элиту, конструкторов, директоров, генералов ракетных и космических войск, оставив в хвостовой части самолета свиту, состоявшую из инженеров, испытателей, военных. Сами же, едва канула в дымах белоснежная Москва и потянулась внизу, в зеленых дубравах и золотых нивах, летняя Россия, уселись за небольшой столик, куда услужливые стюарды понаставили вкусной снеди, икру, балыки, копчености, благоухающие свежие овощи. Водрузили в специальные углубления хрустальные стаканы. Принесли бутылку золотистого армянского коньяка.

– Ну что ж, товарищи, с началом хорошего дела! – Профбосс молодцевато оглядел застолье, принимая бутылку. Он был общителен, усвоил манеру весельчака, рубахи-парня. Всю жизнь управлял рабочим движением, строя санатории, дома отдыха, лечебницы, имея массу друзей среди министров. хозяйственников, деятелей культуры. Любитель выпить, побалагурить, насладиться баней, незлобивый, себе на уме, ладящий с различными группировками в партийном руководстве, он был приближен Первым Президентом, который сделал его своим заместителем. И теперь, добившись высшего поста в государстве, сбросив бремя протокольных встреч, нервных заседаний Политбюро, он вознесся в солнечную пустоту на могучей машине и, радуясь свободе, обществу, своему здоровью, аппетиту и непререкаемой власти над всеми, Профбосс воздел над столом золотистую бутылку с белым Араратом. – Мы ведь заслужили, товарищи? Не злоупотребляя, но, как говорится, по русской традиции…

Все дружно потянулись к стаканам, чокнулись в небесах, провозглашая тост за советский Космос, суеверно не упоминая о предстоящем старте «Бурана». Закусывали, теснее сдвигались. Единая команда, лучшие из лучших, чьи имена не многим известны в стране, но чьи заслуги отмечены орденами и премиями, они и впрямь были хороши, эти крепкие, волевые мужики с крестьянскими лицами, обветренными на полигонах и испытаниях. Вчерашнюю лапотную, сермяжную Русь, их есенинскую, деревенскую Родину превратили в страну космических стартов, лунных и марсианских спутников, орбитальных боевых группировок, создавая еще одну республику Советов, на этот раз не в Африке, не в Латинской Америке, а на планетах Солнечной системы. Белосельцев выпил со всеми, благодарный за то, что его приняли в тесный круг, знанием истинных целей.

– Не пьянства ради, а токмо для пользы здоровия нашего, – похохатывая, произнес Профбосс. Все смеялись, подставляли стаканы, а внизу синела Волга, разливались водохранилища, пенилась белизна у бетонных плотин. Страна, могучая, необъятная, покрытая городами, заводами, железнодорожными узлами и трассами, была изделием рук этих сильных генералов и инженеров. И что в сравнении с ними значила горстка московских шутов и горлопанов, крикливых поэтов и журналистов.

– За КПСС! – сказал тост стареющий генерал. – За перестройку, а не за перестрелку!

Все чокнулись, засмеялись хорошо известной шутке, прощая заслуженному генералу, не мастеру шутить, но большому умельцу пускать баллистические ракеты из-под воды, из глубинных шахт, с железнодорожных платформ, эту банальность.

Белосельцев любил этих русских неотесанных мужиков, которым некогда было обретать политес, извиваться ужами в сановных гостиных, блистать остроумием и красноречием на светских приемах. Всю жизнь провели в бункерах и на стартплощадках, в лабораториях и на пробных пусках, создавая ракетные серии, заселяя Космос фантастическими существами.

– Предлагаю выпить за наших политических руководителей, – поднял стакан Генеральный конструктор, чью ракету заокеанский противник небезосновательно называл Сатаной: со Среднерусской равнины она поднимала такое количество ядерной взрывчатки, что могла оставить Южную Америку без Северной. – Я пью за вас, кого уважает армия, и кто, я уверен, поможет нам получить достаточные бюджетные деньги для нашей советской программы «Марс»!

– Шагом Марс! – скаламбурил Профбосс, чокаясь с конструктором, и все захохотали, сдвигая стаканы в момент, когда под самолетом засинело бледно-голубое, в белоснежных кружевах озеро…

На Байконуре было солнечно, пыльно и ветрено. Над землей летели сухие песчаные вихри, словно в степи работал пескоструйный аппарат, натирал до блеска стальные опоры и конструкции, раскрывшие на стартах свои лепестки. Через трассу непрерывно перекатывались спутанные ворохи колючек, похожие на отсеченные женские головы. Встречавшие, отрапортовав, пригласили было прибывших к обеденному столу, но Профбосс, демонстрируя деловитость и озабоченность, сказал:

– Не для того прилетели, товарищи. Давайте осмотрим объект.

Старт, куда их привез кортеж лимузинов, был похож на фантастический храм. Громадная заостренная ракета, белоснежная и прекрасная, как статуя Бога, возносилась в бледную жаркую синь. Стартовые двигатели, тесно прижатые к могучему тулову, окружали основание ракеты, на которой алыми буквами было выведено слово «Энергия». К ракете, как огромная тучная бабочка, присевшая на белый стебель, был прикреплен космический челнок «Буран», черно-белый, с пухлым фюзеляжем, короткими мощными крыльями, недвижный, сонный.

Профбосс был восхищен. Осматривал ракету, прикрывая от солнца глаза. Наивно, по-детски ахал. Ему давали пояснения:

– Этот многоразовый челнок совершенней американского. Мы вырываемся вперед на десять лет. С ним связаны наши программы звездных войн. С него мы можем обстреливать ракетами территорию неприятеля, уклоняясь от ответных ударов. Можем сбивать вражеские спутники или просто снимать их с орбит, как снимают яблоки с ветки. Можем развешивать свои, как развешивают елочные игрушки. Можем раскрывать на орбитах огромные зеркала, которые обеспечивают на обширных земных пространствах вечный день, что разрушит биосферу на локальных территориях и приведет к экологическим катастрофам, например в районе Вашингтона… Можем вступать в космический бой с подобными же челноками противника, уничтожая их плазменным или электромагнитным оружием. Такой челнок может нести на себе боевые лазеры, выжигая из Космоса военные объекты врага. Но главное его применение, – наш будущий мирный марсианский проект. С помощью «Бурана» мы станем совершать пассажирские и грузовые рейсы по маршруту «Земля—Марс», такие же доступные, как и «Москва—Владивосток».

Профбосс не скрывал волнения:

– Завтра вы должны обеспечить успешный пуск… Народ ждет подтверждения нашей мощи… Мы должны показать врагу, что страна жива, социализм жив и нам под силу любые преобразования… Я обещаю вам десять званий Героя Социалистического труда и пять Государственных премий…

Белосельцев переживал восхищение, сходное с религиозным восторгом. Гигантское изделие цвета мрамора обладало абсолютной красотой, совершенством пропорций, осмысленностью каждого изгиба и линии. Несмотря на огромность, в нем были нежность, целомудрие, одушевленность, как если бы его сотворил великий античный скульптор, вдохновляясь божественной красотой мироздания. Но при этом величественном покое и соразмерности присутствовало неудержимое ощущение порыва и взлета, в котором земная жизнь в очередной раз сбрасывала бремя отживших форм, освобождалась от груза одряхлевших понятий. Рвалась в новые измерения, унося в них весь обретенный опыт, стиснув его в белоснежном острие. Эта нацеленность, устремленность в небо, придавали изделию божественный смысл. Порыв, который ощущался в ракете, имел религиозное содержание. Был угоден Богу. Был ему адресован. Был Богом, который поручил человечеству этот полет. Делал свое божественное дело руками людей. Белый гигантский столп, похожий на колокольню Ивана Великого, содержал в себе богочеловеческий смысл. Когда внизу, под соплами, зажжется раскаленное белое солнце и могучая рука медленно отнимет ракету от бренной земли, убыстряясь, толкнет ее тяжесть и мощь в прекрасную лазурь, поднимется ввысь невесомый ангел в белых одеждах с золотым нимбом вокруг чудесного молодого лица. И, быть может, он сам, Белосельцев, прижавшись к его любящей, дышащей груди, будет взят живым на небо. Промчится на ревущей огненной колеснице над казахстанской степью и через минуту окажется в чертогах Бога.