Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

– Это решение моего брата, – спокойно произнесла Этельфлед, отлично понимая, что у меня на уме.

Я сохранил ему жизнь.

В ту ночь, как мы узнали потом, Этельволд пересек границу и вошел в Мерсию. Он ехал на север до тех пор, пока не добрался до дома Сигурда, где ему уже ничего не угрожало. Ему удалось сбежать.

Глава восьмая

Альфреда похоронили.

Церемония затянулась на пять часов и состояла из молитвенных песнопений, причитаний и проповедей. Старого короля уложили в гроб из вяза, расписанный сценами из жизни святых, на крышке был изображен возносящийся к небесам Христос, почему-то с удивленным выражением на лице. В руки мертвого короля вложили кусочек истинного креста, голова усопшего покоилась на Евангелии. Деревянный гроб поместили в свинцовый короб, а тот, в свою очередь, в еще один, на этот раз кедровый, на котором были вырезаны образы святых, бросающих вызов смерти. Одного святого сжигали, однако языки пламени не причиняли ему вреда, другого, вернее, другую, пытали, но она с улыбкой прощала своих мучителей, третьего кололи копьями, а он продолжал читать проповедь. Этот тяжелый саркофаг перенесли в крипту старой церкви и дверь запечатали. Альфред пролежал там до тех пор, пока не достроили новую церковь, а затем его перенесли в склеп. Помню, Стипа рыдал как ребенок. Беокка тоже плакал. Даже Плегмунд, этот суровый епископ, утирал слезы, читая проповедь. Он говорил о лестнице Иакова, которая якобы явилась ему во сне такой, какой ее описывают в священных книгах, и о том, что Иаков лежал на камне-подушке под этой лестницей и слышал голос Господа.

– «Землю, на которой лежишь, Я дам тебе и потомству твоему, – голос Плегмунда дрогнул, когда он читал эти слова, – и будет потомство твое, как песок земный; и распространишься ты и к западу, и к востоку, и к северу, и к югу, и благословятся в тебе и потомстве твоем все племена земные». Альфред тоже мечтал об этом. – Плегмунд слегка охрип. – И сейчас Альфред здесь, в этом городе, и эта земля будет дана его детям и детям его детей до Судного дня! И не только эта земля! Альфред мечтал, чтобы мы, саксы, несли свет Евангелия во все уголки Британии и в другие страны до тех пор, пока все голоса земли не воспоют хвалу Господу.

Помню, после этих слов я мысленно улыбнулся. Я стоял в старой церкви и смотрел, как дымок от ладана поднимается к позолоченным балкам. Меня забавляла уверенность Плегмунда в том, что мы, саксы, должны распространить песок земный на север, юг, восток и запад. Нам бы очень повезло, если бы мы смогли удержать те земли, что у нас есть. Однако паству до глубины души тронули его слова.

– Язычники давят на нас, – заявил Плегмунд, – они подвергают нас гонениям! И все же мы будем взывать к ним и молиться за них, и мы увидим, как они преклоняют колена перед всемогущим Господом, и тогда мечта Альфреда сбудется, и мы возрадуемся в раю! Да сохранит нас Господь!

Мне следовало бы более внимательно слушать эту проповедь, но я думал об Этельфлед и о Фагранфорде. Я попросил у Эдуарда разрешения поехать в Мерсию, и он передал мне свой ответ через Беокку, который пришел в «Два журавля». Мой давний друг сел у очага и принялся корить меня за то, что я игнорирую своего старшего сына.

– Я его не игнорирую, – возразил я. – Я был бы рад, если бы он тоже поехал в Фагранфорду.

– А что ему там делать?

– То, что положено, – ответил я. – Учиться боевому мастерству.

– Он хочет быть священником, – сказал Беокка.

– Тогда он не мой сын.

Беокка вздохнул.

– Он хороший мальчик! Очень хороший мальчик!

– Скажи ему, чтобы поменял имя, – буркнул я. – Если он станет священником, он не достоин называться Утредом.

– Как же ты похож на своего отца, – покачал головой Беокка. Его слова удивили меня, потому что я всегда боялся своего отца. – А Утред так похож на тебя! – продолжал мой друг. – Он и внешне похож на тебя, и такой же упрямый. – Он хмыкнул. – В детстве ты был ужасно упрямым.

Меня часто называли Утредерве, то есть Утредом-Нечестивцем, ярым врагом христианства, однако многие из тех, кого я любил и кем восхищался, были христианами, и Беокка занимал среди них первое место. Беокка, его жена Тира, Хильд, Этельфлед, умница отец Пирлиг, Осферт, Уиллиболд и даже Альфред – список был бесконечным. Думаю, все они хорошие люди, потому что их религия требует от них определенного образа поведения, а вот моя от меня такого не требует. Тор и Один не настаивают ни на чем, кроме уважения и некоторого самопожертвования, они никогда не дойдут до идиотизма требовать, чтобы я полюбил своего врага или подставил другую щеку. И все же такие христиане, как Беокка, ежедневно бьются над тем, чтобы стать хорошими. Я никогда не пытался стать таковым, хотя и не считаю себя нечестивцем. Я просто такой, какой есть, Утред Беббанбургский.

– Утред, – снова заговорил я, имея в виду своего старшего сына, – будет после меня лордом Беббанбурга. Он не сможет удержать крепость молитвами. Ему нужно научиться сражаться.

Беокка устремил задумчивый взгляд в огонь.

– Я всегда надеялся, что еще раз увижу Беббанбург, – с тоской проговорил он, – но теперь сомневаюсь в этом. Король сказал, что ты можешь ехать в Фагранфорду.

– Хорошо, – сказал я.

– Альфред был щедр к тебе, – твердо заявил Беокка.

– Не отрицаю.

– И в этом есть и моя заслуга, – не без гордости добавил Беокка.

– Спасибо.

– А знаешь, почему он согласился?

– Потому что Альфред был в долгу передо мной, – ответил я, – потому что без «Вздоха змея» у него не получилось бы править целых двадцать восемь лет.

– Потому что Уэссексу нужен сильный человек в Мерсии, – сказал Беокка, проигнорировав мою похвальбу.

– Этельред? – съехидничал я.

– Он хороший человек, и ты опозорил его, – с горячностью произнес Беокка.

– Может быть, – сказал я, не желая ссориться с ним.

– Этельред – лорд Мерсии, – продолжал он, – и у него все права на трон этой земли, однако он не предпринимал попыток захватить корону.

– Потому что он боится Уэссекса, – сказал я.

– Он лоялен к Уэссексу, – поправил меня Беокка, – но не может слишком рьяно подчиняться ему, потому что тогда те лорды Мерсии, которые жаждут полной самостоятельности для своей страны, отвернутся от него.

– Этельред правит в Мерсии, – сказал я, – потому что он богатейший человек в стране, и если какой-нибудь лорд лишается скота, рабов или дома из-за набегов датчан, он знает, что Этельред возместит ему потери. Он платит за свое лордство, а ему следовало бы громить датчан.

– Он следит за границей с валлийцами, – важно произнес Беокка, как будто защита от валлийцев была веским основанием для потворства датчанам, – и это заслуживает высокой оценки, – он помолчал, как бы проверяя, правильно ли подобраны слова, – высокой оценки, потому что он не воин. Он великолепный правитель, – добавил он и, дабы пресечь любой смех с моей стороны, поспешно закончил: – Его управление безупречно, однако у него нет способностей к ведению военных действий.

– А у меня есть, – сказал я.

Беокка улыбнулся.

– Да, Утред, у тебя есть, но у тебя нет умения уважать других. Король рассчитывает, что ты проявишь уважение к лорду Этельреду.

– Максимум того уважения, что он заслуживает, – пообещал я.

– И его жене будет разрешено вернуться в Мерсию, – объявил Беокка, – но после того, как будет достигнута договоренность о том, что она пожертвует средства, вернее, построит монастырь.

– Ей суждено стать монашкой? – сердито спросил я.

– Пожертвует средства и построит! – повторил Беокка. – Она будет вправе выбирать, где строить монастырь.

Я не мог не рассмеяться.

– Мне предстоит жить по соседству с монастырем?

Беокка нахмурился.

– Мы не знаем, где она выберет место.

– Конечно, – сказал я, – не знаем.

Итак, христиане проглотили грех. Вероятно, Эдуард обнаружил новые допуски для греха: теперь он не так страшен, а это означает, что Этельфлед вольна жить более-менее по своему усмотрению, и монастырь послужит Этельреду основанием утверждать, будто его жена избрала путь благочестивого созерцания. По правде, Эдуард и его совет отлично понимают, что в Мерсии им без Этельфлед не справиться, да и я им нужен. Мы оба – щиты Уэссекса, однако, кажется, нам не суждено стать мечом саксов, потому что, прежде чем покинуть таверну, Беокка передал мне строгое предупреждение.

– Король всем сердцем желает, чтобы датчан оставили в покое, – сказал он. – Их нельзя провоцировать! Это приказ.

– А если они нападут на нас? – встревоженно спросил я.

– Конечно, ты можешь защищаться, но король не желает, чтобы началась война. Во всяком случае, до его коронации.