Его дерзкая девочка (СИ) - Коваль Алекс

Помогаю ей избавиться от белья, и она даже не сопротивляется. Помогаю зайти в кабину.

Пока девушка стоит под струями воды, набираю Вадима. Уж он должен мне подсказать, как действовать в данной ситуации.

Объясняю все, Вадик из понятливых, лишних вопросов не задает.

— Согреть, в первую очередь. Душ, все правильно, негорячую, тоже правильно. Затем горячего чая, желательно с ложкой меда. Если нет аллергии. А затем укутать и успокоить. Никаких стрессов. Если что, звони, я на связи, — и отключился.

Убираю телефон. Смотрю на поникшую Злату. У самого все внутри обрывается.

Черт!

Хреново ей, а мне вдвойне поганей. И я ведь даже не понимаю, что у них там за тот жалкий час, что мы не виделись, стряслось. Но душу наизнанку выворачивает такой ее разбитый вид, и я не выдерживаю. Снимаю футболку, стягиваю джинсы, боксеры и захожу к ней. Обхватываю ее за талию и притягиваю к себе, укладываю ладони на ее еще плоском животе.

Это какое-то инстинктивное желание: согреть, защитить, укрыть ото всех и вся и забрать ту печаль и боль, что ее терзают, себе — становится для меня открытием. Хочется рвать и метать, видя, как ей плохо. Хочется мир остановить, только бы она перестала молча глотать слезы и трястись. Это Злата. Моя Злата. И если раньше я списывал все желание быть рядом лишь на ребенка, то сейчас понимаю, что за нее буду готов порвать любого. За эту упрямую, иногда глупую, иногда вредную, но такую… любимую принцессу.

Ту, что перевернула мой мир однажды, своим самоуверенным: «Будешь идиотом, если откажешься от сделки»…

Моя дерзкая девочка.

Прижимаю, что есть сил, целуя в висок, чувствуя, как постепенно принцесса расслабляется. Откидывает голову мне на грудь, закрывая глаза. Потихоньку согревается и уже не трясется, как осиновый лист.

Я выдавливаю в ладонь гель для душа и начинаю круговыми движениями намыливать ее тело. Не знаю, для чего, мне просто нужно ее чувствовать кожей, касаться, везде. Я хочу этого до одури. Просто касаться, просто быть рядом, просто…

Касаюсь ее идеальной груди, замечая, как затвердели соски под моими пальцами, касаюсь живота, чуть ниже. Чувствую, как ее дыхание становится глубоким, потом обрывистым. Она вдруг отстраняется немного и тянется к той же баночке геля и начинает повторять мои действия. Перехватывает инициативу в этой молчаливой игре.

И теперь уже она меня касается. Шея, грудь, живот, очерчивает пальчиками каждую впадину на моем прессе, нежно касается плеч, тут же оцарапывая ноготками. Вскидывает взгляд глаза в глаза, и ее — они блестят. В них что-то загорается. Дикое и необузданное.

Желание.

Да, оно самое.

Я обхватываю ее лицо ладонями и, не стесняясь и не церемонясь, впиваюсь в ее сладкие губы. Вздох и мучительный выдох. Закипаю от близости и вседозволенности. Готов взорваться уже только от того, что чувствую ее губы на своих губах, ее нежную кожу под своими ладонями, и ее тяжелый мучительный стон в унисон с моим.

Злата обнимает меня за талию, прижимаясь своей грудью, явно подталкивая меня к более активным действиям. Но я мысленно себя торможу. Потому что не знаю, а нам вообще можно? Разрешена ли близость при беременности? Никогда не задавался таким вопросом. Поэтому на этот раз прерываю поцелуй первый.

— Пора выходить, — комментирую свои действия, замечая, как девушка непонимающе смотрит на меня.

Ее губки чуть приоткрыты, а грудь вздымается часто-часто.

— Т… Тим?

Молча пропускаю разочарованный и удивленный выдох Золотаревой. Знала бы она, каких титанических усилий стоил мне этот благородный жест.

Помогаю ей выйти, закрываю воду и укутываю ее в огромном махровом полотенцем. Сам же наспех обтираюсь и повязываю полотенце на бедрах, которое ни капли не делает незаметным стояк. Полотенце на мне, как парус.

Вывожу за руку, как маленького ребенка, Злату. В единственной комнате расстелена постель. Собственно, я редко когда заправляю ее и вообще комнату привожу в божеский вид, потому что обычно опаздываю…

— Давай в кроватку, под одеялко, — откидываю одеяло, приглашая Злату.

— А ты?

— Я сейчас сделаю горячий чай. Тебе нужно согреться.

— Чай? — усмехается она. Подходит ко мне вплотную и тянется к губам, но я ее останавливаю. — Ты серьезно? Откажешься от меня? — ее бровь взлетает вверх, выгибаясь в дуге.

— Нет, то есть да!

Черт, она меня сбивает своим напором.

— Абашев, ты ли это?

— Тебе нужно согреться.

— Так согрей меня… согрей, — снова тянет ко мне руки, хватаясь за полотенце и срывая его. Касается губ своими.

— Злата, — я упираюсь, черт. А мой стояк идет в противовес моим словам. Да что такое?

— Что? — дует губки. — Не нравлюсь? Передумал? Или больше не нужна? — в глазах появляются слезы.

Я, наверное, никогда не привыкну к этим беременным заморочкам.

— Нет, что ты, маленькая. Я же о тебе беспокоюсь, — обнимаю ее и притягиваю к себе, вжимая в себя, вдыхая запах ее мокрых волос.

— Тогда что тебе мешает пойти своим привычным путем для моего успокоения? — говорит где-то в районе моей груди.

— Не уверен, что нам можно.

— Можно.

— В смысле? Ты откуда знаешь?

— Я спрашивала.

— Кого? — все еще не понимаю.

— Кого-кого, Вадима! Не тупи, Абашев, и иди уже ко мне, согревай давай, — снова задирает свою головку и с вызовом смотрит мне в глаза.

— Нет, давай для начала ты расскажешь, почему ты гуляла под дождем, почему ты так безответ…

И все, на меня напали с диким, я бы даже сказал, яростным поцелуем. Мне просто не дали выговориться и получить ответы на свои вопросы.

Злата

Я была в состоянии полного раздрая. Я хотела забыться. Потеряться. Исчезнуть. Раствориться. До ужаса хотелось заглушить ту звонкую и кричащую пустоту внутри, что давила на сердце. И я знала, что никто, кроме Тимура, не сможет мне в этом помочь. Наши тела всегда понимали друг друга лучше, чем холодный разум. Умели подстраиваться и тонко чувствовать желания друг друга.

Не знаю, шутка ли судьбы, но после самой первой ночи с Абашевым мне не хотелось других. Только его. Стальные объятия и грубые на грани ласки. Его смелые поцелуи и ощущения его прикосновений. Всего его. Везде. Тима и только Тима.

Сегодня тоже я хотела накрывающей с головой страсти. Уверенных и дерзких движений. Резких. Вышибающих дух и лишние мысли, но… в этот раз было все по-другому.

Словно все изменилось.

Словно мы оба изменились.

Эта ночь не была похожа ни на одну из предыдущих. И если меня все еще накрывало и я хотела секса, то для Тима это явно было что-то другое. Совершенно. Возможно, что-то большее. А для меня? Не знаю! Даже думать страшно… но он сбавлял мой напор. Растягивал свои поцелуи до умопомрачения. До нетерпения. До полного исчезновения воздуха в легких.

— Тим, что ты… — попыталась я протестовать, когда он отпустил истерзанные его прикосновениями губы, прокладывал дорожку из медленных поцелуев к шее.

Не получилось.

Протест утонул в судорожном вздохе, когда его губы медленно оказывались все ниже. Его руки, на которые буквально днем я так самозабвенно пялилась, сжимали все сильнее. Собственнически. Но при этом так… трепетно вжимали в тело парня. Его дыхание опаляло кожу, пробираясь к ключице и ниже… еще ниже… оно заставляло жадно хватать ртом воздух и болезненно скручиваться желанию внутри меня.

Тим сжал ладонями мои ягодицы, заставив закинуть ногу ему на бедро и медленно тлеть от максимальной близости наших тел.

Он сдерживал себя.

Он хотел. Не меньше меня хотел. Я знала, я чувствовала. Но при этом не терял разума, а брал эту ночь под свой полный и безоговорочный контроль.

Тим уложил меня на кровать, как хрупкую пушинку, и как бы я не просила его дать мне большего, как бы не цеплялась за него, заставляя ускориться, Тим не торопился. Навис сверху непоколебимой разгоряченной скалой и снова целовал.

Его губы добрались до груди, а язык до возбужденного соска. Одно его горячее прикосновение языком, и моя спина выгнулась от резко прострелившего наслаждения, зародившегося где-то на самом краю сознания.