Три цветка Индонезии - Влада Ольховская

мягко. Вроде и нехитрое дело, а ему каким-то образом хватило. Ян давно уже подметил у него такую черту: умение располагать к себе любого собеседника. Он мог не говорить ничего особенного, просто рассуждать о погоде, но очень скоро все присутствующие в комнате считали его своим лучшим другом.

Правда, Яну казалось, что даже это обаяние распространяется не на всех. На старушку с жизненными принципами мурены – точно нет. Однако через пару минут сиделка поплыла, заулыбалась и согласилась, что ей не повредит часок-другой посидеть в кафе в основном корпусе.

– Как ты это сделал? – спросил Ян, как только за сиделкой захлопнулась дверь. – Я был уверен, что она даже в теории не знает, как произносится слово «да».

– Ты был в этом уверен, потому что тебе отказали, – невозмутимо пояснил Андрей. – А ты просто со всеми женщинами общаешься одинаково, потому что привык – обычно это работает. Но этой женщине ты уж лет пятнадцать как не интересен, тут надо было играть на материнских чувствах. То есть, вести себя как годовалый лабрадор.

– Это как?

– Как хороший мальчик. – Андрей все еще не улыбался, но смех читался в глазах. – Ты должен был сразу убедить ее, что не убьешь своего отца, не изобьешь и не отправишь голым бегать на мороз.

– Почему эти варианты вообще были на рассмотрении?!

– Потому что она – настороженная женщина, а ты не выглядишь благонадежным. Но все ведь разрешилось, так что не вижу смысла философствовать, почему.

– Да уж, разрешилось… Только вряд ли тебе это поможет.

Когда они пришли, Михаил Эйлер был в гостиной – сидел в кресле, накрытый пледом. Он безразлично пялился куда-то в пустоту и никак не отреагировал ни на появление гостей, ни на их спор с сиделкой. Его взгляд не стал осознанным, даже когда Ян и Андрей подошли ближе.

– Он таким часами может быть, – предупредил Ян. – А иногда и днями, его невозможно привести в себя.

– По мне не скажешь, но я врач и все это знаю.

– Я думал, сегодня ты лабрадор.

И снова Андрея не получилось смутить:

– Я многолик. А его адекватность мне до лампочки.

Андрей притащил с собой рюкзак, из которого теперь доставал стандартный набор инструментов для медицинского осмотра. Ян все ждал, когда он хоть что-то пояснит, однако его спутник предпочитал работать молча.

Сначала Андрей изучил медицинские записи, хранившиеся в доме. Когда инструменты, принесенные с улицы, чуть нагрелись, он заставил Михаила подняться и приступил к осмотру. Пациент не сопротивлялся, даже, кажется, не понимал, что с ним происходит. Он что-то бессвязно бормотал, покорно выполняя все указания.

Видеть отца таким было тяжело – даже сквозь годы и неприязнь, разделившую их. Ян редко навещал его здесь, в его памяти Михаил Эйлер остался энергичным и властным следователем, для которого нет ничего невозможного. А это старик… Разве это может быть он? Даже не похож!

Поэтому Ян отошел к окну, за которым раскинулись заснеженные поля. Но слушать он не перестал, а потому не упустил момент, когда мычание старика завершилось, сменившись вполне четкой речью.

– Мафия, значит, – буркнул Михаил. – Опять.

Ян как раз оборачивался, когда Андрей подтвердил его догадки:

– Похоже, кое-кто снова с нами.

Теперь Михаил не пялился в пустоту стеклянными глазами, а с вполне осознанным недовольством наблюдал за Андреем. Впрочем, это ничего по-настоящему не изменило: бывший следователь не стал вырываться и звать на помощь, он позволил завершить осмотр. Но и молчать он уже не собирался:

– Тоже медика из себя корчишь? Весь в отца. Как он там, кстати?

– Сидит, – отозвался Андрей, изучая глаза старика. – Ждет суда.

– Попался, значит, старый лис, ослабла чуйка с годами… На чем прогорел?

– Похищение и попытка убийства.

– Кого?

– Меня.

– Ого! Вот уж чего от него не ожидал.

– А вы думали, вы единственный, кто способен уничтожать своих детей? Нет, это популярная международная забава.

И даже это Андрей умудрился произнести доброжелательно, как будто речь действительно шла о каком-то безвинном хобби вроде рыбалки. Это и Яна сбивало с толку, а уж Михаила – тем более. Он некоторое время просто наблюдал за медиком молча, словно сомневаясь, настоящий тот или галлюцинация.

Андрей же закончил осмотр и неспешно убрал инструменты обратно в рюкзак.

– Зачем тебе это, пацан? – опомнился Михаил.

– Мне нужно было определить, в каком вы состоянии, – пояснил Андрей. – Для начала я связался с врачами из этого пансионата, получил от них предварительные данные. Но для них вы – всего лишь один из многих пациентов, никто к вам особо не присматривался, и я решил убедиться во всем лично.

– Мог бы сразу мне сказать, – заметил Ян. – И я по-прежнему не понимаю, на кой тебе старикан понадобился.

Однако Андрей ему не ответил, он пока смотрел только в глаза Михаилу.

– Вы умираете. Этого следовало ожидать при вашем диагнозе, должен сказать, что вы и без того достойно держались. Это указывает на отменное здоровье, которое было у вас изначально. Но всему приходит конец, у вас есть проблемы с внутренними органами, а главное – с сердцем. Новый год вы, думаю, встретите с нами, а как оно дальше будет – неизвестно. В любой момент теперь, и это может быть внезапно, не обязательно, что постепенно.

Это была очень странная речь. Если бы Андрей позволил себе хотя бы намек на злорадство, он сошел бы за садиста, упивающегося чужими страданиями. Если бы его слова были совсем лишены эмоций, он бы походил на психопата, который вообще лишен связи с окружающими людьми. Однако Андрей все это время оставался профессионалом, который просто обозначает неизбежный факт, не желая давать ложную надежду.

Даже это было странно для него – зачем ему такие факты? Ян просто пытался угадать это, а Михаил привычно прыгнул сразу в выводы:

– Такой же, как твой папаша, значит? Поглумиться решил над тем, кто тебе не нравится?

– Нет. Решил использовать эту ситуацию, чтобы поторопить вас. Вы привыкли жить внутри умирания и наверняка отучили себя от мыслей о финале, я такое уже видел. Раньше меня это не касалось…

– Тебя это и сейчас не касается!

– Раньше меня это не касалось, потому что я думал, что вы безнадежны, – невозмутимо продолжил Андрей, словно и не заметил, как старик его перебил. – Нет у вас никаких настоящих чувств и не было никогда. Но теперь я думаю иначе, я прочел многие ваши записи.

– Я эти записи отдал, чтобы они пользу приносили, а не чтобы их всем подряд показывали!

– А я не «все подряд», я живу с вашей дочерью и собираюсь провести с ней остаток жизни. И вот на этом фоне мне стало очень интересно, как вы относились к ней на самом деле. Вы ведь любили ее, Михаил, правда? Тупо, жестоко и упрямо, но любили. И вы не хотели, чтобы все в итоге