Саван для блудниц - Анна Данилова

– Моя фамилия Земцова, я частный детектив, приехала из С., вот мое удостоверение. Вздумаете меня лапать своими грязными руками или попытаетесь отнять у меня деньги, расстанетесь со своими погонами уже к сегодняшнему вечеру. Мне нужно срочно связаться с Павлом Ивановичем Соболевым. Я могу позвонить отсюда?

Она стояла посреди маленького полутемного кaбинета с выкрашенными в тоскливый зеленый цвет стенами, черным мрачным сейфом, желтым старым письменным столом и двумя металлическими стульями.

Двое парней, одетых в милицейскую форму, стояли – один около двери, другой возле стола – и молча смотрели на неожиданно залетевшую к ним «ночную бабочку». На ее слова о том, что она – частный детектив, и даже на ее удостоверение они не обратили внимания, словно такие визиты здесь – явление обычное. Другое дело – впечатление, которое произвела на молоденьких, изнывающих от скуки на этом ночном дежурстве милиционеров сама Юля в своем коротком сером платье-джерси, не скрывающем длинных стройных ног, обутых в узкие туфли-лодочки на тоненьком низком каблуке, и наброшенном на плечи черном замшевом жакете, почти совпадающем по длине с платьем, – дорогой и стильный наряд, которому бы позавидовала любая путана. Кроме того, бессонная ночь в объятиях внезапно появившегося в ее жизни (и постели) господина Харыбина добавила к ее внешности несколько явных оттенков усталости – сиреневые круги под глазами, покрасневшие веки, утомленный взгляд и вялая улыбка… Кроме того, ее длинные волосы, едва сколотые на затылке, заметно растрепались от дождя и ветра и мало чем походили на приличную прическу. И вот эта-то неприбранность и послужила, очевидно, поводом для того, чтобы один из парней, выхватив из рук Юли ее удостоверение и швырнув его на пол, бросился раздевать ее.

– Ах ты, подонок! – Юля наотмашь ударила парня по лицу, но в это время подоспевший на помощь напарнику другой милиционер принялся выкручивать ей руки.

Она дико закричала, представив, что могут сейчас сделать с ней эти мерзавцы, и это после того, что ей пришлось пережить ночью в гостинице… Каким бы порядочным и любящим ни был мужчина, он никогда не простит женщине того, что она позволила себя изнасиловать. А что уж говорить про Харыбина, который оказался еще большим эгоистом, чем Крымов, и половину ночи объяснял Юле, что она теперь – его собственность, за которую он несет ответственность.

Услышав шаги за дверью, она закричала еще раз, после чего в дверь стали ломиться, послышалась соленая площадная брань, и парни, очевидно услышав знакомый голос, отпустили ее. Один из них открыл дверь, и в кабинет тотчас ворвался высокий худой мужчина в черном плаще и черном берете. Не выпуская сигарету изо рта, он сказал, зацепив сильной длинной рукой за ворот одного милиционера:

– Ты – налево, а ты, – он схватил за грудки второго, – направо. – И тут же, обращаясь к Юле, позеленевшей от страха и едва стоящей на ногах:

– Моя фамилия Соболев. Это вы от Корнилова?

– Кажется, мне повезло… – Она все еще не верила в свое спасение и стояла, подперев стену и чувствуя, как голова ее с каждой секундой становится все легче и легче… Вот она оторвалась и полетела наверх, к потолку, который завертелся вокруг своей оси – одинокой лампочки, возле которой вдруг возникло знакомое лицо…

– Дайте же кто-нибудь нашатыря! – закричал Ха-рыбин, который приехал сюда, на вокзал, вместе с Соболевым и до сих пор не находил себе места оттого, что позволил Юле уйти из гостиницы одной, что проспал ее, упустил, оставил без защиты… И это просто чудо, что она оказалась на вокзале и что они услышали ее крик.

Соболев, приехавший в гостиницу в шесть утра, чтобы забрать Земцову и отвезти ее в маленькую частную гостиницу на Онежском озере, ту самую, хозяином которой являлся Николай Соляных, известный в Петрозаводске бизнесмен и бывший любовник Ларисы Белотеловой, постучал в дверь ее номера и был удивлен, когда увидел на пороге завернутого в простыню мужчину. Они примерно пять минут выясняли отношения, после чего Харыбин, понимая, что произошло самое невероятное – Юля сбежала и единственное место, где ее сейчас можно было отыскать, это вокзал, предложил Соболеву поехать туда. Харыбин, примерно представляя себе состояние Юли, которая полжизни бы отдала в это холодное и дождливое утро за чашку горячего кофе, рванулся в буфет и принялся расспрашивать неестественно бодрую буфетчицу о высокой светловолосой девушке в сером платье и черном жакете. «Ее увели в милицию», – не глядя ему в глаза, ответила женщина и поправила на голове съехавший на левое ухо кружевной кокошник.

Харыбин лично нокаутировал милиционеров, расшвыряв их по кабинету. Он бы, пожалуй, и убил их, если бы не Соболев, который его вовремя остановил.

Юля быстро пришла в сознание, но, увидев себя сидящей на жестком стуле все в том же кабинете, застонала. Харыбин, стоящий рядом и придерживающий ее за плечи, не обращая внимания на присутствовавшего здесь Соболева, с интересом наблюдавшего эту сцену, нежно поцеловал Юлю:

– Ну что, встаем?

– Встаем. А как ты здесь оказался?

– Ребята, я, конечно, понимаю, что у вас сейчас лирическое настроение, но мне в девять уже надо быть у черта на рогах, а перед этим я собирался отвезти вас, Юлия Земцова, на Онежское озеро.

И Соболев в двух словах рассказал ей о ночном звонке Корнилова и его просьбе помочь ей в поисках знакомых Белотеловой.

– На Онежское озеро?

Это было настоящим подарком, и Юля, обрадованная таким ходом событий, лишь пожалела, что оделась так легко и что здоровье оставляло желать лучшего: тошнота еще не прошла, а к ней присоединилась головная боль.

– Вы тоже поедете с нами? – спросил Соболев Харыбина, когда они выходили из кабинета, где на полу все еще продолжали лежать без сознания дежурные милиционеры.

– А что делать с ЭТИМИ? – вопросом на вопрос ответил Харыбин. – Здесь оставить? Может, вызвать им врача?

– Я им потом и врачей вызову, и всех, кого нужно. Совсем распоясались…

– Они приняли меня за проститутку. – Юля бросила на распростертые на полу тела презрительный взгляд. – Неужели я так плохо выгляжу?

– Вы, Юлечка, наоборот, очень даже хорошо выглядите… – смущенно пробормотал Соболев.

– … именно поэтому они тебя за нее и приняли, – закончил за него Дмитрий, трогательно и даже как-то неловко обнимая ее за плечи. – А ты чего сбежала-то?

– Кофейку горячего захотелось. – Лицо ее осветилось слабой и какой-то рассеянной улыбкой.

– Ну вот, а я вам что говорил? Кофе в такой час можно найти разве что на вокзале…

– Юля, конечно, это не мое дело, но, по-моему, вы очень легко одеты. У вас в гостинице не осталось плаща или какой-нибудь куртки и более теплой обуви?

– Нет, ничего такого нет. Я не знала, что будет так холодно и дождь…

– Если у вас нет теплой одежды, то я могу пожертвовать своим плащом.

Это ничего, что он мужской, он длинный, уютный, на теплой шерстяной подкладке.

И берет… если не побрезгуете, конечно…

Юля улыбнулась и согласилась взять на время эти чудесные и так необходимые ей сейчас вещи.

– Вот спасибо. – С помощью Соболева она надела плащ, в котором сразу же утонула, и, запахнув, перехватила его в талии широким поясом. Харыбин нахлобучил ей на голову берет.

– Надо же, как тебе идет эта демократическая одежда, кто бы подумал?!

На стоянке у вокзальной площади их уже ждала черная «Волга» Соболева.

– У меня в салоне есть печка, работает как зверь… Вы куда сядете?

Но Харыбин уже усаживал Юлю на заднее сиденье, куда втиснулся и сам, и, подождав, пока Юля расправит длинные полы плаща, снова обнял ее и прижал к себе.

– Ты что" боишься, что я снова сбегу? шепотом спросила его Юля, чувствуя себя тем не менее наверху блаженства от этой непривычной для нее обстановки. Так много интимности и тепла было в этом долгом объятии, что она даже простила в душе всех, кто оскорбил и пытался унизить ее в это серое, промозглое утро. – Знаешь, а ведь меня сегодня хотели отравить, причем за мри же деньги…

По дороге Соболев позвонил домой жене и попросил ее приготовить термос с горячим кофе и бутерброды. На выезде из города они свернули в сторону новостройки и через несколько минут въехали во двор дома, где на крыльце его уже поджидала маленькая полненькая женщина в спортивной куртке и брюках. В руках у нее был довольно вместительный пакет.

– Счастливого пути, – улыбнулась она сидящим в машине Юле и ее спутнику, отдавая пакет мужу. – А тебя снова ждать после двенадцати?

– Я позвоню…

– А почему ты без плаща? – но тут же осеклась, встретив его жесткий взгляд, все поняла и, помахав им рукой, скрылась в подъезде.

* * *

– Я уж думала, что ты не приедешь… Хоть бы позвонил…

Надя Щукина суетливо собиралась, укладывая в папки документы, пряча в холодильник оставшиеся после Шубина и Крымова, которых она только что покормила, бутерброды и салат.