На восходе луны - Татьяна Туринская

Марина, терпеливо слушающая его тираду, вдруг осознала, что место для душевных разговоров они выбрали совсем не подходящее, что кругом ходят люди, толкая впереди себя груженные продуктами тележки, и что они с Антоном, поставив две тележки рядом, загородили проход, и что рядом нетерпеливо переминается с ноги на ногу Аришка, ожидая, когда же они наконец пойдут к бабушке, и перебила:

— Антон, мы ведь и так уже все выяснили, зачем возвращаться к этому разговору? Да и местечко не слишком удачное для душевных излияний. Давай после говорим, хорошо? Мы же мешаем людям, и потом, — она скосила взгляд в сторону Аришки. — Мы же здесь не одни. Давай потом, ладно? Потом, Антон…

Однако Антон не согласился:

— Нет, Марина, я не уверен, что потом смогу сказать то, что хочу сказать сейчас. Ты задала мне тогда конкретный вопрос, помнишь?

Марина кивнула и стыдливо опустила голову. Почему-то ей в эту минуту было очень неловко, словно она шантажом вымогала у него что-то очень драгоценное, а теперь ее упрекнули в этом постыдном поступке.

— Я много думал, Марина, — продолжил Антон. — Поверь мне — я очень много думал. И я нашел ответ на твой вопрос. И этот ответ: 'Да'. Тогда, пять лет назад, я бы определенно ответил: 'Нет', но теперь понял: точно 'да'. Не 'если', не 'наверное', а 'да', без всяких 'наверное'. Ты понимаешь, о чем я?

Понимала ли она? Понимала ли?! Что за глупый вопрос?! Да, да, конечно, она прекрасно понимала! И еще она была безумно рада этому 'да', безумно, несказанно рада! Но ответила тихонько, глядя в сторону:

— Да, Антоша, я все понимаю.

Антон продолжил, настойчиво пытаясь поймать ее взгляд, да только Марина категорически отказывалась поднимать глаза, тщетно выискивая какое-нибудь пятнышко на полу, выложенном плитками.

— Тогда ответь мне на тот вопрос, который я задал тебе пять лет назад. Ты его помнишь?

Марина покачала головой:

— Нет. А разве ты тогда задавал вопросы?

— Ну пусть не вопрос, предложение. Ты же помнишь, зачем я тогда пришел, да?

Марина кивнула.

— Вот и ответь мне на то мое предложение. Я понимаю, теперь многое, очень многое изменилось, мы оба несвободны, а поэтому на нас с тобой лежит огромная ответственность не только за наши, но и за чужие судьбы. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Марина снова молча кивнула, по-прежнему не смея взглянуть на Антона. Тот удовлетворенно продолжил:

— Поэтому мы должны очень хорошо подумать, понимаешь? Взвесить все 'за' и 'против'. Настолько ли мы необходимы друг другу, чтобы ломать то, что имеем сегодня? Я думал над этим очень долго. Вернее, сначала я искал ответ на твой вопрос, а потом, когда нашел его, думал над тем, как теперь быть. Я уже все обдумал, именно потому и говорю сейчас с тобой. И я не хочу, чтобы ты отвечала сейчас, с бухты-барахты. Ты тоже должна хорошенько подумать. Недели будет достаточно?

Марина наконец, недоуменно посмотрела на него. Ей хотелось кричать: 'Да, да, Антошик, милый, конечно да! Зачем мне эта неделя? Я и сейчас знаю, чего я хочу, я могу ответить сию минуту, сию секунду: да, да, Антошка, милый, конечно же да!' Но постеснялась — слишком много народа было вокруг, да Аришка настойчиво дергала за руку, не понимая, какой важный момент сейчас наступил в маминой жизни:

— Ну мам, ну пойдем, мы же к бабушке шли!

Антон же понял Маринкин недоуменный взгляд иначе:

— Да, Марина, ты все правильно поняла — я говорил именно об этом. Вместе. Всегда. Хочешь ли ты этого так же сильно, как и я. Неделя. Тебе хватит недели?

Марина разочарованно кивнула. Господи, Антон, что за глупости, какая неделя? Кому она нужна, эта неделя?!

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Антон. — Тогда в следующую субботу здесь же, в одиннадцать. Устраивает?

Марина кивнула, все еще не понимая, что происходит. В мозгу билась одна мысль: 'Неделя, еще одна неделя. Еще целая неделя с Каламухиным. Зачем, Антон?!' Аришка тянула маму за руку, ныла:

— Мама, ну пойдем к бабушке!

Антон вцепился в свою тележку, развернул ее и направился к кассе, кинув на прощание:

— Суббота, одиннадцать. Не забудь…

А Марина толкала свою тележку в глубь магазина, машинально отбирая необходимый товар с полок и отправляя его в тележку. Рядом радостно скакала Аришка:

— Ура, ура, мы идем к бабушке!..

Стоит ли говорить, что эта неделя оказалась самой длинной в Марининой жизни? К счастью, Витольд после размолвки притих хоть ненадолго со своими 'длииинненькими котлетами', пытался меньше раздражать супругу. Однако, несмотря на все его ухищрения, это ему не удавалось. Стараясь как можно меньше трогать Марину, он по полвечера разговаривал по телефону с Юрой Погребниченко, по обыкновению для начала истерзав Татьяну. Марине хотелось тишины, хотелось думать только о том, что вот еще пять дней, четыре, три дня, и она сможет наконец крикнуть Антону уверенное 'да', и тогда пошло оно все к черту, гори оно все огнем, весь этот Каламухин со своей ненормальной мамашей, ведь тогда у Марины наконец все будет хорошо. Но над ухом по-прежнему раздавалось назойливое:

— Здраааавствуйте, Таня! А как ваши делаааа?! Какала ли ваша собааачка?

И каждый вечер Марине ужасно хотелось, чтобы поскорее наступило утро. Если так уж тяжело дождаться субботы, то пусть хотя бы поскорее будет утро, чтобы она могла отправить Аришку в садик, а сама отдохнуть на работе от опротивевшего враз супруга. Он уже давно был Марине крайне неприятен, и единственное чувство, которое она испытывала последних месяцев десять-одиннадцать, с тех пор как точно поняла, что никогда не сможет привыкнуть ни к самому Витольду, ни к его маразматической мамаше, — это глубокая усталость от совместной с ним жизни. Теперь же, когда вблизи забрезжил рассвет, выносить нудного мужа стало вообще невозможно. От одного его голоса ныли зубы. Нет, лучше уж работать, вычитывать скучные тексты, не особо зацикливаясь на их содержании, лишь натренированным взглядом спотыкаясь об ошибки, а думать о своем, о сокровенном. Конечно, Антон — это совсем не Андрюша Потураев, но, может быть, это как раз огромный плюс?

Разве смог бы Потураев стать хорошим мужем и тем более отцом? Да полноте, какой из Потураева муж?! Может, отцом он и был бы неплохим, кто его знает, но мужем… Андрюша Потураев — общественное достояние, переходный вымпел, достающийся победительнице очередного этапа гонки за экзотическими ощущениями, и прикарманить, посадить его на ошейник, привязав к одной отдельно взятой юбке, — это утопия, абсолютная и категорическая утопия. Не в том даже дело, что ему не нужна Марина. Его даже теоретически нельзя было назвать чьим-либо мужем. Просто, даже обладая сверхшикарной фантазией, невозможно было бы представить реальную женщину, ради которой Андрюша добровольно согласился бы надеть воображаемый ошейник. И уж тем более этой женщиной не могла быть Марина, как бы ей этого ни хотелось.