Дорога издалека (книга вторая) - Мамедназар Хидыров

«Пускай! — снисходительно думал Нобат. — Страху нагнать побольше на врагов — это полезно».

Зимой азизовцы и бойцы самообороны приводили в чека уже не только пленных калтаманов, но эскортировали немало таких, которые сдались добровольно.

Все, что Нобат увидел и услышал в родных местах, заставило его еще глубже задуматься над предложением Ефимова. Да, дело ясное: нужно соглашаться, занять пост, на который выдвигает партия!

Вскоре были образованы районные оргкомитеты партии. В Керки состоялось заседание окружного бюро. Нобата Гельдыева в числе других утвердили секретарем райкома. Вскоре он выехал в Ходжамбас. Конечно, пока один, без семьи.

То были месяцы, когда широким потоком в Бухару двинулась подмога из РСФСР, согласно только что заключенным соглашениям об экономическом сотрудничестве двух братских республик. Поезда везли оборудование для текстильных фабрик, мануфактуру, новые сельскохозяйственные орудия, семена, медикаменты, десятки работников были направлены в республику из Туркестана — партийные и комсомольские организаторы, агрономы и зоотехники, врачи, учителя. Правительство республики торопило местные органы власти с проведением тех мероприятий, которые уже давно предусматривались конституцией — она была введена в действие после победы народной революции, в октябре двадцать первого года, — и позднейшими законодательными актами, однако все время откладывались в таких отдаленных и отсталых округах, как Керкинский.

Не успели Нобат и командированные с ним из округа работники райкома оглядеться на новом месте, как из центра в исполком прибыло распоряжение: начать подготовку к выборам в Советы народных депутатов, как именовались в республике основные органы власти. Соответствующие указания от ЦК компартии Бухары получил и только что созданный Ходжамбасский райком.

То и другое задания имели в условиях, когда укрепляется народная власть, важнейшее политическое значение. Это должно было стать абсолютно ясным каждому члену партии. Потому, только-только успели обосноваться, заняв под районный комитет пустующий дом бежавшего с эмирскими полчищами эмлекдара — местного сборщика налогов, из ЦК поступила новая директива: развернуть сеть политической учебы среди коммунистов с привлечением желающих беспартийных, как тогда называли — сочувствующих. Инструктора политучебы в ближайшее время будут присланы, а пока, на первых порах — обходиться собственными силами.

Передел конфискованных земель уж проходил полным ходом, здесь распоряжались местный исполком и батрачком; Нобат только установил над этим партийный контроль. А вот подготовкой выборов и развертыванием политучебы предстояло заняться вплотную, и не откладывая.

Срок выборов в Советы был указан достаточно отдаленный, поэтому сперва все внимание Нобат решил сосредоточить на политучебе.

Как предписывала директива, райком партии обязал всех активистов в каждом ауле создать кружок политического самообразования. И для начала проводить обязательную читку республиканской газеты «Ахбар»[14], которая стала поступать в район и рассылаться по аулам. Далее, неизменно обсуждать в своем кругу каждое инструктивное письмо райкома, получаемое местной ячейкой, по вопросам текущей внутренней политики. В дополнение к этому райком планировал выезд в ячейки с докладами как самого секретаря, так и работников райкома и исполкома — их число должно было со дня на день пополниться товарищами, которых обещали прислать из центра.

Какая это трудная работа — политическое просвещение людей, среди которых и грамотных-то единицы, людей с грузом вековой приниженности, духовной слепоты и косности, — Нобат вполне уяснил после первой же встречи с активистами Ходжам-баса. Пришло много беспартийных дайхан — это радовало. Задавали вопросы, он отвечал. Но среди вопросов немало оказалось и таких, на которые, Нобат честно признался и этим только поднял свой авторитет, — ответить он пообещал лишь после визита в окружной центр. К примеру, дайхане спрашивали, будет ли власть отбирать и отдавать беднякам наделы земли и воды крупных баев, хотя бы сами баи оставались лояльными. Могут ли беспрепятственно вернуться в родные места люди, по несознательности бежавшие за рубеж, но не поднимавшие оружия в защиту свергнутого эмира? Поможет ли власть семенами будущей весной? Нет ли опасности, что вернется эмир с войсками? Ведь слышно, что в Восточной Бухаре все еще действуют крупные силы его сторонников… А каково положение в Советском Туркестане, в России? Больше там не голодают дайхане, как еще недавно? И еще было объявлено, что болен самый главный урус-большевик — Ленин; поправился ли он?

Подобные же вопросы Нобату задали и еще в трех аулах, где на беседу тоже собрался довольно многолюдный актив.

— Очень хорошо, что сразу приехали! — поздоровавшись и усаживаясь в кресло, похвалил Нобата Ефимов, когда они после месячного перерыва опять встретились, на сой раз в окружкоме партии. — Медлить с ответами на вопросы дайхан никак нельзя. Знаю, что трудно, все знаю, дорогой мой! И мы думаем, как помочь… Сейчас… погодите, позвоню, очень кстати…

Он принялся крутить ручку телефона. Нобат сидел расслабившись — отдыхал после долгих часов тряски в седле. Немного пыла раненая нога — часто в последнее время приходилось ездить верхом. За окнами раскачивались от ветра голые, понурые деревья. Зима… Как там Донди?

Когда Ефимов, наконец, соединился с исполкомом, он проговорил всего пару слов: «Присылайте. Да, для Ходжамбаса… Ждем!»

— Сейчас дадим вам подмогу, — пообещал Нобату, положив трубку.

Минут через пять в кабинете приотворилась дверь.

— Заходите! — пригласил Ефимов.

На пороге стоял человек, невысокий, узкоплечий, в полувоенной одежде, фуражка на голове. Молодой, черные усики только пробиваются на смуглом, скуластом лице. По виду узбек.

— Знакомьтесь, — Ефимов поднялся. — Эргашев Гулам, командируется в ваше распоряжение.

Затем он представил Нобата; они с вошедшим обменялись рукопожатием.

— Ну, товарищ Гулам в дороге о себе расскажет. Давайте, друзья, не медлите — в путь!

Простившись, Нобат с новым знакомым завернули в чайхану Латифа — пообедать, забрать пожитки Эргашева. Выяснилось: он чарджуйский, был чернорабочим на речной пристани. Член партии с девятнадцатого, участвовал в штурме бекской цитадели. Окончил курсы партийных пропагандистов. Назначен в Керки, отсюда в Ходжамбас. Холост, мать осталась в Чарджуе, младший братишка подался в Ташкент учиться.

Похоже, оба они — Нобат и Гулам — остались довольны знакомством. Только к седлу оказался непривычен новый работник райкома, потому на обратный путь до Ходжамбаса затратили времени вдвое больше того, что требуется опытному всаднику.

— Придется, друг, тебя подучить, — шутил Нобат в дороге. — Ничего, привыкнешь скоро! У нас куда ни задумал отправиться — только верхом…

Гулам Эргашев, назначенный в райком завотделом политпросвета, оправдал добрые надежды Нобата, зародившиеся уже в первые часы знакомства. Парень совсем молодой, но серьезный, скромный, притом энергичный, исполнительный. Подготовлен хорошо — видно, что на курсах времени даром не терял. Вскоре он представил на бюро свой план развития сети политучебы; главным в нем была подготовка низовых инструкторов, руководителей кружков из числа местных коммунистов. Терпеливо выявлял Эргашев в аульных ячейках тех, кто не только грамотен, а еще и обладал задатками пропагандиста, был любознателен, пользовался авторитетом у людей. Немного времени спустя, уже летом, Нобат лично проверил работу нескольких аульных кружков политического самообразования, и результаты были налицо. Дайхане в аулах полюбили молодого политпросветчика, баи же — люто возненавидели. Как-то ночью стреляли ему вслед, хотя и безуспешно, когда он верхом возвращался в районный центр после занятий в кружке.

Тем временем раздел земель был завершен. Подошла пора широко развернуть кампанию по выборам в Советы народных депутатов.

Конституция Бухарской НСР, подобно Конституции Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, предусматривала выборы при открытой подаче голосов; лишались избирательного права лица, занимавшие правительственные посты при эмирском режиме, осужденные за пособничество контрреволюционерам, а также высокопоставленные служители культа. Низовая, самая массовая категория народных депутатов — депутаты аульных Советов. Их нужно было избрать в первую очередь. Окружной исполком распорядился создать в аулах избирательные комиссии, а также приступить к составлению списков избирателей.

В связи с этим вновь обострилась, только в скрытой форме, классовая борьба.

Прежде всего, крупные баи, сохранившие значительную долю былых богатств и влияния, живо сообразили, какую роль в развертывающейся кампании призваны сыграть избирательные комиссии в аулах. И постарались употребить все средства и способы, чтобы протащить в эти комиссии своих ставленников. Кое-где им это удалось. Но несравненно больше было случаев, когда козни богатеев и мусульманских святош с позором для них разоблачались аульными активистами. Актив же в каждом ауле сделался теперь многолюдным, объединяя коммунистов и комсомольцев, сочувствующих, а также членов батрачкомов, товарищества дайхан по совместному использованию средств и сельскохозяйственных материалов, доставляемых властью, по централизованной закупке товаров.