Киноклуб - Крейг Маклей

Продолжаю пристально смотреть на РТ, а тот в свою очередь продолжает разыгрывать святую невинность. Что он тут еще затеял? Поселил нелегальных мигрантов? Наркоторговцев? Проституток? Всех вышеперечисленных?

– Я могу предложить три варианта, – провозглашаю я. – Первый – ждем, когда Костас проснется и выйдет сам. Второй – опрокидываем на него ведро воды. Хотя можно промахнуться и попасть на паровой котел, который тогда точно прикажет долго жить. И наконец, третий вариант – кто-нибудь влезает в подсобку и отпирает дверь.

– На меня не рассчитывай, – сразу заявляет РТ. – Не помню, когда в последний раз делал прививку от столбняка. А прививку от злых демонов вообще не делал. Хотя что я оправдываюсь? Просто не хочу, и все.

– А я тут не пролезу, – произносит Тео, с выражением неприкрытого страха глядя на зазор между стеной и потолком.

Я бы тоже с радостью нашел повод отвертеться. Лезть в подсобку не хочется так же сильно, как общаться с людьми, называющими любую болезнь или неприятность «бесценным опытом». Уже открываю рот, чтобы выпалить первое пришедшее в голову оправдание, но тут дверь открывается, и выходит Костас.

– Костас не хочет быть бедным, – с порога объявляет он и разражается слезами.

Втроем нам удается вытащить его из подвала на свет божий. Тео садится обратно за кухонный стол, а Шевонн принимается отпаивать Костаса кофе и откармливать лимонным пирогом, который испекла, когда Тео не использовал духовку в качестве обогревателя. Снова спустившись в подвал, включаю и отопление, и горячую воду. Затем бегло осматриваю подсобку. Похоже, Костас вылакал две бутылки водки и целый ящик пива, после чего благополучно вырубился и проснулся в самый разгар спасательной операции. Кажется, одну из пустых бутылок Костас использовал в качестве писсуара, но проверять не стал. Это один из тех случаев, когда подробностей лучше не знать.

То, что я принял за раскладушку, оказалось пластиковым шезлонгом, на котором лежала белая подушка в цветочек. Наволочка показалась знакомой, но при каких обстоятельствах видел ее раньше, не смог припомнить. Однако был уверен, что и подушку, и шезлонг в подвал принесли недавно.

Решив поразмыслить над этой загадкой позже, поднимаюсь обратно наверх. Костас сидит, завернувшись в одеяло, и жует пирог, в то время как Шевонн гладит его по спине и подливает в чашку кофе.

– Кажется, немного успокоился, – шепчет Тео. – Костас просто не ожидал, что дело зайдет так далеко, и Ставроса осудят.

– До последнего верил, что тот выкрутится, – соглашаюсь я.

– Думаю, Костаса подкосила болезнь отца, – вставляет РТ.

– Кстати, кто-нибудь знает, как его самочувствие? – спрашиваю я.

– В новостях говорили, что дня через два-три переведут обратно в следственный изолятор, – отвечает Тео. – Значит, все более или менее в порядке.

– Слышал, Костас? – говорю я и, встав напротив него, опираюсь о столешницу. – Со Ставросом все в порядке.

– Может, и так, – произносит он. – Зато с Костасом – нет.

– Зачем было запираться в подсобке? – спрашиваю я. – Если хотел напиться, мог преспокойно сделать это здесь. Менее удобное место, чем наш подвал, представить трудно.

– Костас не хотел, чтобы его видели таким.

– А отопление зачем отключил? – встревает РТ. – Хочешь нажраться в хлам – твое право. Но разве обязательно, чтобы все остальные при этом яйца отморозили?

– Рассуждаешь, как эгоист. Между прочим, яйца тут есть не у всех! – произносит Шевонн, бросая на жениха сердитый взгляд.

– Ты где столько выпивки взял? – спрашиваю у Костаса.

– Должно быть, с собой принес, – слишком поспешно выдвигает предположение РТ.

– Костас не помнит, как отключил отопление, – произносит он. – Хотя погодите… Эта штука в подсобке очень громко шумела. Попробовал нажать на выключатель. Помогло – сразу стало тихо.

– Зачем ты вообще спустился в подвал? – спрашивает Шевонн. – Переживал, что твоего отца посадили?

– Костас знал, что семейный бизнес… не совсем прозрачный, – качает головой он.

– Знал? – повторяю я. – И давно?

– С самого начала, – отвечает Костас. – Отец нам все рассказал, Порфирио и мне. Чтобы были в курсе дела. Он ведь понимал, что рано или поздно придется передать бизнес нам. Просто отец не думал, что его так быстро поймают. Собирался уехать из страны. А мы с Порфирио должны были остаться и вместе руководить фирмой.

– Костас, ты ведь понимаешь, – осторожно начинаю я, – что из-за вашего так называемого семейного бизнеса куча народу потеряла деньги? Многие лишились сбережений, которые всю жизнь копили. Недвижимости. Всего имущества.

– Костас не хочет быть бедным, – снова тянет свое Костас. – Наша семья жила в бедности восемь поколений.

– На самом деле не так страшна бедность, как ее малюют, – подбадривает друга Тео. – Возьмем меня. Кто я такой? Безработный актер без единого цента за душой! Зато у меня есть мои добрые, верные друзья, и, пока они со мной, беспокоиться не о чем!

При этих словах Тео бодро похлопывает меня по плечу. Хоть этот жест меня отнюдь не радует, продолжаю старательно улыбаться.

– Костас должен найти способ вернуть семье богатство, – произносит он, уставившись прямо перед собой. – Костасу нужна… идея!

– Идея – это, конечно, хорошо, – замечает Шевонн. – Но, по-моему, сейчас Костасу больше нужен… адвокат!

– Она права, – кивает РТ. – А еще лучше – несколько. Такое чувство, будто на тебя пол-Канады в суд подало.

– Для начала Костас должен навестить отца в тюрьме, – объявляет Костас. – И пообещать, что вернет семье доброе имя!

Вряд ли у него это получится – после такого скандала имени Ксенопулос уже ничто не поможет. Шумиха в прессе поднялась такая, что в Канаде Ставрос пользуется не большей народной любовью, чем Понци, Мэдофф и Мао Цзэдун. Как бы выразился Бенни Ельчин, семейство Ксенопулос нуждается в серьезном ребрендинге. Даже через много лет после ареста Ставроса никому, носящему эту фамилию, денег в руки не дадут. Даже сдачу в супермаркете будут вручать с опаской – мало ли что?

– Молодец, хорошая мысль, – одобряет Шевонн. – Ставрос будет очень рад тебя видеть. Если, конечно, к нему допускают посетителей.

– Жаль, что копы отобрали машину. Без нее Костас не знает, как добраться куда надо.

– Не волнуйся, зайчик, – утешает Шевонн. – Поедем вместе. На метро. Для тебя это будет новый, полезный опыт.

– А сколько стоит метро? Кому-нибудь придется одолжить Костасу денег.

– Не беспокойся, уж три-то бакса найдутся, – подмигивает РТ.

По ладоням начинают бегать иголочки, да и нос как будто подергивается. Неужели это первые симптомы отравления асбестом? Не уверен, но рисковать не желаю. Попрощавшись со всей компанией, отправляюсь в свою предположительно более не радиоактивную квартиру смывать предположительно токсичную химическую пыль. Еще несколько дней общения с компанией друзей, и начну ходить по улице, нацепив на ноги коробки из-под бумажных салфеток, а главной мечтой моей будет построить самый большой гидросамолет в ис тории.

Пора валить.

Глава 18

Когда в последний раз видел Натали Артисс, ей отрубали голову члены живущей в глухом лесу секты, выродившейся из-за многолетних близкородственных браков. Делали они это не со зла, а для того, чтобы принести жертву своему языческому божку Чтарнаку.

Роль считалась эпизодической, поэтому Натали даже досталась пара реплик («О боже, нет!» и «На помощь!»). Однако сразу после этого ее героиню, туристку, отправившуюся в поход вместе с группой, неудачно выбравшей для привала самую глухую часть Аппалачской тропы, должны были убить. Что самое обидное (для Натали), происходило все это в первые же пять минут фильма. Как и большинство начальных сцен в фильмах ужасов, эта должна была продемонстрировать, с чем предстоит бороться – и одержать победу! – главным героям.

Сначала фильм так и назывался – «Чтарнак», но потом это название заменили на менее яркую, но гораздо более коммерческую «Секту каннибалов». Картину один раз показали на фестивале в Санта-Фе, сразу после чего ее было решено демонстрировать зрителям исключительно как видео по запросу. Поэтому людей, видевших этот шедевр, можно сосчитать на пальцах одной руки. И этому есть хорошая причина. Сюжет был не просто вторичный, а прямо-таки затертый до дыр. Этакая стереотипная эротика в стиле БДСМ, замаскированная под ужастик. Съемочная группа попыталась втиснуть в семидесятиминутный фильм столько сцен с участием искусственной крови и обнаженной женской груди, сколько позволял бюджет.

Вынужден признаться, что я «Секту каннибалов» пересматривал раз сто. Не всю, конечно. Только первые пять минут. Правда, ту часть, где каннибалы принимаются орудовать бензопилой, пропускал. Хотя сразу после того, как Натали сбежала, находился в настолько расстроенных чувствах, что пару раз посмотрел даже ее. Выдержать весь фильм смог бы только киномазохист. Даже мне высидеть перед телевизором первые пять минут было тяжеловато.