Киноклуб - Крейг Маклей

– Эти выходные Хлоя и Джаспер должны были провести у меня, – сообщает Тео. – Но, учитывая обстоятельства, встречу пришлось перенести.

– Ничего удивительного, – киваю я. – Что слышно от Костаса?

– Уже два часа ни звука, – качает головой Тео. – В новостях сказали, что отец Костаса признал себя виновным по большинству пунктов.

– Серьезно? – удивляюсь я.

– Во всяком случае, так официально объявили, – пожимает плечами подошедший РТ. – Ставроса везли в офис адвоката, чтобы подписал какие-то бумаги, и тут он вдруг упал и потерял сознание. Говорят, то ли инфаркт, то ли инсульт. В общем, отца Костаса увезли в больницу Маунт-Синай.

– И сразу после этого Костас скрылся?

– Ну да, – подтверждает Тео. – Вернее, не совсем. Ночью слышали, как он пел.

– Пел?

– Да, – подтверждает РТ. – Правда, что именно, разобрать не смогли. Было похоже на нечто среднее между Joy Division и Томом Джонсом. Вместе звучало отвратительно. Хоть уши затыкай.

– А по-моему, было больше похоже на советский гимн из фильма «Охота за «Красным Октябрем», – не соглашается Тео.

– Итак, что мы имеем? Находящийся в расстроенных чувствах грек два дня подряд сидит взаперти в подсобке без пищи, воды и отопления, при этом исполняя песню, название и содержание которой не установлены, – подвожу итоги я. – Ничего не упустил?

– Принес ключи? – вместо ответа, интересуется РТ.

– Нет, – разочаровываю друга я. – Сказал же: ключа от подсобки у меня нет. Звонил хозяину и оставил сообщение на автоответчике. Жду, пока перезвонит. Пока не дождался.

– Тогда как же мы его оттуда вытащим? – переходит на отчаянный визг РТ.

– Не знаю, – пожимаю плечами. – Видишь ли, ни разу не приходилось вызволять обанкротившихся греческих плейбоев из запертых подсобок. Повезло еще, что электрический щит находится в другой части дома, иначе проблема была бы гораздо серьезнее.

РТ только стонет.

– Можно хотя бы заскочить к тебе помыться?

– Нет.

– Это еще почему?

– Одну бесплатную гостиницу я уже содержу, а открывать целую сеть не намерен.

– Ты на что намекаешь?

Открываю сумку и достаю единственный предмет, который захватил с собой, – фонарь. Вообще освещение в подвале есть, но работает оно так себе. К тому же от нашего подвала у меня мурашки по коже бегают.

– А сам-то как думаешь? Сколько человек тут сейчас живет? А сколько из них платят за проживание?

– Ну, если ты так на это смотришь… – пренебрежительно хмыкает РТ.

– А как еще прикажешь на это смотреть? – парирую я. – Предложи другую точку зрения. Выслушаю с большим интересом.

– Ребята, не ссорьтесь! – вмешивается Тео. – Давайте сначала разберемся с Костасом, а все остальные вопросы обсудим потом.

– Так и быть, – бормочу я.

Открываю дверь, ведущую в подвал, и спускаюсь вниз по лестнице. Не был там со дня инспекции и, откровенно говоря, надеялся, что больше не придется. Лучший художник-постановщик Голливуда не смог бы соорудить более зловещих декораций. В углу даже есть колодец, который, к счастью, прикрыли крышкой. Правда, такая мелочь не остановит ни кровожадное привидение, ни девушку с белым лицом и длинными черными волосами. Напротив колодца в полу проделано углубление. В те времена, когда для отопления еще использовались печи, в него сбрасывали золу и угольную пыль. Не знаю, где там дно, однако эта черная яма выглядит так устрашающе, что кажется, будто из нее вот-вот кто-нибудь вылезет. Наверху на одной из старых каменных стен фундамента находился металлический кран, который за много лет успела почти полностью разъесть ржавчина. Когда талая вода просачивается внутрь и по стене стекают бурые капли, кажется, будто это кровь. Теперь вы понимаете, почему спускаться сюда без экзорциста и охотников за привидениями – значит испытывать судьбу.

Стараясь не смотреть ни на одну из описанных особенностей интерьера, сразу шагаю к двери в подсобку. Отдельное помещение из этой части подвала сделали, когда установили здесь паровой котел, и было это примерно в конце пятидесятых. С тех пор как в доме обосновались мы, этого огнедышащего монстра ни разу не осматривали и не чинили. До этого, скорее всего, тоже. Если бы отцу Ральфи из фильма «Рождественская история» пришлось бы ремонтировать эту штуку, он спустился бы в подвал и не вернулся. Между одной из стен и потолком имеется заметный зазор. Поверху же тянется плитка, до которой ни в коем случае нельзя дотрагиваться, потому что в ней могут содержаться токсичные субстанции. Впрочем, наверняка никто не знает.

Подхожу к двери и прислушиваюсь. Прикладывать к ней ухо не решаюсь. Чем меньше моих частей тела взаимодействует с предметами здешней обстановки, тем лучше.

– Костас? – зову я. – Ты там жив?

Из-за двери доносится звук, похожий на храп. Хотя возможно, это просто шумят трубы. Или до Костаса добралось какое-нибудь из здешних чудищ.

– А вдруг нет? – взволнованно шепчет подошедший сзади Тео. Изо рта у него вырываются клубы пара. В подвале градусов на десять холоднее, чем наверху.

– Тогда он будет не первый, – зловеще произносит РТ, в нерешительности топчущийся у подножия лестницы. – Сколько тут народу похоронено – жуть! Подумайте: у нас под ногами покоятся двести китайских железнодорожных рабочих и половина индейской резервации!

Дергаю за ручку. Дверь конечно же не поддается. В чью умную голову пришла мысль установить замок с внутренней стороны двери, ведущей в помещение, не являющееся туалетом? Начинаю молотить в нее кулаком. Ничего не скажешь, преграда прочная. За такой дверью можно смело размещать банковский сейф и хранить золотые слитки.

– Костас? Отзовись!

– Это все мы уже перепробовали, – отмахивается РТ. – Без ключа никак.

Качаю головой:

– На твоем месте я не был бы так уверен.

– В смысле? – уточняет Тео.

Хватаю старый, ржавый металлический стул. Пластиковая обивка давно уже слезла (или была сгрызена гигантскими крысами). Остался только торчащий в разные стороны желтый поролон. Придвигаю стул к стене и осторожно встаю на сиденье.

– Ты что задумал? – любопытствует РТ.

– Вот здесь стена не доходит до потолка, – поясняю я, включая фонарик. – Обратил внимание, когда ходил тут вместе с инспектором.

Поднимаю руку и дотрагиваюсь до пожелтевшей плитки – той самой, которую нельзя трогать из-за содержания асбеста. Однако учитывая, что мой друг лежит по другую сторону стены в лучшем случае без сознания, а в худшем мертвый, придется рискнуть. Жалею, что в придачу к фонарику не догадался захватить защитную маску. Впрочем, ни марлевые повязки, ни какие-либо противогазы в моем хозяйстве до сих пор к предметам первой необходимости не относились. Похоже, что зря. Осторожно сдвигаю плитку вверх и в сторону. Теперь передо мной зияет черное отверстие. Стараюсь не дышать. В свете фонаря вижу спутанную завесу из паутины, толстую серую трубу (скорее всего, свинцовую) и змеящиеся провода доисторического вида. Как же я дошел до жизни такой?..

Подаюсь вперед и медленно заглядываю в подсобку поверх стены. Луч фонаря выхватывает из темноты черный массивный котел. Свечу на пол, где в глаза сразу бросаются две пустые бутылки из-под водки и еще с десяток из-под пива. Наконец обнаруживаю растянувшегося на раскладушке Костаса. Одет он в костюм-тройку и, кажется, дышит, хотя утверждать не решусь.

– Костас! – зову я, но голос звучит приглушенно – на всякий случай прикрываю рот ладонью.

– Он там? – спрашивает стоящий сзади Тео. – Надеюсь, жив?

– Да, – отвечаю я на первый вопрос. Потом перехожу ко второму: – И кажется, да.

Уже собираюсь слезть со стула, как вдруг понимаю, что в обстановке подсобки меня сразу смутило. В отличие от всего остального раскладушка производит впечатление новой. К тому же отлично помню: когда ходил сюда в последний раз, никакой мебели в подсобке не было. Да и кому захочется ночевать бок о бок с паровым котлом? Нужно быть ненормальным. И такой человек нашелся.

Спрыгиваю на пол.

– Водки и пива Костас выпил столько, что хватило бы вырубить студенческое общежитие. Но, кажется, жив, – докладываю я и интересуюсь: – А где он взял раскладушку?

– Что-что? Не расслышал. – РТ так старательно притворяется глухим, что, вместо того чтобы отвести от себя подозрение, добивается прямо противоположного результата.

– Раскладушку, – повторяю я. – Костас дрыхнет на новенькой раскладушке, которой раньше в подсобке не было.

– Да что ты! – старательно, однако слишком наигранно изображает удивление РТ. – Даже не представляю, где он ее взял! Наверное, здесь нашел.

Поворачиваюсь к Тео, однако его лицо выражает лишь искреннее недоумение. Зато мы с РТ оба прекрасно знаем, что самая новая вещь в этом подвале попала сюда еще до войны восемьсот двенадцатого года.

– Ну, и как будем его вытаскивать? – спрашивает Тео.

Продолжаю пристально смотреть на РТ, а тот в свою очередь продолжает разыгрывать святую невинность. Что он тут еще затеял? Поселил нелегальных мигрантов? Наркоторговцев? Проституток? Всех вышеперечисленных?