Голодные Игры глазами Пита Мелларка - Mary Hutcherson

Мирта потирает плечо, которым стукнулась об дерево.

— Давайте поедим и будем спать, — предлагает Линда, и все соглашаются.

Засовываю в рюкзак свою бутылку с водой и аптечку, а краем глаза наблюдаю за Миртой. Она ждет, пока все разойдутся, и только тогда отходит от дерева, а проходя мимо Катона, толкает его в плечо.

— За что? — возмущается он.

— Ты сделал мне больно! — она говорит это, будто капризный ребенок.

Катон смотрит на нее с улыбкой. Его, вероятно, тоже забавляет ее интонация.

— А что мне оставалось делать? — он разводит руками. — Я же не виноват, что вы не понимаете с первого раза.

— Я ненавижу эту блондинку, — говорит она тихо, но с явной злостью.

— У тебя нет причин для ненависти, Мирта, — он кладет руку ей на плечо и поглаживает место ушиба. Она закрывает глаза от удовольствия. — И я уже говорил тебе, почему.

— Ладно, — шепчет она.

— Обещаешь вести себя хорошо? — он улыбается.

— Обещаю.

Она помогает ему собрать ветки в кучу и разжечь костер. Достаю из рюкзака немного галет и орешков. Если я не собираюсь возвращаться к Рогу, и у меня получится выжить в схватке с профи (шанс настолько мал, что я даже не переживаю), это вся еда, которая у меня будет. И если ее экономить, то хватит на пару дней.

Тоже помогаю обустроить место для ночлега и расстилаю наши спальные мешки. Хорошо, что мы их взяли — ночи очень холодные.

Через час мы сидим вокруг костра и греем руки. Диадема уже более-менее может наступать на ногу. Наверное, благодаря мази. Говорю ей это, и она просит помочь ей сделать перевязку, чтобы наложить еще больший слой лекарства. Неохотно, но все-таки соглашаюсь.

Под бинтами опухоль почти сошла, и ее щиколотка опять стала тонкой. Только вот синяк размером с ладошку красуется в напоминание о вывихе. Она говорит, что уже почти не больно, и внимательно следит за моими действиями.

— Ты такой добрый, что даже тошнит, — говорит она мне своим певучим голоском.

— Мне сделать вид, что это комплимент?

— Комплимент надо заслужить, — она откидывается назад на локти.

— Неужели, я не заслужил?

— Заслужил, — она кивает. — Только я не пойму, зачем ты это все делаешь. Дал бы моей ноге распухнуть, и меня бы пришлось оставить здесь. Одним соперником меньше. Разве я не права?

— В какой-то степени права, — я намазываю на ее щиколотку мазь. Она воняет так, что глаза щиплет, и руки сразу начинают гореть.

— Да я абсолютно права! — усмехается она. — Любой бы на твоем месте сделал так, как я сказала.

— Возможно, я другой, — с улыбкой говорю я.

— Да, ты другой, Пит. Тебе крупно не повезло, что ты попал сюда. Это место не для тебя. И знаешь, почему я не парюсь насчет тебя? — вместо ответа я вопросительно смотрю на нее.

— Потому что ты не убийца, а значит, не жилец.

«Ну да. Куда мне до тебя? Куда мне до девушки, которая убаюкивала свою ногу, когда та болела?» — думаю я, но вслух говорю: «Может, ты и права».

Пускай она и дальше считает меня беспомощным. Ее маленький мозг не успеет вовремя понять, что к чему, и она станет для меня легкой добычей.

Мы точно не знаем, который сейчас час, но всех нас клонит в сон.

— Надо, чтобы кто-то дежурил, — говорит Линда. И каким-то чудесным образом через секунду все их взгляды обращены ко мне.

— Ладно, — говорю я и сажусь под дерево.

— Я ему не доверяю, — опять заводит свою песню Марвел.

— Ну и дежурь тогда сам, — отвечает за меня Катон.

— А ему не доверяю я, — говорю я.

— Одни проблемы с вами, — бурчит себе под нос Катон. — Ладно. Я подежурю с Марвелом, а потом Пит будет дежурить с Линдой. Все согласны?

Мы все киваем.

Залезаю к себе в спальный мешок и натягиваю на голову капюшон. Ночь еще не в самом разгаре, а меня уже начинает пробивать дрожь.

Марвел с Катоном сидят около дерева и смотрят куда-то в небо. До того момента, пока не заползаю в спальник, даже не замечаю, что хочу спать, и мои глаза прямо слипаются. Закрываю их и через секунду проваливаюсь в сон.

К моему удивлению, сны мне снятся просто прекрасные. Цветочные поляны с бабочками, дети играют на площадке около площади. Сижу в школьной столовой с друзьями, и мы обсуждаем вчерашний футбольный матч, в котором я забил победный гол. Потом сижу на природоведении и смотрю, как Китнисс теребит свою косичку. Она оборачивается, но не смотрит на меня больше секунды и опускает глаза в пол. Все такое яркое и разноцветное, что хочется петь от радости. Но почему-то сон быстро пропадает, и я уже начинаю слышать голоса. Понимаю, что уже не сплю. Это Катон что-то говорит Марвелу.

— Будто я хотел… — говорит он.

— Тоже заставили? — спрашивает Марвел.

— Ага. Только и слышал, как все вокруг твердили: «Последний шанс. Последний шанс…»

— А мне сказали, что если не попаду на Игры в этом году — выгонят из дома, — Марвел бьет кулаком по земле.

— Я слышал, что ты сам хотел пойти… — тихо говорит Катон, но явно жалеет, что так сказал. Наверное, ему говорили по секрету.

— Диадема растрепала? — усмехается он.

— Кто же еще…

— Ну, это в последнее время я хотел, а до этого боялся Жатвы, как огня, — уточняет Марвел.

— Я слышал про твою девушку, — говорит Катон, — мне жаль.

Марвел отмахивается.

— Да какая теперь разница? Скоро мы будем вместе…

— А ты реально не хочешь попробовать победить?

— Реально. Буду здесь до последнего, а потом просто перестану бороться. Родители хотели, чтобы я не опозорился, а для меня позор — считать, что победа на Играх дает тебе счастливый билет по жизни.

— А у тебя были бы большие шансы… — Марвел перебивает его, не дав договорить.

— Я уже все решил.

— Ладно, как скажешь, — Катон поднимает руки вверх, показывая, что не собирается его переубеждать.

В воздухе повисает долгая пауза.

Так значит, Марвел не хочет победить? Вот это новость… И как я понял по разговору, у него умерла девушка, и теперь он собирается тоже умереть, чтобы быть с ней вместе. М-да… Я со своей историей о невзаимной любви отхожу на задний план по сравнению с этим.

— А зачем Мирта пошла добровольцем? — спрашивает Марвел. — Это же была не последняя Жатва для нее. Сколько ей…?

— Пятнадцать, — вздыхает Катон.

— Ну и что она тут забыла?

— Меня, — тихонько говорит Катон. — Сказала, что либо я умру в этом году, либо она умрет,