Ставка на совесть - Юрий Пронякин

— Осенью предстоит аттестование офицеров…

Хабаров сразу насторожился:

— Значит, вписать Кавацуку в аттестацию, что достоин выдвижения?

— А если и впрямь достоин?

Хабаров, нахмурившись, задумался. Петелин продолжал:

— Не слишком ли порой однобоко оцениваем мы людей? Индивидуальные особенности тоже надо учитывать…

— А вот пусть сам Кавацук и учтет: его будущее в его же руках. Время до аттестационного периода еще есть.

— Возможно, вы правы, — согласился Петелин с Хабаровым и вдруг подумал, что обсуждение на партийном бюро состояния полевой выучки может перерасти в серьезный разговор о деловом авторитете командира. Своей идеей Петелин тут же поделился с Хабаровым и, услышав его одобрение, вскочил со стула, сказав, что ему пора идти — он должен еще встретиться с членами бюро.

— А как Шляхтин отнесется ко всему этому? — спросил Хабаров.

Петелин задержался в дверях:

— Не знаю, как про себя, но возражать в открытую… Предварительно я уже с ним говорил… Год назад было бы иначе.

XIV. ЭКЗАМЕН НА ЗРЕЛОСТЬ

1

Василий Перначев обвел взглядом дощатый, в ярком электрическом озарении класс — над столами в сосредоточенном молчании склонились солдаты — и машинально глянул на часы: маленькая стрелка острием своим нацелилась в цифру «9». Василий вздохнул: в гарнизонном Доме офицеров уже больше часа идет эстрадный концерт, в зрительном зале сидит его Ленка, и одно место возле нее пустует. И у Лены, он знает, губы сейчас трубочкой и брови уголком сведены над тонким, немножко вздернутым носиком — первый признак обиды. А возможно, Лена уже отошла и, вся какая-то просветленная, с чуть приоткрытым ртом и воздетыми к челке бровями, наслаждается концертом? Он уже подметил в ней эту черту — увлекаться тем, чем она в данный момент занимается. У него так не выходит.

Василий снова посмотрел на солдат — все корпят за книгами, и за разъяснением непонятного никто к нему не обращается. Василию сделалось жаль себя, оттого что и этот вечер он вынужден проводить со взводом, а не с женой, и таких вечеров на его лейтенантскую долю выпадает все больше и больше.

Чтобы отвлечься и скоротать время, Василий извлек из полевой сумки дневник, наугад раскрыл его и принялся читать.

17 февраля. Получил телеграмму от Ленки: «Приеду восемнадцатого. Сможешь — встречай». Вот так новость! Что надумала девочка? Так долго не писала… Я ей тоже. Считал: увлечение юности, пора кончать. А выходит, все только начинается. Держу телеграмму и подсчитываю, сколько часов осталось до выяснения загадки.

19 февраля. Мы давно не виделись. И вот встретились. Какой Ленка стала — с ума сойдешь. Я уже схожу. Словно она — первая женщина, которую я вижу. А может быть, это так? Мы же знаем друг друга сто лет.

Я поинтересовался: зачем приехала? Ответила: работать. Получила сюда назначение. А я-то думал — ко мне. Мне стало тоскливо, но виду не подал. Сказал: «Здорово у тебя с назначением получилось». — «Конечно, хоть один знакомый есть в городе», — ответила она. И на том спасибо…

Весь день пробыли вместе — обивали пороги гостиниц. Когда и откуда произошло слово «гостиница»? Сейчас «гостиница» на язык простых смертных переводится так: «Не суйся — мест нет». Но «ищущий да найдет». Так, кажется, говорили древние, когда еще гостиниц не было. Нам повезло: Ленке предложили койко-место (придумали же!) в номере на семь человек. Обрадовались и этому.

Вечер провели в ресторане. Давно не было мне так хорошо. Не хотелось уходить. И все — из-за Ленки.

Когда прощались, сказал ей: «Охота тебе жить на этом пересыльном пункте? Давай снимем комнату». Ленка удивилась: «Зачем? Ведь мне должны дать». Наивная…

3 марта. Все воскресенье бродили с Ленкой по городу — искали комнату. В гостинице Ленке уже надоело. А на заводе сказали: молодым специалистам дороги у нас открыты, но с жильем туго. Ждите. Веселенькая перспектива!

…Поиски увенчались блестящим успехом: комнату нашли. Сразу же перевезли Ленкино богатство — чемодан и сумку. Стали наводить «марафет». Никогда не думал, что мыть полы и протирать стекла может быть интересно. Раньше этим занимался, отбывая наряды вне очереди. Сейчас сам напросился. Ленка смотрела, как я шуровал тряпкой, и смеялась: «Что тебе беспокоиться о будущем: у тебя уже есть гражданская специальность». Ей хорошо говорить — с дипломом техника.

Не откладывая, справили новоселье. Втроем: Ленка, я и хозяйка, Анна Васильевна, вдова. Муж погиб на фронте еще в сорок первом. А оба сына, как только выросли, подались на Дальний Север, на новостройки. Анна Васильевна называет их «дурнями непоседливыми». Так и живет совсем одна. И ничего, бодрая. Правда, когда я налил по второй, вдруг запечалилась. И тост сама предложила: «За ваше счастье… Чтобы, не приведи господь, с вами — как со мной». Меня аж мороз продрал.

Черт возьми, в чем оно, это счастье? Или у каждого своя мера? У Анны Васильевны счастье не получилось. «Кабы не немец проклятый…» — объясняет она. Конечно, теперь не те времена. Но годы летят… Придет час — и ты станешь таким, как Анна Васильевна. А вдруг так и не узнаешь, что такое счастье? И вину свалить будет не на кого. Впрочем, нас хозяйка считает уже счастливыми. А мы себя? За Ленку говорить не могу — не знаю. Что касается меня — тоже не знаю. Иногда кажется: все иду мимо чего-то большого и важного. Но вот мимо чего?..

Когда хозяйка наконец покинула нас, Ленка сказала: «И тебе пора». — «Выгоняешь?» — «Нет, но уже поздно, а завтра на работу». — «Ну и что? Я отсюда пойду на работу». Меня чертовски потянуло остаться в этой комнатушке навсегда. Ленка испугалась, выдернула свои руки из моих: «Ни за что!» У меня сорвалось с языка: «А если как твой муж?» Лена посмотрела на меня совсем как чужая и тихо сказала: «Этим не шутят, Вася». Почему она думает, что я шучу?

С тех пор, как Лена здесь, я только о ней и думаю. И еще ни разу не поцеловал. Что со мной, братцы? Себя не узнаю…

12 апреля. В окружной газете появилась большая статья майора Хабарова — «Жизнь диктует». О том, какие требования к человеку предъявляет новое оружие, о некотором опыте воспитания у личного состава нашего батальона нужных для современной войны морально-боевых качеств. Про меня тоже есть в статье: «Неплохих успехов в подготовке умелых воинов добился молодой офицер В. Перначев, в работе которого на первых порах имелись серьезные просчеты. Но лейтенант сделал правильные выводы из критических замечаний в свой адрес».

Приятно, когда о тебе так пишут…

Откровенно говоря, не ожидал этого от комбата. Ему же столько перепало из-за меня!

Я вот думаю: бо́льшую часть своего времени мы проводим в работе. Она приносит нам радости и огорчения. Чаще последние. Портим друг другу нервы, обижаемся… Комбат как-то сказал нам: «Думаете, охота мне с вас стружку снимать? Вынуждаете…» Наверное, вот такие, как я. А нельзя ли без этого? Комбат пишет в газете, что я сделал правильные выводы. Не знаю. Со стороны виднее…

2 мая. Я женился! На Ленке. Ребята пристают: что так быстро? Я им: «У нас сейчас борьба за сокращение нормативов, вот я и включился». Не стану же объяснять, что мы с Леной не можем друг без друга, что это, началось еще давно, задолго до ее приезда сюда. Только до меня, как до жирафа, дошло не сразу.

Получилось классно. Хожу обалделый от счастья. Не свыкнусь с новым положением. Кажется: ничего не изменилось. Переехал к Ленке — и все.

Уже обзаводимся хозяйством: купили будильник.

10 мая. Разговаривал с парторгом полка капитаном Петелиным. Увидел он меня, остановил: «Почему не заходишь?» — «Некогда». — «Как женился, так некогда стало». И давай расспрашивать, что, да как, да почему. «С женой разъяснительную работу провел?» Я не понял, что он имел в виду. «Ну, что ты военный и не волен распоряжаться собой». — «Для чего?» — удивился я. Он засмеялся: «Для того, чтобы партийному бюро не пришлось потом улаживать ваши отношения». И тут же спросил, написал ли я рапорт о предоставлении мне жилплощади. Я сказал: нет. «Пиши, не откладывай. Поставим на очередь. К осени, может, получишь».

Интересный человек этот Петелин. Оценить его, мне кажется, можно только с дистанции — во времени и пространстве. Раньше, кроме нотаций, я от него не получал, ничего, И сейчас не получил — только обещания. А все равно на душе стало светлее. Аж самому захотелось быть лучше.

На этом записи обрывались. Служба и семейные дела заслонили собою все. Перначев перестал вести дневник, лишь по привычке таскал тетрадь в полевой сумке. Но сейчас, в классе, у Василия снова пробудился интерес к «хронике лейтенантской жизни». Последние записи ее подняли у Василия настроение. Он теперь самому себе не признался бы, что сегодняшнее сверхурочное занятие со взводом было ему в тягость, что, собственно, нашедшая на него меланхолия и побудила взяться за дневник. Он испытывал уже другое. И пока еще оставалось незанятое время, Василий решил вписать в дневник новую страничку.