Дагестанские святыни. Книга первая - Амри Шихсаидов

И тем сильнее было потрясение падением дела Шамиля. Как великая национальная трагедия, крушение многолетней мечты народа о свободе, социальной справедливости, как развал религиозных и нравственных устоев воспринято поэтом пленение имама. Однако завершающий элегическое раздумье поэта патетический реквием возвышен и оптимистичен. В органичном единстве одических и плачевых интонаций в нем выкристаллизовались глубокое поэтическое предвидение всеобщего признания Шамиля, идея бессмертия его дела и имени.

С именем Али-Гаджи в большой степени связано и развитие в жанре аварской элегии рефлективно-философского направления. Продолжив и развив традиции, заложенные в творчестве Мухаммеда из Кудутля, Абубакара из Аймаки, Гасана из Кудали и других дагестанских арабистов, Али-Гаджи создал блестящие образцы элегий-размышлений, элегий-раздумий, поднимающих общие этические, социальные и собственно философские вопросы о сущности жизни и смерти.

В развитии философской элегии Али-Гаджи значительна роль идеологии ислама, его морально-нравственных норм и принципов. Исходя из предписаний Корана, хадиса и сунны, истинный мусульманин должен смотреть на мир и на себя глазами будущего жителя той блаженной обители, где только и начинается настоящая и счастливая жизнь, а жизнь на земле воспринимать как временную, имеющую смысл лишь как подготовка к тому вечному и нетленному.

«Седой волос» – самая известная элегия Али-Гаджи. В ней сконденсировались наиболее ценные свойства и качества его поэзии – философская глубина мысли, художественное совершенство, свежесть и изящество образов, ясность и красота языка. Она же и наиболее традиционная. Мотив седины как символа увядания и старости не нов в национальных литературах народов Дагестана.

Возможно, именно в силу традиционности мыслей и образов вступление элегии созерцательно-рассудочно и интонационно сдержанно. Но, вчитываясь далее в строки стиха, мы все более и более проникаемся волнением, нам передаются глубокая печаль, страх и сокрушение человека, погруженного в грустные размышления о надвигающемся закате жизни и близкой смерти. Мастерски раскрывает поэт гамму охвативших его душевных переживаний, чувств – он еще был полон сил, желаний, надежд, чувствовал себя молодым, бодрым, и появление седины для него полная неожиданность. Первое движение – такое естественное и человеческое: уйти от неприятных дум, горьких мыслей.

Тема наступления старости и смерти, которые посылаются Всевышним и должны приниматься покорно и смиренно, оборачивается в стихах Али-Гаджи прославлением жизни и ее естественных радостей. За скорбью и безысходной тоской поэта кроется лицо страстного жизнелюба, который на пороге смерти вновь окинул взглядом пройденный путь и с удесятеренной силой почувствовал всю ценность жизни на земле.

Индивидуальный душевный опыт, конкретно-биографическое начало еще более проникновенно звучат в другой элегии Али-Гаджи – «Перо, ты шепни» («Къалам, дуца щуре»). Написанная в период какого-то резкого душевного надлома и депрессии, элегия складывается из перемежающих друг друга плачевой образности и философских раздумий. Она же и наиболее противоречивая и пессимистичная. Вбирая в себя всю горечь несложившейся жизни, утраченных иллюзий, несбывшихся надежд, она не оставляет места для примиряющих рационалистических ходов.

Тонко передает поэт и состояние обреченного человека. Его герой одинок, отторгнут, отчужден от всего живого на земле. Имей хоть тысячу друзей, любящих, близких людей, он остается один на один со своим страданием и в полном одиночестве выходит навстречу своему последнему часу. Здесь вновь вспоминается великий мудрец из Маарата:

Каждый одинок в свой смертный час – и отшельник,И властелин, окруженный многочисленной свитой![3]

Однако горькие чувства и печальное настроение в какой-то момент неожиданно прерываются проникновенным выражением затаенной, не подвластной рационалистическим рассуждениям, опрокидывающей скепсис, жалобы и пессимизм, неистребимой любви к жизни:

Смерть – это страшная разрушительная сила, уносящая с собой и превращающая в прах и тлен все самое замечательное и ценное – женскую красоту, молодецкую удаль, золотые руки мастера-умельца, знания и мысли ученого, дружбу двух людей, любовь двух сердец – вот трезвый, реалистический вывод, итог наблюдений поэта-рационалиста. И нет в элегиях ни строчки, рисующей потусторонний мир и радости, ожидающие там правоверного мусульманина. Поэт весь здесь, в этом «грешном», но таком милом и дорогом сердцу мире. Перед нами страстный жизнелюб, ценитель простых, человеческих, земных радостей – семьи, друзей, света, тепла, домашнего уюта и т. д.

Как апофеоз человеку звучат полные оптимизма и веры в бесконечность жизни и человека на земле и строфы элегии «Как прожженная кожа», обращенные к смерти.

Нетрудно заметить в элегических раздумьях Али-Гаджи и социальные мотивы. Жизнь не имеет цены, «не стоит даже пеньковой веревки» («Как прожженная кожа») не только потому, что она преходяща и скоротечна. В тысячу раз тяжелее ее делают царящие в ней жестокость, несправедливость, неравенство.

В большей или меньшей степени во всех своих элегиях Али-Гаджи затрагивал вопрос о социальной несправедливости и неравенстве. Наибольшей глубины и эмоциональности при этом он достигает в элегии «Надежда» («Хьул»).

Общим для широкого и многообразного круга размышлений и переживаний поэта, развернутых в «Надежде», становится их внеличность. Скорбь и грусть, пронизывающие насквозь элегию, не связаны с собственными неудачами поэта, равно как и мечты его не о личных успехах и благополучии. Они глубоко общественны и вызваны тяжелой судьбой и страданиями народа, простых тружеников. С болью смотрит он на истончившиеся и иссохшие от непосильной, бесконечно («тысячи лет») тянущейся, изнурительной работы крестьянские руки и не может удержаться от гневного возмущения тем, что они не принадлежат своим владельцам, «стали слугами чужих», не могут обеспечить им самого необходимого.

В отдельных своих частях «Надежда» предвосхищает будущую романтическую элегию. В ней очень сильны мотивы неправедности и порочности самих основ существующего миропорядка, моменты протеста против социального зла.

В целом еще очень наивны и иллюзорны представления поэта о мире всеобщего благоденствия, о его устройстве, но он, тем не менее, осознает, что нужно народу: «солнечная свобода» – освобождение от притеснений, нищеты и одновременно прекрасный мир единства и равенства.

Таким образом, мы убеждаемся, что в руках искусного мастера элегия становится не только средством оплакивания трагических утрат и выражения горестных переживаний и настроений, но и сложным по содержательному и художественному составу жанром, способным поднимать животрепещущие морально-этические, социальные и собственно философские вопросы.

* * *

Исследование творчества Али-Гаджи из Инхо позволяет с полным правом рассматривать его поэзию как ярчайшее свидетельство овладения аварской литературой второй половины XIX века внушительным комплексом животрепещущих социальных, духовно-нравственных, морально-этических проблем.

И, несомненно, пока существует в обществе потребность в художественном слове, тяга к подлинному и возвышенному, будет жить и поэзия Али-Гаджи из Инхо, преисполненная глубоких мыслей, высоких устремлений, трепетных чувств и переживаний, поиска смысла жизни и того, что такое есть человек и в чем его назначение, с чем он приходит в этот мир и что он оставляет после себя.

Литература

1. Абасил М. Предисловие // Али-Гаджи из Инхо: Стихи. Махачкала, 1972. (На авар. яз.).

2. Абдуллаев М. Мыслители Дагестана XIX – начала XX вв. Махачкала, 1963.

3. Али-Гаджи из Инхо. Сочинения / Сост. О.-Г. Магомедов. Махачкала, 1995. (На авар, яз.)

4. Г.Э. фон Трюнебаум. Литература в контексте исламской цивилизации // Арабская средневековая культура и литература. М., 1979.

5. Далгат У. Фольклор и литература народов Дагестана. М., 1962.

6. Житие Пророка Мухаммеда. М., 1992.

7. Избранные речения Пророка ислама. Исламабад, 1990.

8. Магомедов Б. Очерки аварской дореволюционной литературы. Махачкала, 1961.

9. Магомедов P.M. История Дагестана. Махачкала, 1963.

10. Султанов К. Певцы разных народов. Махачкала, 1971.

11. Хайбуллаев С. О дореволюционной аварской литературе. Махачкала, 1974.

12. Шидфар Б.Я. Абдуль-Аля аль-Маарри. М., 1985.

13. Юсупова Ч.С. Али-Гаджи из Инхо. Махачкала, 1977.

Мир рукописных коллекций и старопечатных книг

Библиотека имама Шамиля

Н.А. Тагирова (Шихсаидова)