Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима - Гельмут Хёфлинг

Действие, как известно, вызывает противодействие. Неудивительно поэтому, что угнетенные постоянно восставали против угнетателей, пытаясь освободиться хотя бы силой. Уже в архаическую эпоху в Риме заговоры и восстания рабов не были редкостью, примером тому — заговор рабов 419 г. до н. э., решивших поджечь Рим сразу с нескольких концов. При этом ставка делалась на то, что, пока жители будут заняты тушением пожара и спасением имущества, восставшие штурмом возьмут Капитолий. Однако, как уверяет римский историк Тит Ливии (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.), Юпитер, величайший из богов, не дал осуществиться преступным замыслам, ибо двое посвященных выдали своих товарищей, которые были тут же схвачены и наказаны, как подобает в подобных случаях. Доносчики же получили свободу и изрядную сумму денег из казны.

Повезло римлянам и при подавлении другого восстания рабов, которое должно было быть поднято в 198 г. до н. э. неподалеку от Рима. В Сетии, городке, расположенном к юго-востоку от Рима, на краю Понтинских болот, содержались заложники из Карфагена, привезенные из столицы великой африканской державы, боровшейся с Римом за господство в Средиземноморье и попавшей в зависимость от него в результате второй Пунической войны 218–201 гг. В распоряжении заложников — детей знатных лиц — было довольно много рабов. Число их увеличивалось оттого, что жители Сетии купили карфагенян, захваченных в качестве добычи в недавней войне. Именно среди них и созрел план восстания. Несколько заговорщиков было послано по окрестностям Сетии и в близлежащие города Норбу и Цирцеи, с тем чтобы взбунтовать тамошних рабов. Все шло наилучшим образом, и заговорщики уже наметили час штурма городов Сетии, Норбы и Цирцей и отмщения их жителям. Наиболее благоприятствующими успеху им казались дни предстоящих в Сетии игр.

На деле же все вышло совершенно по-иному. Ранним утром в день мятежа двое рабов выдали его план римскому городскому претору Луцию Корнелию Лентулу, а также проинформировали его о всех уже проведенных приготовлениях. Он тут же приказал задержать обоих, созвал сенат и известил его о грозящей опасности. Претору было поручено отправиться для расследования дела и подавления мятежа. С пятью легатами он двинулся в путь, требуя от всех римлян, встречавшихся на дороге, следовать за ним. К моменту прихода в Сетию под его началом находилось уже 2000 воинов. Однако никто из них ничего не знал о цели похода.

Когда в Сетии он без промедления распорядился схватить главарей заговорщиков, мятежные рабы тут же разбежались, жестоко преследуемые римскими отрядами.

И на этот раз Риму удалось подавить восстание в зародыше, причем сенат щедро отблагодарил доносчиков, подарив им свободу и выдав значительные денежные премии. Звонкой монетой рассчитался он и со свободными, оказавшими особо ценные услуги при подавлении мятежа.

Когда вскоре после того пришло сообщение, что оставшиеся от этого же заговора рабы хотят занять город Пренесту, нынешнюю Палестрину, расположенную в 50 км восточнее Рима, туда поспешил тот же претор и, прибыв, казнил 500 повстанцев.

Согласно Ливию, в 196 г. до н. э. еще один заговор рабов чуть было не привел к войне. Но и на этот раз тлевший огонь был потушен еще до того, как превратился в пожар. Зачинщиков же готовившегося восстания распяли.

Еще через 11 лет то же самое повторилось в Апулии.

Первая сицилийская война рабов

Все эти заговоры и мятежи были довольно-таки безобидны в сравнении с последовавшими затем сицилийскими восстаниями рабов, оказавшимися для римлян гораздо более опасными.

Исходным пунктом первого значительного восстания, начавшегося в 135 г. до н. э., стал заговор 400 рабов сицилийского богача Дамофила. Наиболее подробно об этой войне рабов повествует Диодор, сицилийский историк, живший в I в. до н. э.:

«Никогда еще не было такого восстания рабов, какое вспыхнуло в Сицилии. Вследствие его многие города подверглись страшным бедствиям; бесчисленное количество мужчин и женщин с детьми испытало величайшие несчастья, и всему острову угрожала опасность попасть под власть беглых рабов, усматривавших в причинении крайних несчастий свободным людям конечную цель своей власти. Для большинства это явилось печальным и неожиданным; для тех же, кто мог глубоко судить о вещах, случившееся казалось вполне естественным. Благодаря изобилию богатств у тех, которые высасывали соки из прекрасного острова, почти все они стремились прежде всего к наслаждениям и обнаруживали высокомерие и наглость. Поэтому в равной мере усиливалось дурное обращение с рабами и росло отчуждение этих последних от господ, прорывавшееся в ненависти против них. Много тысяч рабов без всякого приказания стеклось, чтобы погубить своих господ».

Мир, царивший в Сицилии в течение 60 лет после разгрома великого Карфагена во второй Пунической войне (218–201 гг. до н. э.), принес на остров истинное процветание, на которое теперь покушались восставшие рабы.

«Вспыхнула война с рабами по следующей причине. Богатея в течение долгого времени и приобретя крупные состояния, сицилийцы покупали множество рабов. Уводя их толпами из питомников, они тотчас налагали на них клейма и отметки. Молодых рабов они употребляли в качестве пастухов, остальных — так, как каждому было нужно».

Мятеж был вызван самими землевладельцами, как местными, так и перебравшимися сюда из Италии, пытавшимися превзойти друг друга в жадности и дурном отношении к рабам. Надменный, быстро разбогатевший выскочка Дамофил, окруживший себя блеском и роскошью восточного деспота, и его жена Мегаллида необычайной жестокостью настолько озлобили своих рабов, что те замыслили убийство господ. Однажды к Дамофилу пришли полуголые пастухи и попросили выдать им одежду, на что получили ответ:

«Что же, разве путешественники ездят голыми по стране и не дают готового снабжения тем, которые нуждаются в одежде?»

Таким образом, хозяин приказал своим собственным рабам нападать на путешественников для того, чтобы обзавестись одеждой, а для начала повелел высечь несчастных, имевших наглость обратиться к нему с просьбой. Таким же точно образом они должны были добывать себе и пропитание, потому что есть он им ничего не давал. Но пастухам, низведенным Дамофилом до уровня разбойников, палок, которыми они отгоняли хищников от стад, оказалось мало. Они сумели достать себе настоящее оружие, и вскоре вся Сицилия страдала от разбойничьих банд, перед лицом которых никто не мог чувствовать себя в безопасности. Впрочем, римские наместники пытались принимать ответные меры, однако им недоставало твердости. Ибо, уничтожая разбойников, они лишали их господ пастухов. При этом больше всего они боялись именно власти землевладельцев, большинство из которых принадлежало к влиятельному сословию римских всадников, а именно те отправляли в Риме судопроизводство по делам наместников, если тем приходилось отвечать за дурно организованное управление. Договориться с господами было непросто, и наместники предпочитали бездеятельно созерцать бесчинства разбойников во вверенной им провинции.

Но Дамофил не только превратил своих собственных пастухов в разбойников; успеху восстания он способствовал еще и тем, что вооружил целый отряд рабов, сопровождавших хозяина в его путешествиях по Сицилии. Конечно, это была игра с огнем, ибо оружие, вложенное им в руки рабов, должно было вскоре обратиться против него самого.

Удел пастухов был, однако, довольно сносен в сравнении с участью рабов, использовавшихся на полевых работах. День за днем с раннего утра до поздней ночи они должны были работать в ножных кандалах, а на ночь их запирали в эргастулы, чудовищные темницы для рабов, из которых никому не удавалось бежать. «Рабы под гнетом страданий, подвергаясь часто неожиданным и унизительным наказаниям, не выдержали. Сходясь друг с другом в удобное время, они начали сговариваться об измене своим господам, пока не привели своего плана в исполнение.

Был один сириец, родом из Апамеи, раб Антигена из г. Энны, своего рода маг и чародей. Он хвастался, что может по указаниям богов, данным ему во сне, предсказывать будущее, и благодаря своей ловкости обманул таким образом многих… Еще до восстания он говорил, что сирийская богиня является ему и предсказывает, что он будет царем. Об этом он рассказывал не только другим, но постоянно говорил и своему господину. Антиген, забавляясь ловким обманом, ради шутки выводил Евна — так звали чудотворца — к гостям, спрашивал о его будущей царской власти, а также о том, как он поступит тогда с каждым из присутствующих».

Однако то, что Антиген и другие рабовладельцы считали отличной шуткой, вскоре стало действительностью.

Тяжко угнетенные рабы из дома Дамофила, среди которых и началось брожение, решили обратиться за советом к чудесному пророку Евну, почитавшемуся ими волшебником и прорицателем. Они сообщили ему о своем решении отомстить ненавистному Дамофилу и его жене Мегаллиде, жестоко издевавшимся над рабами, и спросили о том, благоволят ли боги исполнению такого плана. Сопровождая свои слова обычными ритуальными ужимками, кудесник не только поведал заговорщикам о благоволении богов, но и настаивал на скорейшем начале предприятия.