Ничего личного - Дмитрий Бондарь

Я заглянул в его внимательные глаза: он на самом деле ждал объяснений. Это была не зависть к благосостоянию дочери — это было искреннее недоумение! Ему всю жизнь внушали: работай-работай-работай — и будет тебе успех, но действительность опрокидывала все его жизненные постулаты. Джордж на самом деле не понимал — что такое делает его дочь, что ее доходы на порядок перекрывают его заработок? Разве она летает в космос? Нет. Может быть, она пишет романы или картины? Нет. Тогда, наверное, она ведет тяжелые юридические тяжбы? Тоже нет!

Это все читалось в его глазах, и он на самом деле ждал объяснений, потому что считал, что я, тот, кто превращает слова в деньги, знаю об этом больше всех.

— У вас, Сардж, нет ответа?

— Есть, Джордж, но боюсь, он вам не понравится.

— Но вы ведь не делаете ничего противозаконного?

— Что вы, Джордж! Мы всего лишь торгуем человеческой алчностью. Помогаем богатым стать еще богаче.

— Вот как? — Он снова приложился к стакану. — Видимо, прибыльное занятие. Стоит водке согреться, и она теряет свое очарование. Вы уже познакомились с Майком?

Я оглянулся на молодоженов, но на прежнем месте их уже не оказалось — вся молодежь большой группой проследовала к сцене, где уже слышались связные аккорды музыкантов.

— Да, с моим зятем, — уточнил Джордж. — Он с соседней улицы. Я хорошо знал его отца — он работал на том же участке, что и я. Только после развода со своей Мэри — лет восемь тому, он уехал в Шайенн. В Вайоминге. Слышали про такой? Сущая дыра, я там был как-то раз, еще когда служил в армии. Там ничего никогда не происходит. Луисвилл — город спокойный, а Шайенн — просто вселенская пустошь! Самая скучная столица штата из всех пятидесяти столиц. Даже скучнее нашего Франкфорта. Кроме военной базы, там вроде бы и нет ничего. А у Дейва — так зовут отца Майка, там небольшой участок земли возле Дэвилз-Тауэр. Слышали?

Я кивнул, хотя ничего не слышал ни о Вайоминге, ни о Шайенне, ни тем более о какой-то башне Дьявола.

— Майк похож на отца, он хороший парень. Звезд с неба не хватает, трудолюбивый и упрямый. Как я. Он будет упираться всю жизнь, но никогда не заработает столько, сколько Эми заработала за последние пару лет. Понимаете, Сардж?

— Кажется, да, — я и в самом деле вдруг сообразил, чего он боится.

— А нет ничего хуже, когда в доме верховодит баба. Жизнь такова, что кто приносит больше денег, тот и глава в семье. Они, конечно, сейчас счастливы, но это ненадолго. И мне делается от этого… нехорошо, Сардж. Понимаете?

Он налил в свой опустевший стакан еще водки.

— Очень скоро это поймет и Эми. И станет подыскивать себе более удачную партию. А ведь Майк ухаживал за ней лет десять — со школы.

— А что я могу сделать? — Я развел руками. — Уволить ее?

Джордж Спротт рассмеялся:

— Знаете, Сардж, если бы я был достойным своих пуританских предков, я бы сказал: да, Сардж, увольте ее! Бабье место — у плиты. Но беда в том, что я тоже желаю счастья своей дочери. Я знаю, что деньги его не дают, но и без денег оно непрочно. Я не знаю, как у них сложилось бы с Майком не будь вас, но вы-то есть! И поэтому у моей дочери есть приличный доход. Ей не придется считать центы, собирая на детские завтраки, как приходилось это делать Зои, но зато ей теперь придется работать над своим семейным счастьем в три раза больше, если, конечно, это для нее важно. Чтобы было у нее все хорошо! — Он поднял стакан и одним махом осушил его.

Я последовал его примеру.

Чуть позже, когда я рассказал ему, как работают на заводах в Италии и Германии, мы неспешно пошли к сцене, где уже гремела музыка кантри и суховатый баритон рассказывал собравшимся о том, что он «Никогда не прекратит любить тебя». Довольно популярная песенка Гари Морриса в этом исполнении звучала едва ли не лучше, чем в оригинале. Потом были «Лучший год в моей жизни» Эдди Рэббита, «Ты можешь мечтать обо мне» Стива Варинера, а потом пошло что-то незнакомое — видимо, самодельное. Веселое и однообразное.

Народ бросился танцевать, раздался молодецкий топот и громкие крики вроде тех, что должны издавать ковбои.

Захар скакал в толпе между Мартой, Линдой, Марией и смущающейся Джоан — весь наш небольшой коллектив присутствовал на площадке. Невеста сверкала своим нарядом в самом центре — перед беснующимися музыкантами, рядом размахивал руками Майк. Под деревом, чуть на отшибе, стоял Алекс и рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу — Оссия. Они не знали здесь практически никого, и поэтому держались вместе.

— Видите, Сардж, как немного нужно человеку для того, чтобы чувствовать себя счастливым? Музыка, друзья и немного алкоголя. — Джордж забрал из моей руки стакан. — Идите, Сардж, покажите этой шантрапе, как пляшут настоящие финансовые киты из Central Business Destrict (деловой район Луисвилла)!

Я посмотрел вверх, на начинающее темнеть небо — редкие облака обещали лунную ночь, легкий теплый южный ветер ерошил волосы, и почему-то очень хотелось совершить какой-нибудь подвиг.

Джордж ободрительно мне подмигнул и показал подбородком на парочку, замершую под дубом. Алекс все так же стоял неподвижным утесом, обозревая окрестности, а ирландка уже почти выплясывала джигу, но на площадку почему-то не шла.

Я раздумывал недолго: пригласил на танец раскрасневшуюся Оссию, и мы «им показали»!

А уже наутро «началось»!

— Как, мистер Саура, не зная ваших целей, я могу сказать вам, что лучше и проще купить — Forbes, Fortune или BusinessWeek? У Time Warner есть еще Time! А у МакГроу-Хилла кроме Бизнес-Уик есть и Standard&Poors! Почему бы не приобрести заодно Bloomberg и Reuters? Если вам нет разницы? И пяток британских газет вроде Guardian или Financial Times? — Бригли никак не желал поверить, что моя речь о покупке «нескольких финансовых изданий» — не шутка.

— Действительно, — я задумался. — Если кто-то один из этого строя начнет дудеть не в ту сторону, читатели решат, что речь идет просто о сумасшедшем редакторе. А если все вместе, то это, однако, тенденция будет.

В соседней комнате за полуприкрытой дверью сидели мои «спецы» — Гарри Зельц, оставшийся налаживать информационную безопасность, Саймон Белл, которого Захар решил на время оставить для изучения настоящей экономической безопасности, а не тех жалких специфических фокусов, к которым он привык в Союзе, и Вязовски — он теперь всюду сопровождал меня.

Ранним утром после свадьбы́ Захар вылетел в Москву — за Карнаухом и, возможно, Майцевым-старшим. Он забрал с собой Пике и Берри, имеющих в России массу официальных и не очень официальных контактов, рассчитывая этими знакомствами воспользоваться для быстрейшего исполнения своей миссии. Циммерман еще раньше отбыл в Канаду за физиком Берзыньшем, но что-то у него пока не склеивалось с вывозом ученого.

Все вроде бы шло хорошо.

— Сардж, — оборвал мои мечтания Бригли, — а что вы собираетесь проталкивать в этих изданиях?

Я задумался, потому что вопрос на самом деле был важен. Если напрямую начать проповедь о вселенском добре в лице изменившейся России, об открывающихся для энергичных людей возможностях, о передовой науке — мои издания просто никто не станет читать. Потому что «любовь» местных обывателей — от живущего под мостом бомжа до владельца особняка где-нибудь в Травиле, что в Мэриленде — к СССР со всей его перестройкой, гласностью и Горби была настороженной. Социализм с человеческим лицом пугал среднего американца не меньше, чем прежний — ощетинившийся ракетами. Стереотипы, искаженные факты и откровенное вранье настолько глубоко въелись в кору головного мозга Джонов и Мэри, что выбить их оттуда могло только время. Смена поколений, постоянный контакт, все такое… Да и тогда, скорее всего, в силу амбиций, давящих на отношения между людьми двух стран, не будет меж ними никакой дружбы.

— Вы же взрослый человек и должны понимать, что писать что попало вам не дадут? — продолжал сеять сомнения Бригли. — Засудят. За ложь, клевету, публикацию непроверенных данных — способов прекратить работу газеты сотни. Начиная с отказа типографий от договоренностей и остановки целлюлозно-бумажных комбинатов на переоснащение до банального подкупа журналистов и редакторов. Хотя могут не побрезговать и убийствами. Как бы газеты и журналы ни кичились своими свободами, они могут печатать только то, что разрешено. Немногие американцы вам это скажут, но я — скажу. Потому что от вашего успеха зависит мой. А я на этой кухне не первый год — знаю, из чего варят на ней супы.

— Но ведь бывают статьи, идущие вразрез с общепринятой точкой зрения?

— Конечно, бывают! Это и называется «свобода слова»! — Фрэнк рассмеялся, огляделся в поисках выпивки и, заметив на столике у окна коллекционный коньяк (Захар притащил из одной из своих поездок), показал мне глазами свое желание промочить горло.

— Тогда в чем дело? — я налил ему, себе не стал, опасаясь алкоголизма.