Причина жизни - Владимир Фильчаков

Дети затеяли веселую игру, бегали вокруг Вали и Гоши, догоняли друг друга. Гоша остановился, кивнул в сторону людей, сказал:

— Гляди. Они счастливы тут.

— Да, — отозвалась Валя. — А мы? Почему мы уходим?

— Я знаю почему, — твердо сказал Гоша. — Да тише вы, сорванцы! Валя, надо уйти отсюда. Непременно. Мы ведь можем быть счастливы и там.

— Да, — сказала Валя и шмыгнула носом. — Да, ты прав. Пойдем.

Они медленно двинулись к магазину, прошли чисто выметенный двор, подошли к двери, оглянулись.

— Я только одного не понимаю, — сказал Гоша. — Зачем мне нужен был весь этот арсенал? — Он похлопал себя по животу, где у него под курткой за пояс был заткнут пистолет.

— Ты шел сюда с этим арсеналом, — сказала Валя, трогая свой пистолет через куртку. — На всякий случай.

— На всякий случай, — повторил Гоша. — А детей учил быть разведчиками для чего?

— Ну, это же только игра.

— Игра… Ну ладно. Вперед?

Они зашли в магазин, Гоша велел детям угомониться. Он подошел к окну, спрыгнул на землю, протянул руки, взял Петьку, поставил рядом с собой, потянулся за Машей, поставил и ее. И тут Валя страшно закричала.

— Что? Что? — переполошился Гоша, оглядываясь. Детей не было. — Где? Петя, Маша, вы где?!

Он принялся шарить руками вокруг себя, думая, что дети просто стали невидимыми. У Вали подкосились ноги, и она села на пол.

— Петя! Маша! — звал Гоша.

— Не зови, — сказала Валя севшим голосом. — Их нет.

— Как нет? Куда же они делись?

— Их здесь нет просто потому, что они еще не родились.

— Не родились. — Гоша покивал, сел рядом с ней.

Они просидели так довольно долго, глядя в одну точку. Валя часто вытирала глаза платочком, иногда начинала плакать в голос, Гоша утешал ее как мог, однако у него самого наворачивались слезы. Наконец Валя тряхнула головой и сказала:

— Я рожу тебе Машу и Петьку!

Гоша обнял ее, прижал к себе. Немного погодя они перелезли через забор и с удивлением увидели, что Город ожил. По дорогам ездили машины, по тротуарам ходили пешеходы, магазины в домах напротив были открыты.

— Ну-ну, — сказал Гоша.

Валя достала из кармана брикет кинзилита, посмотрела на него и зашвырнула за стену.

— И правильно! — сказал Гоша.

— Меня сейчас унесет, — сказала Валя. — Адрес-то мой помнишь?

— Как не помнить.

— Так я тебя жду! — Валя исчезла. Гоша оглянулся на стену, его толкнул какой-то прохожий, Гоша не обратил на это внимания.

— Ну что ж, конец фильма, — сказал он.

— Георгий! — услышал он голос Ермакова. Он содрал с головы шлем, поморщился. Рядом с ним на кушетке сидел Ермаков.

— Ну наконец-то! — сказал Ермаков. Лицо у него было довольное, — Знаете, а люди стали находиться. Да. Трое из пятерых уже нашлись, думаю, и другие объявятся. И все это благодаря вам!

— Мне? — Гоша сел, поморгал.

— Ну конечно! А кому же еще? Пойдемте ко мне в кабинет, получите свои деньги.

— Деньги? Ах, деньги! Ну да, конечно.

Гоша пошел следом за Ермаковым, тот привел его в кабинет, отделанный по последнему слову современного дизайна, повозился с замком огромного сейфа, открыл, достал оттуда кейс.

— Как договаривались, триста тысяч долларов.

— Наличными?!

— Ну да. Что-то не устраивает?

— Да нет, только мне будет нужна охрана.

— Не вопрос! — Ермаков просто светился от радости. — Не вопрос, Георгий, сейчас вызовем, и за наш счет! — Он принялся звонить куда-то.

Гоша сжимал в руках ручку кейса и думал о том, что надо бы открыть, посмотреть, что там, внутри, потом мысленно плюнул. Ермаков что-то сказал, Гоша не расслышал.

— Что?

— Я говорю, что делать с кварталом? Стену убрать?

— Оставьте. Сделайте ворота и пускайте всех желающих, как в Светлый квартал. И не называйте квартал Черным. Никакой он не черный.

Пришли охранники в касках, бронежилетах, с автоматами. Гоша, увидев их, покачал головой, попрощался с Ермаковым, вышел следом за охранником, сзади пошел второй. У парадного входа стояла желто-синяя милицейская машина. Они сели. Гоша попросил заехать в цветочный магазин, где купил огромный букет красных роз, а потом назвал адрес Вали.

— Вот так, — сказал он себе. — А Петька и Маша у нас еще будут!

Сходка

(Сказка для мальчиков и девочек преклонного возраста)

Глухая поляна в глухом лесу, вдали от жилья, вдали от дорог. Легкий ветерок шумит в кронах вековых деревьев. Солнце светит вовсю, но на поляне сумрачно. В самом центре поляны вдруг пожухла и склонилась трава круглым пятном, и в середине пятна проклюнулся росток. Извиваясь как червяк на сковородке, росток вытянулся, вырос в деревце, поднялся выше, обзавелся листьями, ствол его утолщился, и стало видно, что это растет дуб. Дуб рос не по дням, не по часам и даже не по минутам. Пока вы читаете эти строки, дуб растолстел в три обхвата, постарел, корни его замшели и потрескались, он потерял листву и засох. Среди свисающей лоскутьями коры прорезалось дупло, три сучка над ним превратились в глаза и нос, дуб шмыгнул носом, чихнул, огляделся и сказал, вернее — проскрипел:

— Ну вот… Опять я первый. Вот так всегда. И где они ходют? Вот спешишь, спешишь, торопишься, стал быть, приходишь, запыхавшись, сердце из груди выскакиваеть, а их нет как нет. Ну куды это годиться? Щас вот никто не появится, вот уйду, вот и все! Пущай на себя пеняют, вот!

Внезапно послышалось журчание ручья. На полянке появилась струйка воды, собралась в лужицу, лужица выросла у корней дуба, вздыбилась куполом, поднялась грибом. Дуб заметил гриб, перестал ворчать. А гриб превратился в толстяка с добродушной круглой физиономией, толстяк посмотрел на дуб, подмигнул.

— А, это ты, Водянюк, — радостно сказал дуб, — а я тут уже полчаса торчу, как пень, никого нету.

— Здорово, Лешак, здорово, — отозвался Водянюк, булькая, как в бочке. — Как живешь-можешь?

— А, все так же. Корни болят, и зубов уже не осталося, да короеды замучили, спасу нет…. А ты-то как, жидкий?

— Теку помаленьку, старик, теку. Тоже болячки, годы уже не те… Совсем не те…

— Да… — протянул Лешак сочувственно. — Эт точно, годы не те…

Они вздохнули, помолчали, обдумывая сказанное. Послышался шум. Водянюк прислушался, а Лешак ничего не услышал, продолжая вздыхать и бормотать что-то себе под нос.

— Тихо ты, — сказал Водянюк, подняв водяной палец. — Идет кто-то.

Действительно, кто-то пробирался сквозь чащу, бормоча что-то про погоду, больные кости и проклятую ступу.

— Ягуся, — радостно сказал Лешак, и дупло его растянулось в улыбке. — Это она ворчит, радость наша.

На поляну вышла согбенная старуха, одетая в ярко-красный сарафан и резиновые сапоги. Совершенно седые волосы ее были перехвачены желтой лентой в конский хвост. Старуха подслеповато огляделась, сверкнув единственным торчащим зубом, и прошамкала:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});