Список нежных жертв - Лариса Соболева

– Завтра я поеду в больницу, могу захватить тебя с собой.

– Олюшка! – взвизгнула та. – Вот спасибо. Я уж думала, ты обиделась на меня. Не поняла только, за что.

– Вовсе не обиделась, – возразила она. – Просто у меня было плохое настроение. Прости меня. А ты не могла бы сделать небольшое одолжение?

– Ну, конечно! Что надо?

– Сходи прямо сейчас в аптеку и купи два шприца, на два кубика и на пять. Представь, я нечаянно раздавила шприцы, а в аптечке больше нет. Вырваться не могу, у меня тяжелые больные. Помоги.

– Да сбегаю, делов-то! Но через часок, устроит? Я потом у ворот позвоню.

Оленька положила трубку и поспешила к Ростиславу. Он спал, даже не переменив позы. Усевшись в кресло, она взялась за книгу, но время от времени украдкой поглядывала то на Ростислава, то на окно. Никогда еще ей не было так беспокойно.

Мрачному настроению сопутствовали тучи за окном, просто черные и косматые чудовища, нагнавшие на землю темень. В комнате тоже стало темно и невозможно читать. Оленька не стала включать торшер у кресла, сидела, задумавшись и вспоминая прежнюю жизнь.

Какие-то пять минут перевернули все-все! Иногда, обычно во сне, некий голос будто нашептывал ей: зря ты поехала тогда в больницу, зря; а не поехала б, ничего и не знала бы про Витальку и жила бы себе припеваючи, кстати, еще не поздно все изменить. От этого вкрадчивого сладкого голоса Оленька всегда просыпается и твердо говорит: нет, уж лучше знать, а не обманываться. Кстати, теперь Виталька уже и не виделся ей тем самым единственным и ненаглядным, каким был до злополучного пятого сентября.

Издалека послышались слабые трели звонка. Оленька встряхнулась, прислушалась. Действительно, звонят. На третий этаж звонки едва доходят – здесь позаботились, чтобы сын находился в полном покое. Стремглав Оленька понеслась во двор, полагая, что пришла Марина. Открыв боковую дверь рядом с воротами, она обомлела. В проеме стоял... Влас.

– Ольга?! – едва выговорил он. По всему было видно, что он удивлен и не ожидал ее увидеть в этом доме.

– Вы... – смутилась она и по неизвестной ей причине покрылась красной краской. Ах, да! Они же целовались, это дает право говорить «ты». – Ты откуда?

– Почему?.. Как?.. – не завершил оба вопроса Влас. Впрочем, о чем он спрашивал, понять было нетрудно.

– Это длинная история, – уклонилась от прямого ответа Оленька. – Ты... почему... пришел? К кому?

– Кажется, к тебе, – усмехнулся он. – Разрешишь войти?

– Но... я... не знаю... – жутко мямлила Оленька. Краска все больше заливала лицо. Не просто краска, а горячая волна. – Это не мой дом...

– Я знаю, – улыбнулся он. – Меня прислала Антонина. Сказала, что в доме осталась одна медсестра. Так это ты?

– Я? – переспросила она, словно вопрос не поняла. И вдруг, чего от себя не ожидала, мигом собралась и перестала мямлить: – Ну, конечно, это я. Извини, я растерялась, увидев тебя. Проходи.

Он вошел, снял куртку, повесил ее в прихожей и прошел в гостиную. Чувствовалось, что в доме он не впервой. Влас упал в кресло и остановил на Оленьке насмешливый взгляд:

– Так, значит, это тебя окрестила Антонина льдинкой, непроницаемой и невозмутимой колючкой?

– Она мне польстила, – нашлась Оленька. – Но почему ты здесь?

– Антонина прислала меня тебе на подмогу. Сказала, ты одна не справишься.

– Не справлюсь? Антонина тебя... не понимаю...

– Она моя тетка. Родная и единственная.

– Тогда... – разочарованно протянула Оленька, которой не понравилось столь тесное родство Власа с данной семейкой, – почему ты раньше не заходил?

– Времени не было. Да и не могу я похвастать крепкими родственными связями, семья Антонины живет замкнуто. Из-за деда и Ростислава.

– Погоди... так... Афанасий Петрович и твой дед?

– Ну да. Оля, не смотри с укором. Ты наверняка поняла, какой дед нелюдимый и тяжелый в общении, у него же гайки не на месте. А я, как современный человек, испытываю дефицит времени, должен трудиться в поте лица. К тому же тетка и ее муж не благоволят к родственникам. Сегодня Антонина обратилась ко мне вынужденно, а сами они ищут деда по всему городу. Меня прислали охранять покой Ростислава и твой.

– Послушай, Влас... – Оленька наконец присела в кресло напротив. – А почему в вашей семье сложились такие отношения... ну, странные? Почему вы не видитесь? Я здесь месяц, а ты ни разу даже не зашел проведать Ростислава, тетку, деда? Это странно.

– Тебе ничего об этом не говорили? Впрочем, узнаю тетку. Она скрытная. А ты, как я понял, деликатная и не спрашивала ее. Ну, что ж, отвечу. Из-за наследства. Да, банальная причина привела к разрыву родственных связей. Хотя это сплошь и рядом случается. Мой отец и Антонина не поделили наследство.

– И много не поделили? – осторожно выпытывала Оленька.

– Очень, – усмехнулся он. Оленьке показалось, что наследства ему не жаль. – Кстати, тебе говорили, кем дед работал? Нет? Это постыдная страница в нашей семье, однако от нее никуда не денешься. В молодости он служил... как бы сказать помягче... палачом. Да, да, он работал натуральным палачом – приводил в исполнение приговоры в тюрьмах. Со временем на этой почве свихнулся. А привел деда на место палача его отец. То есть мой прадед, которого я не застал в живых. Он служил в НКВД еще при Сталине, позже обосновался в тюрьме. Так вот, прадед смог много чего прихватить, когда «раскулачивал» врагов народа. Правда, он был человеком убежденным, свято верил, что поступает верно. Что ж, в основе великих переворотов всегда лежат великие заблуждения. Тем не менее прадед умело воспользовался положением, то есть постарался обогатиться. А сам был скрягой, жил скромно, имея картины, ювелирные изделия немыслимой стоимости и прочие антикварные вещи. Но об этом никто не знал, включая бабушку. Свое добро держал под семью замками, а ходил в одежде, выданной на службе. Тебе интересно?

– Очень, – не соврала Оленька.

– Мой отец говорил, что в конце жизни на него нашло помутнение. Находясь один, он общался с призраками, что-то им доказывал, спорил. Шло время, прадед умер, так и не сказав никому про добычу и где она хранится. Возможно, оберегал семью от последствий дележа, возможно, не хотел, чтобы тень возмездия легла на нас. Умерла и прабабка, потом бабка. Лишь дед Афанасий, оказывается, узнал про семейные сокровища. Перед смертью отца он дал ему клятву, что до времени крайней нужды ни он, ни кто другой не дотронется до богатств. Дед – человек слова, раз пообещал отцу не трогать кровавую добычу, не трогал. А потом его стала накрывать шиза, примерно как и прадеда. Он испугался, что однажды совсем свихнется – ему следовало подлечиться за границей, где в области психиатрии преуспевают, – и доверился дочери. И тут с мировой теткой, добрейшей женщиной, произошла метаморфоза. Она осатанела от свалившегося богатства. Отца, то есть деда, лечиться не повезла, оформила опекунство и успешно просадила богатство. Нет, я не прав, она успешно продала почти все, пустила деньги в дело и теперь процветает в образе бизнесмена, тогда как раньше была всего лишь фармацевтом. Но для деда это была катастрофа. Его не отвезли лечиться, а богатство растранжирили. Он рассказал моему отцу о существовании клада и откуда он взялся, потребовал, чтобы тот забрал свою долю. Может, из мести хотел внести раздор в жизнь дочери. И вот тут Антонина сломалась. Вернее, ее сломали деньги. Она отдала брату то, что ей самой было не нужно. Какие-то антикварные книги и несколько вещичек. Это был мизер, но с жалобой в суд не обратишься, так как доказать, что она у деда попросту отобрала состояние, было невозможно. Позже я продал две книги на аукционе в Англии за бешеные деньги и тем самым поправил дела своей семьи. Пожалуй, книги оказались равноценны драгоценным камням. Но мой отец и тетка рассорились и теперь пребывают в статусе заклятых врагов. А дед... Его, безусловно, подкосил род его деятельности, по натуре-то он человек мирный. Расстреливать людей, пусть даже закоренелых преступников, – для его психики это стало тяжким испытанием. Окончательно его сразила алчностью родная дочь, когда собственные интересы поставила выше интересов остальных членов семьи. Теперь понимаешь, почему он ее ненавидит?

– Понять нетрудно, – сказала Оленька.

– Трудно принять?

– Возможно, – уклончиво ответила она.

– Оля, это жизнь. Правильно-неправильно – ее эти понятия не интересуют, она течет сама по себе. И выплевывает тех, кто ставит ей условия, кто придумывает себе и другим наказания, страшней которых может быть только смерть. Так она выплюнула Ростислава. Тетка полагает, что это несправедливое наказание, и не задумывается над тем, что она сама сделала сына таким. Но это другая история, менее интересная. А отец мой после трех инфарктов скончался. Мда, смерть не исправить ничем. Дед, видя, как деньги, с его точки зрения, сделали свое гнусное дело, впал в депрессию, у него обострилось заболевание. Он посчитал себя виноватым и пытается исправить положение тем, что время от времени устраивает бунты. Но Антонина терпит выходки деда. Надо отдать ей должное – она не сдает отца в богадельню, хотя я бы не удивился, если б она так поступила.