Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой. - Надежда Щепкина

А бывает и так: живет рядом человек, тихий, неприметный, ни рыба, ни мясо, будто бы и бесполезный, но уйдет он из твоей жизни — и начинается кавардак: все рушится, ломается, несется в какую-то пропасть.

Когда Николай не явился на следующий день, Катя решила, что он занят, — ищет «Сенечку». Но когда он не пришел и на следующий день, Катя подумала с некоторой долей раздражения: «Мог бы и зайти, рассказать как дела, да и мне помочь немножко: вот кроватку детскую нужно отодвинуть от холодной внешней стенки к теплой внутренней, да и дрова надо принести со двора».

Но когда Николай не появился и на третий день, Катя призадумалась. Не слишком ли вольготно она расположилась на жизни этого человека? Ведь могут же у него быть свои дела, обязанности, пристрастия и привязанности, наконец. А вот когда Николай отсутствовал четвертый день подряд, Екатерину охватила паника. Пол куда-то поплыл из-под ног, оставляя без опоры, а потолок грозил рухнуть и похоронить ее под обломками. Как она будет жить одна с малым ребенком в этом кромешном мире без помощи и защиты?

На пятый день, не в силах сдержать тревоги, уговорив Амалию Карловну посидеть с Настей, Катя отправилась на разведку к Домне Матвеевне. Вместо обычных радостных причитаний хозяйка встретила гостью, приложив палец к губам, призывая этим соблюдать тишину.

— Спит мой сахарный. Болеет он тяжко. Сегодня немного полегче стало, даже ухи поел и добавки попросил. А то было совсем плохо: температура под сорок градусов, бредил, меня не узнавал.

— Врач был? Что сказал?

— Был врач, сказал — воспаление легких. Лекарства разные прописал. Да вон они — в помойном ведре валяются. От них никакой пользы, один вред. Я уж по-своему, как маленького, Коленьку лечила. Сначала горчичное обертывание сделала, потом банки поставила, малиной с медом напоила и двумя тулупами укрыла. Так три раза за ночь все белье сменить пришлось — сто потов сошло. Вот сейчас хочу картошки в мундире сварить, дать ему подышать, чтоб груди легче стало. Сейчас получше. После горячей ушицы с окушками и заснул, голубчик.

В этот момент проснувшийся больной, услышав голос в прихожей, закричал:

— Маменька, с кем это Вы?

— Катенька пожаловала, — возвестила мать.

Увидев Катю в дверях своей комнаты, Николай запротестовал:

— Нет, нет, Екатерина Дмитриевна, не заходите сюда, заражу вас и Настеньку. Постойте у порога. Я хоть посмотрю на вас, соскучился ужасно. Вы уж извините, что подвел вас. Я постараюсь поскорей выздороветь — через два-три дня я буду на ногах. Маменька так за меня взялась, что ни одна хворь не выдержит, сбежит, куда глаза глядят. Маменька! Угостите-ка нашу гостью своей вкуснейшей ухой, а я пока подремлю.

— Ай, и впрямь! — захлопотала хозяйка. — Пойдем-ка на кухню уху есть, пока горячая.

Домна Матвеевна плотно закрыла за собой дверь, дождалась, пока Катя расправилась с ухой.

— Катенька, хочу просить тебя, как особой милости: побереги ты Коленьку, ведь он утром, как вскочит, не поевши, ни попивши, несется как угорелый к Вам с Настенькой и целый день в бегах, а вечером приходит такой усталый, что крошки в рот не берет. А потом до полночи у себя за столом колдует — деньги заработать надо на два дома. Не доест, не доспит — долго ли сломаться даже такому богатырю, как мой Коленька? Без него плохо будет и Сереже, и Вам с Настенькой. А уж обо мне и говорить нечего...

Катя сидела, сгорая от стыда и чувствуя уколы совести: «Чаи распивала, а он, бедняга, мерз на морозе, боялся с нами разминуться. И еще извиняется за то, что заболел».

Возвращаясь домой, Катя кляла свою черствость и дала себе слово прекратить бессовестно эксплуатировать этого бессловесного добряка.

Через несколько дней, без особого труда, через отдел кадров Путиловского завода Николай разыскал Семена Кузьмича Замятина. Одного взгляда на изображение страза было достаточно, чтобы мастер узнал свою работу.

— Да, этот страз изготовил Борис Наумович Раскин. Я выполнял всю черновую работу, а окончательную огранку делал он сам.

— Когда это было?

— Этот заказ поступил летом 1916 года.

— А кто заказал страз?

— Это был высокий очень надменный господин с рыжеватыми волосами и иностранным акцентом.

— Фамилию его Вы помните?

— Точно не помню, кажется, Кригер.

— Может быть, Крюгер?

— Да, да, точно, Крюгер.

Николай растолковал Семену, чем вызван его интерес к заказчику страза и договорился с ним о визите к следователю.

Здесь же Николай узнал, что Сенечка недоволен и даже удручен своей теперешней работой: он тоскует по ювелирному делу. Узнав, что Сенечка за годы работы у Раскина освоил сложнейшие техники апплике, гильоше, скальоло, Николай предположил, что руководству реставрационными мастерскими Эрмитажа будет радо иметь такого сотрудника. Николай обещал посодействовать Сенечке в его трудоустройстве.

Глава 5. АЛИБИ

Тарасов встретил Николая и его спутника настороженно и скептически.

После того, как Николай представил Замятина в качестве ювелира, изготовившего страз, Тарасов потребовал, чтобы тот предъявил документы.

— Позвольте, но здесь же указано, что Вы слесарь, а не ювелир, а свидетельства о том, что Вы ювелир я не вижу, — заявил Тарасов, швырнув документы на стол.

— До революции я работал в частной ювелирной мастерской знаменитого ювелира Раскина. После революции эта мастерская распалась, а ее владелец Раскин умер. Документов об этом периоде у меня не осталось, но если Вы потрудитесь расспросить обо мне по адресу, где находилась его мастерская и где сейчас проживает его дочь, то многие подтвердят мои слова.

— Допустим. Итак, Вы утверждаете, что страз заказан в 1916 году, неким господином Крюгером, и что Вы изготовили этот страз в том же году.

— Если быть точным, я выполнял лишь предварительную обработку, а окончательную огранку сделал Раскин.

— Послушайте, Мокрухин, почему я должен верить этому человеку? Могу я допустить, что Вы заплатили ему, или напоили, или посулили какие-то блага, а он за это готов хоть под присягой дать любые показания.

Пока Николай размышляя, как парировать этот аргумент, вмешался Замятин.

— Я могу доказать, что я обрабатывал этот страз. Если вынуть его из оправы, то с правой стороны есть вмятина — не хватило материала. Мы с Раскиным сначала хотели делать вещь заново, но потом Борис Наухмович решил, что поскольку дефект не виден под оправой, то сойдет и так. Вы можете проверить это, вынув страз из оправы. Никто об этом дефекте не знает, кроме меня.

Тарасов задумался, но ответ его был таков:

— Не убедительно. Об этом дефекте мог знать Муралов, он рассказал о нем Вам, Мокрухин, а Вы, в свою очередь, сообщили об этом Вашему ставленнику.

Тут на штурм пошел Николай:

— Я протестую, товарищ Тарасов. У Вас нет ни одного факта — только лишь домыслы. Если Вы немедленно не освободите Муралова, я иду к прокурору и возбуждаю против Вас уголовное дело о фальсификации фактов.

Тарасов долго и пристально смотрел на Мокрухина, затем нехотя процедил:

— Немедленно выпустить из тюрьмы Муралова я не могу при всем желании, — существуют некоторые процедуры. Но в течение нескольких дней я выпущу его под подписку о невыезде. Следствие еще не закончено, и отсутствие некоторых фактов я надеюсь восполнить. А сейчас прошу гражданина Замятина подписать свои показания.

— Ну, что, Николай, это дело надо обмыть хорошенько, да хоть вон в этой забегаловке, — предложил Семен.

Предложение было принято. Николай с тревогой смотрел, с какой жадностью Сеня нажимает на спиртное.

— Слушай, друг, как же я буду рекомендовать тебя в реставрационные мастерские Эрмитажа, если ты такой мастер по части выпивки?

-— Не боись, Колька, — заверил Семен. — Если я займусь любимым делом — выпивке конец. Нельзя, брат. Руки дрожать будут.

Визит к Кате с радостной вестью был отложен на другой день. Как ни рвался Николай обрадовать подругу, явиться к даме с запахом спиртного изо рта было невозможно.

Глава 6. ОСВОБОЖДЕНИЕ

Через несколько дней похудевший, заросший обильной щетиной и пропахший неистребимым запахом застенок, Сергей Муралов оказался в объятиях сестры и друга. Опустим сцену долгожданной встречи, радостную суету и всплески восторга при встрече близких людей, которая была особенно яркой, ибо люди эти были молоды, здоровы и очень дружны.

Дорогим подарком для Сережи оказалась копия портрета Ольги в бальном платье с кулоном, которую ребята выставили на самом видном месте. Впрочем, подарков было много. Так как близилось Рождество, нарядили елку с самодельными украшениями. Постаралась и Домна Матвеевна, соорудив особый многосекционный пирог с разнообразными начинками, начиная от рыбы и грибов и кончая брусникой и яблоками.

Порадовался Сергей и подросшей племяннице — оставлял он крошку-несмышленыша, а встретил самостоятельно топающего бутуза. Правда, для начала, увидев такого волосатого незнакомого дядьку, Настя со страху заревела в голос.