Кузнец человеческих судеб - Юлия Алейникова

Убили Огородникову днем, значит, стоит расспросить мамаш на детской площадке и вообще поговорить со всеми, кто бывает днем во дворе. Пенсионеры, собачники. Эх, жаль, погода плохая, можно было бы прямо сейчас и отправиться, забыв о наставлениях Тимофея, размышляла девушка.

В принципе Тимофей прав. Достаточно найти свидетелей. Мотив у нее имеется. Хотя… Мотив у нее имеется на словах. Есть показания родителей и сестры Огородниковой. Показания адвоката. Вспомнив про адвоката, Саша задумалась. А захочет ли он выступать в суде в качестве свидетеля? Во время их разговора Лепшин всячески подчеркивал субъективность своего мнения, основанного на словах самой Огородниковой. Никаких доказательств того, что она села из-за Рогутского, нет. И вообще, как ни крути, ей придется запрашивать из архива старое дело Огородниковой и искать в нем зацепки. А для этого придется идти к Рязанцеву, а он ее слушать не захочет.

Да она и сама к нему не пойдет. Потому что стыдно и страшно. Саша снова сдулась и пригорюнилась.

А может, этот крутой Тимофей с помощью своих связей раздобудет ей дело? Эх, жаль, она вчера не поинтересовалась, кем он работает. Может, Сорокиной позвонить, спросить? Эта идея навела ее на новые мысли.

Интересно, увез вчера Максимов Сорокину к себе или нет и чем все это кончилось? Саша двусмысленно усмехнулась. И Тимофей, и Сорокина казались ей людьми взрослыми, а потому ей было ужасно смешно наблюдать за их маневрами. Все-таки мать, наверное, была права, когда говорила, что от любви люди глупеют, причем независимо от возраста. Правда, она это говорила применительно к своей начальнице и ее поклоннику, мастеру какого-то участка. Обоим было около пятидесяти, и весь ЖЭС с горячим интересом следил за их «тайным романом» и жутко потешался.

Саша еще вчера заметила некую странность в отношениях Тимофея и Сорокиной. Обращаются друг к другу на «вы», хотя явно ровесники и знакомы хорошо, а Сорокина его еще и по имени-отчеству называет. Вот бред! И Саша вчера заметила, что хотя Тимофей временами и злится на Сорокину, но она ему определенно нравится. А Сорокина то ли закомплексованная старая дева, то ли влюблена в него по уши, потому что то краснеет, то дергается, ни одна из Сашкиных подруг не стала бы вести себя так с мужиком.

Странные они оба. И возраст тут ни при чем. Интересно, было у них что-нибудь сегодня ночью или нет? На месте Сорокиной Саша бы такого шанса не упустила. Тимофей, на ее взгляд, был довольно симпатичным, и подтянутый, и одет хорошо, к тому же машина у него дорогая, и квартира своя, и зарабатывает наверняка неплохо. Короче говоря, не вариант, а мечта. А Сорокина уже в критическом возрасте пребывает, ей надо за любого кандидата хвататься, к тому же она толстая. Хотя Тимофея это, кажется, не смущает. Но все равно, толстухе устроиться в жизни сложнее. Хотя на лицо Сорокина вполне ничего, даже симпатичная, и одевается правильно, ей такой стиль идет.

Да, смотришь иногда на людей и удивляешься, до чего они слепы бывают, сидят в одном шаге от собственного счастья и руку протянуть ленятся. А что, если ей самой Тимофеем заняться? – посетила Сашу новая свежая мысль. Он не очень старый, симпатичный, у него определенно имеются связи, если и не женится, так, может, хоть на хорошую работу устроиться поможет? А то, что ему Сорокина нравится, так это дело поправимое. Сашка Сорокиной сто очков вперед даст. Во-первых, она моложе, во‑вторых, красивее, в‑третьих, у нее фигура шикарная. Сашкины глаза засверкали. Идея была гениальная. Особенно по части карьеры.

Может, действительно позвонить, узнать, как там у них дела? И девушка взялась за телефон.

– У них ничего не было. У них ничего не было, – злорадно напевала Саша, крутясь перед зеркалом возле распахнутого шкафа. – Максимов будет мой, Максимов будет мой.

Хорошая фамилия Максимов. Александра Максимова. Круто! Надо будет получить права, наверняка он подарит машину после свадьбы.

А почему бы и нет? Тут главное – не переборщить, как на Алискином дне рождения. Воспоминания о собственном позоре заставили Сашу поморщиться, но она тут же взбодрилась и усилием воли отогнала неприятные мысли.

Глава 14

Утром Тимофей постарался улизнуть из дома как можно тише, чтобы не потревожить спящую Яну. Даже завтракать не стал. Почему он так боялся ее разбудить, он и сам не знал, но подозревал, что просто боялся встречи. Эти подозрения беспокоили его еще больше, а потому он старался вообще об этом не думать, а полностью погрузился в решение стоящей перед ним непростой задачи – скорейшего расследования смерти Рогутского, Огородниковой и передачи материалов надежным людям в прокуратуре, что должно было автоматом избавить Яну, а теперь еще и Пономареву от расправы.

Интересно, а не многовато от него требует Курышев за обыкновенную зарплату? – посетила Тимофея неожиданная свежая мысль. Впрочем, с Курышевым он потом разберется, да и вообще это уже не главное. Каким-то удивительным образом он погряз в этом деле и теперь уже не бросит, пока до конца не доведет. Просто совесть не позволит. Он вспомнил Янины перепуганные глаза, когда он сказал ей, что она снова засветилась, потом вспомнил молоденькую самонадеянную Сашку. Точно не позволит. Дурацкое несовременное рыцарство сидело у него внутри, было записано на клеточном уровне и проявлялось в самое неподходящее время. То на уборке картошки, то на танцплощадке в сельской местности, то еще в каком-нибудь столь же неподходящем месте. Причем откуда взялось, непонятно. Папочке-поэту это качество было абсолютно чуждо. Может, от деда передалось? Дедов своих Тимофей не знал, оба умерли еще до рождения внука, так что размышления пришлось прервать за недостатком данных и приступить к работе.

Первым делом Максимов занялся изучением обстоятельств гибели Рогутского. Исходя из имеющихся в деле материалов, следовало: джип Рогутского шел на большой скорости по верхнему шоссе в сторону Зеленогорска. По словам немногочисленных очевидцев, на участке трассы между Солнечным и Репино его обогнал «Шевроле Тахо», несшийся на огромной скорости, и буквально выкинул джип Рогутского с дороги, тот вылетел на обочину и врубился в опору Западного скоростного диаметра. Фотографии, прилагавшиеся к делу, не оставляли сомнений в исходе аварии. Дело было вечером, видимость и без того была плохой, да еще скорость, да еще «Шевроле». Номеров его никто не разглядел, а сам он, естественно, не остановился, а скрылся в неизвестном направлении.

Его немного поискали и дело это бросили, ведь непосредственного столкновения с машиной Рогутского, судя по всему, не было.

Тимофей задумался. Гибель Рогутского, конечно, могла быть случайной. Но в его ситуации стоит принять за аксиому, что его все же убили. Единственный шанс доказать это – обнаружить «Шевроле Тахо». Вопрос – как?

Тимофей не ГИБДД, прошерстить все аналогичные машины в городе он не может, а значит… А значит, если только машина не была специально угнана для этого дела, то она должна принадлежать кому-то из родственничков покойного Рогутского или кому-то из их ближайшего окружения. Второе скорее. «Тахо» – машина дорогущая, такую купить не всякому под силу, значит, даже если за рулем сидела «шестерка», владельцем должен быть кто-то из ближнего круга мэра.

Дело за малым, вздохнул Тимофей. Как собрать необходимые сведения, не подставив себя и своих информаторов? И потом, фамилия мэра и тестя Рогутского Тимофею хорошо известна, а вот как быть с их окружением? Где Питер, а где славный город, возглавляемый мэром? Он вообще представления не имеет, что там и как.

Тимофей пошевелил густую растительность на макушке и, подперев рукой щеку, глубоко задумался.

Думал он долго, пока его не вывел из задумчивости телефонный звонок. Мужчина рассеянно взглянул на дисплей, потом нахмурился, все еще не спеша ответить, и наконец, встрепенувшись, схватил трубку.

– Здорово, Тимоха, как жизнь? – раздался из трубки хрипловатый, развязный голос.

– Здорово, здорово! – как-то плотоядно щелкнув зубами, поприветствовал абонента Тимофей.

– Слышь, Тимка, выручай, у Маринки завтра день рождения, а я на мели, – требовательно канючил в трубке школьный приятель Тимофея Никита Стогов. – Я в конце месяца отдам. У меня там кое-какие бабосы должны поступить за очерк. Рассчитаюсь. Мне много не надо, тысяч пять. Лучше десять.

– А где те пятнадцать, что ты у меня на недельку в сентябре занимал? – откидываясь на спинку рабочего кресла и хищно улыбаясь, спросил Максимов.

– Тимка, так я же объяснял. Тогда у меня одно дело сорвалось, но сейчас я сразу все тебе и верну, правда, только в конце месяца.

Никита регулярно занимал деньги, точнее, пытался их занять у всех, кого знал. Большинство знакомых уже давно одалживать перестали, а Тимофей отчего-то жалел Никиту и деньги иногда давал, правда, вдвое меньше запрошенного, и всегда напоминал про старые долги. Хотя последнее было, наверное, глупо, потому что и ребенку было понятно, что никогда ему их не видать. И вообще, давать деньги взрослому работающему, к тому же не обремененному семьей человеку было верхом глупости. Никита и сам был в состоянии заработать, хотя и презирал труд и к тому же вел безалаберную, неорганизованную жизнь, совершенно не заботясь о завтрашнем дне, словно ему было не тридцать четыре года, а четырнадцать.