Ганнибал - Лансель Серж

За пределами Италии

Нередко возникает вопрос: мог ли Ганнибал выиграть войну в Италии? При всей его сложности мы, несколько забегая вперед, пожалуй, ответили бы на него так: Ганнибал не мог выиграть войну в Италии, потому что проиграл ее в Испании.

Читатель помнит, что в августе 218 года П. Корнелий Сципион, отказавшись преследовать Ганнибала, пересекшего Рону и двинувшегося к северу, передал оба своих легиона под командование своему брату Гнею с приказом вести их в Испанию. Гней добрался до Эмпорий, где и расположился вместе со своим войском. Организовав ряд рейдов по побережью современной Каталонии, а затем и в глубь полуострова, он, действуя где силой оружия, а где и дипломатией, довольно быстро сумел склонить на свою сторону народы, населявшие северо-восток Испании, от обитавших в предгорьях Пиренеев лацетан до племен, селившихся по северному берегу Эбро (Полибий, III, 76; Тит Ливий, XXI, 60, 1–4). Здесь, как мы помним, оставался Ганнон с войском, оставленным ему Ганнибалом накануне перехода через Пиренеи. Он вышел к местечку Кисса, возможно, в районе современной Лериды и дал римлянам сражение. Сципион его с легкостью выиграл и в числе прочих трофеев завладел добром, которое Ганнибал по пути в Галлию из-за его тяжести оставил здесь на хранение.

Гасдрубал, которому брат поручил охранять испанские владения к югу от Эбро, узнал о поражении Ганнона слишком поздно. Поспешив ему на помощь, он переправился через Эбро, когда битва уже завершилась, и вынужден был довольствоваться нападением на экипажи римских судов, утратившие бдительность. Узнав, что Гн. Сципион отправился устраиваться на зимовку в Тарракон, он занялся укреплением городов, расположенных по южную сторону от Эбро.

В течение зимы 218/17 года Гасдрубал успел привести в боевое состояние 30 имевшихся у него судов и оснастил еще десять. Отправив своего командующего флотом Гимилькона курсировать вдоль побережья, он сушей повел свою армию к Эбро. Карфагенский флот держался вблизи речного устья, когда здесь появились корабли Сципиона, ведомые двумя марсельскими быстроходными судами, служившими им проводниками (Полибий, III, 95–96; Тит Ливий, XXII, 19). Морской бой в устье Эбро обернулся для карфагенян тяжелым поражением. Противник отбил у них 25 судов и мог отныне безраздельно хозяйничать вдоль всего побережья — от Каталонии до испанского Леванта. Одна римская эскадра добралась даже до Ивисы, где к Сципиону явились посланцы балеарцев с просьбой о мире.

В Карфагене быстро поняли, какой катастрофой может обернуться морское господство Рима в Средиземноморье, и снарядили 70 кораблей. Сделав остановку в Сардинии, эти суда летом 217 года подошли к италийскому побережью в виду Пиз (ныне Пиза), надеясь соединиться с армией Ганнибала. Проходя вдоль этрусского побережья, близ города Коса, они захватили караван римских торговых судов, спешивших с грузом в Испанию, для снабжения армии Сципиона (Тит Ливий, XXII, 11, 6). Вскоре вслед карфагенскому флоту вышли 120 римских квинкверем, командование которыми принял на себя оставшийся в живых консул 217 года Гней Сервилий, передавший свои легионы Кв. Фабию Максиму. Благодаря лучшей маневренности карфагенским судам удалось избежать столкновения, однако им пришлось повернуть назад и ни с чем вернуться в Карфаген. Гней Сервилий между тем продолжал свой «морской парад». Причалив в Лилибее, в Сицилии, он отсюда двинулся к берегам Африки, дошел до Керкинских островов (ныне острова Керкенна), взял с их обитателей дань, а затем, снова повернув к Сицилии, захватил по пути островок Коссиру (ныне Пантеллерия). Карфагену пришлось признать, что времена решительно изменились: отныне на море полновластно распоряжался Рим.

Он не преминул использовать это преимущество. Публий Сципион, назначенный проконсулом и потому сохранивший за собой командование флотом, привел мощную армаду кораблей к Тарракону, где и высадился с восьмитысячным войском, соединившись таким образом с войском своего брата Гнея. Гасдрубал в течение всего лета 217 года занимался отражением кельтиберов, осаждавших западные границы пунийских владений в Испании. Братья Сципионы поспешили воспользоваться этим обстоятельством и переправились через Эбро — с римской стороны это было сделано впервые, — чтобы, двигаясь вдоль побережья, добраться до Сагунта [73]. Осаждать город они не стали, а вместо этого сумели договориться с одним из высокопоставленных горожан, чтобы он выдал им томившихся в плену заложников, свезенных сюда со всей Испании. Ловко сыграв на глупости коменданта крепости, пунийца по имени Бостар, римляне легко добились своего (Полибий, III, 98–99; Тит Ливий, XXII, 22). Приближалась зима, и братья вернулись на северный берег Эбро устраиваться на зимовку. Оба чувствовали, что отлично поработали, подготовив почву для будущего наступления на испанский юг.

Канны (2 августа 216 года)

В Риме начало нового 216 года, как обычно, совпало с ежегодной избирательной кампанией. В первом туре голосования стало известно имя одного из новых консулов — Г. Теренция Варрона, того самого человека, который сумел протолкнуть закон о назначении еще одного, помимо Кв. Фабия Максима, диктатора, как мы помним, в лице Минуция. Варрон принадлежал к слою «новых людей» и отличался достаточно скромным происхождением, которое ненавидевший его Тит Ливий уверенно назвал «не только низким, но и подлым» (XXII, 25, 19). По мнению историка, отец консула сам был мясником и поставил у мясной лавки своего сына! И хоть выглядит эта подробность не слишком правдоподобно, она отлично иллюстрирует, с каким презрением относилась римская правящая верхушка к мелким торговцам (см., например, Цицерон, «Об обязанностях», I, 150–151).

Стремясь хоть как-то уравновесить влияние консула-плебея, сенаторская аристократия выдвинула, отчасти против его собственной воли[74], своего ставленника Л. Эмилия Павла, который с легкостью удостоился избрания. Он происходил из одной из древнейших римских фамилий. Консул 219 года, он успел отличиться в Иллирии и входил в посольство, направленное для объявления войны Карфагену. В помощь консулам были назначены два проконсула, наделенных империем[75], — Гней Сервилий и М. Атилий Регул, то есть консулы предшествующего 217 года. Это решение диктовалось необходимостью обеспечить высшими командными кадрами армию, разросшуюся до восьми легионов. Правда, приводя эту цифру, Тит Ливий (XXII, 36, 1–2) высказывает некоторые сомнения в ее достоверности. Но изменился и состав легионов. Теперь вместо четырех тысяч пеших и двух сотен конных воинов каждый из них насчитывал пять тысяч и три сотни соответственно. Добавим сюда союзные войска с равным количеством пехоты и вдвое большим — конницы, и мы действительно получим итоговую цифру в 87 200 человек, которую дает Тит Ливий и подтверждает, правда, не с такой степенью точности, Полибий (III, 107, 9), ограничившийся указанием числа легионов — восемь. По тем временам это действительно была огромная армия, равной которой не знает история Древнего мира. Современные исследователи порой высказывают сомнения в достоверности приводимых источниками количественных данных о составе римских войск (см., например, G. De Sanctis, 1917, pp. 131–133), однако известно, что накануне кампании, обращаясь к солдатам с речью, Эмилий Павел обещал им, что они будут драться вдвоем против одного. Между тем армия Ганнибала насчитывала к этому времени как раз около 50 тысяч человек.

Теперь мы знаем, какие силы собрал Рим, чтобы бросить их против Ганнибала, и знаем, каким людям эти силы были доверены. На самой верхушке власти оказались два человека, которых почти ничто не объединяло, зато разделяло все. Выборы консулов протекали бурно, в атмосфере неприкрытой враждебности народной партии к аристократии, которую оппозиция обвиняла в сознательном затягивании войны с Ганнибалом и чуть ли не в заманивании его в Италию (Тит Ливий, XXII, 34, 4). Все эти претензии публично высказал вновь избранный консул Варрон в речи, произнесенной накануне отбытия в действующую армию (XXII, 38, 6). Отчаянная борьба за власть, которую даже победителю хочешь не хочешь приходилось делить с коллегой, еще больше усугубила разлад, и прежде осложнявший жизнь предшественникам нынешних консулов, которые проиграли свои сражения во многом именно из-за отсутствия согласованности в действиях: П. Корнелию Сципиону и Тиберию Семпронию Лонгу в 218 году, Гнею Сервилию Гемину и Г. Фламинию Непоту до июня 217 года, Фабию и Минуцию совсем недавно. Чередование 12 пучков фасций — этого символа консульской власти, в мирное время осуществлявшееся с интервалом в месяц, во время боевых действий производилось ежедневно. В этих условиях такая вещь, как консульская коллегиальность, становилась пустым звуком, особенно если каждый из консулов имел собственную стратегию ведения кампании. В день Каннской битвы очередь командовать выпала Варрону, значит, и ответственность за поражение лежит на нем. С другой стороны, будь на его месте Эмилий Павел, разве что-нибудь изменилось бы? Второй консул самим фактом своего присутствия оказался вовлечен в эту, с позволения сказать, стратегию, разработанную не им [76].