«Если», 1992 № 03 - Джон Бранер

Теодохад закрыл лицо руками.

— Что же делать? Что делать? В Равенне у меня друзья…

— Это ты так думаешь. Я знаю лучше.

— Неужели нет никакого выхода? Значит, Оптарису суждено убить меня, несмотря ни на что? Может, мне спрятаться?

— Пожалуй. Но если ты продолжишь путь в Равенну, мое пророчество сбудется.

— Тогда решено, я спрячусь.

— Надо только разбудить этого парня. — Пэдуэй указал на Германна.

— Зачем тратить время? Бросим его здесь!

— Он работает на моего друга и должен был заботиться обо мне. Однако вышло наоборот.

Они спешились, и Мартин возобновил попытки привести в чувство Германна. Теодохад же сидел на траве и стенал:

— Вопиющая несправедливость! А ведь я был таким хорошим королем…

— Конечно, — едко заметил Пэдуэй. — Если не считать того, что ты нарушил свою клятву Амаласунте не лезть в государственные дела, а потом организовал ее убийство.

— Ты не понимаешь, великолепнейший Мартинус. Она приказала умертвить нашего благородного патриота, графа Тулума, а также друзей ее собственного сына Аталарика…

— …И если не считать того, что ты вмешался — опять же, за вознаграждение — в папские выборы. Кроме того, ты пытался продать Италию Юстиниану — за виллу близ Константинополя и ежегодную ренту…

— Что?! Откуда тебе известно… Я хотел сказать — это гнусная ложь!

— Мне многое известно. К примеру: ты преступно пренебрег обороной Италии, бросил гарнизон Неаполя…

— Нет-нет-нет, говорю тебе, ты не понимаешь! Ненавижу все эти военные премудрости. Я не солдат, я ученый. Пусть решают мои генералы! Ведь это разумно, разве не так?

— Насколько показали события — нет.

— О Боже, никто меня не понимает, — простонал Теодохад. — Хорошо, я скажу тебе, Мартинус, почему я не помог гарнизону. Потому что знал, что это бесполезно. Мне посоветовали обратиться к великому магу, Иеконии из Неаполя, известному своими пророчествами. Да все знают, что евреи могут заглядывать в будущее… Он взял тридцать барашков и разместил их в трех загонах, по десять в каждом. Один загон назывался «готы», второй — «итальянцы», третий — «византийцы». А потом несколько недель морил барашков голодом. Выяснилось, что «готы» все сдохли, у «итальянцев» повыпала шерсть, а «византийцы» остались целы. Ясно — готам не победить. Зачем же напрасно проливать кровь?

— Чушь, — сказал Пэдуэй. — Я вижу будущее куда лучше, чем этот толстый мошенник. Так что если хочешь жить, слушайся меня.

— Э-э?.. Нет, Мартинус, пусть я уже не король, но принадлежу к знатному роду, и ты не имеешь права командовать…

— Как угодно. — Пэдуэй поднялся и зашагал к лошади. — Сейчас проеду немного по дороге, встречу Оптариса и подскажу ему, где тебя найти.

— Не надо! Я согласен! Я все буду делать — только не дай этому ужасному человеку поймать меня!

— Ну ладно. Если будешь слушаться, я, быть может, даже верну тебе трон. Однако на этот раз править будешь чисто номинально, усвоил?

Глаза Теодохада загорелись хитрым огоньком. Потом вмиг остекленели.

— Вот он! Оптарис, убийца!

Пэдуэй обернулся. И правда, по дороге скакал огромный бородатый гот. Хорошенькое дельце, подумал Мартин. Так много времени ушло на уговоры, что преследователь их нагнал!

Теодохад был безоружен. У Пэдуэя тоже ничего подходящего не было, кроме маленького ножика для мяса. И вообще человеку, выросшему в мире пушек и пулеметов, трудно относиться к мечу как к серьезному оружию, а тем более обзавестись им и научиться пользоваться. Мартин осознал свою ошибку, когда увидел сверкнувший клинок Оптариса. Гот наклонился в седле вперед и направил коня прямо на них.

Теодохад от ужаса замер, чуть трясясь и издавая слабые мяукающие звуки. Из последних сил он облизал пересохшие губы и взвыл:

— Armaio! Пощады!

Оптарис ухмыльнулся в бороду и занес правую руку.

В последнее мгновение Пэдуэй прыгнул на бывшего короля, повалил его в дорожную пыль и тут же вскочил на ноги, пока Оптарис останавливал коня. Теодохад тоже поднялся и с неожиданной прытью устремился к лесу. Оптарис, с яростным криком спрыгнув с лошади, понесся следом. Тем временем Пэдуэй сообразил, что не мешало бы вооружиться. Он склонился над Германном, который начал просыпаться, вытащил из его ножен меч и побежал наперерез Оптарису.

Это было — излишним. Бородатый гот сам повернулся к нему, решив сначала покончить с более настырным противником.

Только теперь Мартин понял, в какой угодил переплет. Он имел самое смутное представление об искусстве фехтования и, разумеется, совсем не имел навыков. Тяжелый неудобный меч скользил в потной ладони. Оптарис подбежал, сверкая белками глаз, оценил сложение и стойку Пэдуэя и приготовился рубануть сплеча.

Мартин парировал удар скорее инстинктивно. Клинки со звоном встретились, и одолженный у Германна меч, кувыркаясь, полетел в сторону. Оптарис молниеносно рубанул снова, но лишь со свистом рассек воздух. Если фехтовальщик Пэдуэй был никакой, то с ногами у него все было в порядке. Он кинулся к мечу, схватил ею и бросился бежать что есть мочи. Оптарис, громко топоча, пыхтел сзади. В колледже Мартин недурно бегал спринтерские дистанции; если бы удалось вымотать этого тяжелого бородатого гота… Шлеп! Пэдуэй споткнулся и упал лицом в грязь.

Каким-то чудом ему удалось довольно быстро вскочить, однако драгоценные секунды были потеряны. Оптарис рванулся вперед и высоко занес меч. В последней отчаянной попытке защититься Пэдуэй сделал выпад в открытую грудь врага, надеясь скорее не подпустить его, нежели всерьез ранить.

Оптарис, надо отметить, был опытным бойцом. Но в его время бились только лезвием меча, колющие удары были неизвестны. Поэтому немудрено, что рвущийся к противнику гот со всего размаха насадил себя на выставленное острие. Оптарис захрипел, пытаясь вздохнуть, выдернул из груди меч и повалился наземь; изо рта хлынула кровь. Потом он выгнулся, вздрогнул всем телом и затих.

Когда подоспели Теодохад и Германн, наперебой поздравляя Пэдуэя с победой, тот блевал, тяжело привалившись к дереву. Здравый смысл не давал Мартину мучить себя угрызениями совести, но все же… Ради спасения никчемного Теодохада он убил, вполне возможно, достойного человека, имевшего все основания справедливо ненавидеть бывшего короля и не сделавшего ему, Пэдуэю, ничего дурного. Если б только у него было время объяснить Оптарису… Впрочем, рассуждать об этом далее было бессмысленно. Бородатый гот так же мертв, как любой клиент Джона-Египтянина. Надо думать о живых.

— Тебе придется переменить внешность, — обратился Пэдуэй к Теодохаду. — Оптарис не единственный, кто хочет с тобой поквитаться. В первую очередь сбрей бороду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});