Эффект пустоты (СИ) - Терри Тери

Он умер.

В горле рождается пронзительный крик; ужас и гнев закипают внутри и выплескиваются на того, кто это сделал.

«Беги, Шэй, беги!» все еще звучат во мне мысли Дункана.

Я вскакиваю и бегу.

15

КЕЛЛИ

Бежит она быстро, но и шума от нее слишком много. Бежит наугад, не глядя под ноги, спотыкается и с тяжелым выдохом растягивается на земле.

«Стоп, — говорю я. — Жди здесь, за машиной. Я проверю, где они. Шэй? Ты слышишь?»

Ее глаза смотрят на меня. Она кивает.

— Ждать. Здесь. Слышу, — скорее выдыхает, чем произносит Шэй, но получается все равно очень громко.

«Прости», — думает она, уловив мою мысль.

«Только не высовывайся и не шуми».

Возвращаюсь ко входу в парк. На дороге лежит тело Дункана. Тот, кто в него стрелял, тоже там лежит — спокойно, неподвижно. Что с ним случилось? Он уже собирался выстрелить в Шэй, но тут его тело дернулось, словно в него самого кто-то выстрелил… Но в него никто не стрелял.

Лейтенант и еще двое, приехавшие с ним, стоят там же; потом подбегает Лиззи.

— Что произошло? — спрашивает Лиззи.

— Она напала на одного из моих солдат и взяла его оружие. Этот парень пытался остановить ее. Она его застрелила.

Что? — Лиззи ошеломлена.

— Мы должны найти ее. Куда она могла направиться?

— Ее дом у трассы «А», над озером.

— Вряд ли она после такого побежит домой.

Лиззи опускается на колени возле тела Дункана, касается его запястья. Качает головой, отпускает руку; в ее глазах ярость.

— Где Кай, приятель Шэй? Она побежала бы к нему, — говорит Лиззи, и тут мне снова хочется ударить ее по лицу.

— Он уехал из Киллина и собирался вернуться в Ньюкасл, так? Предупредить все блокпосты на этом маршруте. Если появится, задержать его и доставить сюда.

Гони, Кай, не дай им поймать себя».

16

ШЭЙ

Опускаю голову на колени. Когда это произошло, боли не было только ощущение удара, а потом стало горячо; сейчас боль усиливается. Вся голова сбоку мокрая от крови.

Меня спасла Келли. Она посоветовала нырнуть; если бы я этого не сделала, пуля не просто разорвала бы ухо. Я была бы мертва.

Как мертв сейчас Дункан.

За последние несколько дней я видела много смертей, но гибель Дункана меня потрясла. У него был абердинский грипп, и он наверняка умирал и уже переступил тот порог, за которым боль ослабевает. Бросился на меня, оттолкнул и получил предназначенную мне пулю.

Все это ради меня?

Не понимаю. С самого первого дня моего появления здесь он вел себя отвратительно и еще совсем недавно подстерег меня на тропинке и напал. А сегодня просил прощения. И заслонил меня собой.

Я рада, что поцеловала его. Может, Кай и не понял бы моего поступка, но я рада.

Интересно, уехал ли Кай? В безопасности он или нет?

Холодная тихая ночь. Я вслушиваюсь в тишину, но кроме стрекотания кузнечиков, пения птиц и ударов собственного сердца, ничего не слышу. Голова кружится; я теряю связь с телом и плыву куда-то прочь от него.

Я вышла из тела. Я высоко в небе, потом внизу, среди деревьев, у самой земли, и слышу, как в ней что-то растет и кто-то роется. Мне представляется, что я вижу глазами кошки, крадущейся через сад, потом глазами птиц на деревьях и насекомых, летающих, ползающих и бегающих — тысячами пар глаз. Самые разные глаза видят Киллин с разных углов зрения. «Где ты, Кай?»

Мотылек на светильнике с детектором движения наблюдает за Каем, выходящим из моего дома.

У меня сжимается горло. Он идет к своему байку, стоящему у дома — медленно, словно задумавшись, словно не знает, остаться ему или уехать.

«Останься, Кай. Пожалуйста».

Детектор движения отключается, светильник гаснет, и мотылек улетает. Я нахожу паука, сидящего в паутине под карнизом. Кай, преломленный паучьими глазами, заводит байк, и я паникую: он уезжает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сначала одной парой глаз, потом другой я слежу за тем, как он едет по нашей улице, но перед выездом на главную дорогу в нерешительности притормаживает.

«Не поворачивай направо, Кай; не уезжай так быстро, иначе я не смогу тебя догнать. Сверни налево. Приезжай и найди меня», — умоляю его мысленно, но на таком расстоянии дотянуться до его сознания не могу.

Он поворачивает направо.

17

КЕЛЛИ

«Шэй?»

Сгорбившись, она молча сидит на земле, там, где я ее оставила. Крови стало еще больше, часть ее потемнела и запеклась, часть свежая. Начинается дождь. Красные завитки на ее коже смешиваются с каплями воды, и меня охватывает паника. Она не может умереть. Она единственная, кто способен говорить со мной.

«Шэй!» — громко произношу в ее голове.

Она стонет и шевелится. «Поднимайся».

«Зачем? Кай уехал. Мамы нет». У нее мрачные мутные мысли, и они наслаиваются друг на друга: брошена… покинута… одинока.

«Я все еще здесь. Поднимайся!» Снова и снова дергаю ее, пока, наконец, она с трудом не поднимается на ноги, опираясь на машину, за которой пряталась. Морщится от движений.

«Ну поднялась. Дальше чтої»

«Спрячься от дождя».

В голове у Шэй мелькает мысль о доме — но какой это дом, если там никто не живет?

«Нет. Мы не можем пойти в твои дом; один из солдат собирался туда. Возможно, он уже там. Остальные ищут тебя. Нужно спрятаться, пока сюда кто-нибудь не вернулся».

«Ладно». Пошатываясь, она идет к углу и сворачивает в переулок. Дергает входные двери, пока одна из них не поддается. Задвинув засов, Шэй на мгновение прислоняется спиной к двери, потом медленно бредет по прихожей, придерживаясь одной рукой за стену, пока не находит ванную.

Включив свет, она смотрит на себя в зеркало. Волосы мокрые и спутанные; с одной стороны бледного лица грязь, с другой — кровь.

«Выгляжу, как кусок дерьма».

«Очень похоже».

«Ну спасибо».

Шэй берет полотенце, держит под струей воды и, морщась от боли, промакивает им кровь вокруг уха. Потом полощет полотенце, и в раковине смешиваются сгустки крови, свежая кровь и вода. Она повторяет процедуру снова и снова, едва сдерживая слезы, пока полностью не очищает кожу. Ухо наполовину оторвано, из раны на шею капает свежая кровь.

«Тут нужно накладывать швы», — говорю я.

«Никогда не отличалась ловкостью при работе с ниткой и иголкой. Но, может быть…»

«Что?»

«У озера я заставила себя почувствовать себя лучше, когда ослабела после болезни. Может, и теперь смогу что-нибудь сделать».

Глаза у нее становятся странными — в их синеве начинают кружить черные вихри. Никогда раньше не видела вблизи, как это происходит, и с любопытством наблюдаю. И она в упор глядит на меня — но видит ли?

Ее бледное лицо начинает розоветь, теплеть, а ухо становится красным и каким-то нечетким, а потом вдруг становится целым там, где был оторванный край. Здоровым и невредимым.

Шэй моргает, и глаза у нее возвращаются в норму.

Она смотрит в зеркало. «Ого». Поднимает слегка дрожащую руку и касается уха.

— Как, черт возьми, я это сделала? — спрашивает она, на этот раз вслух.

«Не знаю. Я и понятия не имела, что ты способна на такое».

Шэй направляется в прихожую, все так же держась за стену, словно боится упасть.

— Кай уехал, — говорит она со вздохом. — Ты знала?

«Да. Я следила за солдатами, а потом издалека смотрела на твой дом. Видела, как он уехал из поселка».

— И ты не отправилась с ним? Почему?

«Тебе я сейчас нужнее».

Шэй смаргивает слезы.

— Но он твой брат.

«А ты мой друг».