Искатель. 1962. Выпуск №6 - Анатолий Днепров

Риттер поворачивается.

— Капитану Дигирнесу? Знакомое имя.

— Еще бы. Вы убили его в день нашей встречи. В Тромсё у него жена и двое детей. Может быть, вы жили с ними на одной улице.

Риттер долго молчит.

— Да, — говорит он наконец, — все могло бы быть иначе, если бы не наша злосчастная встреча…

— Не мы искали ее… Та радиограмма, что мы получили на корабле, тоже входила в ваши сводки?

— Что? — Риттер выпрямляется. — Какая радиограмма?

— Радиограмма, которая навела наш транспорт на камни.

Риттер пожимает плечами.

— Первый раз слышу. Я узнал о гибели вашего корабля из судового журнала.

— О гибели — возможно, хотя и были уверены в этом. А о самом корабле? Вы же приняли наш «505». К вам взывали: «Спасите наши души!» Вы охотно откликнулись…

— Вы ошибаетесь. Если бы даже наш радист и принял такой сигнал, он не имел права отвечать. Операция «Хольцауге» 1* предусматривает полную секретность.

— Операция?..

Риттер молчит.

— Как вы сказали: операция…

— «Хольцауге», — устало говорит Риттер. — «Деревянный глаз», сучок… Вам немного даст это название.

Риттер прикрывает глаза. Я чувствую, что тоже безмерно устал. Пора устраиваться на ночлег.

Теперь нечего опасаться Риттера, но я все равно не засыпаю, пока не заснет он. Риттер ворочается, шумно вздыхает.

— Майн готт! Если бы год назад я мог предположить… Вы спите?

— Нет.

— У вас есть дети?

— Нет.

— У меня двое.

— Я знаю.

— Франц и Губерт… Вы счастливец. У вас нет воспоминаний… Почему вы спросили, что я делал в этот день год назад?

— Так. Просто так. Давайте спать.

Риттер затихает.

…Наш эшелон встал на запасных путях далеко от вокзала, и я долго пробирался через рельсы, маневровые тупики и сортировочные горки.

За пакгаузами была деревянная, незнакомая мне Москва.

По узким, мощенным булыжником переулкам я вышел на Садовое кольцо. Придавленный свинцовым небом город был непривычно пуст.

Я знал, что Нина вместе с заводом эвакуировалась на Урал, но все-таки из первого же автомата позвонил домой и в конструкторское бюро. Мне, конечно, никто не ответил.

…В подъезде нашего дома лифт не работал. Между четвертым и пятым этажами было нацарапано: «Вовка + Светлана = любовь».

Мне никто не повстречался до самого девятого этажа.

В тишине квартиры хлопала форточка на кухне: ее забыли закрыть, уезжая.

В комнате с окон были сняты занавески. Пружинный матрац на самодельных козлах покрыт чертежной «синькой». Повсюду лежал слой пыли. На столе белела придавленная книгой записка. У меня гулко забилось сердце.

«Никогда не думала, что это так немыслимо — жить без тебя…»

Я вышел на кухню и закрыл форточку. Стало совсем тихо. Вечерело. Над центром города подымались аэростаты.

Я не мог сидеть один в этой тишине. Подошел к телефону, набрал наудачу номер Даньки Сазонова. Мне ответил женский голос.

— Кто его спрашивает? — голос прозвучал странно.

— Институтский товарищ, — почему-то я не назвал себя.

— Дани нет, — глухо ответила женщина.

— Нет в Москве?

— Он погиб в сентябре под Гжатском.

За окном завыла сирена воздушной тревоги. Я погасил свет и поднял на кухне штору светомаскировки. В вечернем небе метались прожекторы, вспыхивали фейерверки трассирующих снарядов. На крыше соседнего дома дежурил патруль противовоздушной обороны: двое мальчишек и девушка в лыжных брюках.

В кухонном шкафу-подоконнике я нашел немного спирта-сырца — сосед протирал им стекла и зеркала, когда мы въехали в квартиру.

Я сидел без света на кухне у окна, и передо мной стояла кружка разведенного спирта. На крыше напротив девушка в лыжных брюках неотрывно смотрела в небо.

«Никогда не думала, что это так немыслимо — жить без тебя…»

Это был мой день рождения. Мне исполнилось двадцать четыре года.

1* Операция «Хольцауге» действительно имела место во время войны. Об этой гитлеровской операции и ее бесславном конце упоминается в записках английского полярного исследователя Джемса Скотта «Ледниковый щит и люди на нем», в книге польских журналистов Алины и Чеслава Центкевичей «Завоевание Арктики» и ряде других материалов, посвященных истории исследования Севера. «Ничья земля» не документальное произведение, но некоторые ситуации повести подсказаны жизнью.

3

Сегодня утром у нас оставалось четыре банки консервов.

Остров, как заколдованный, стоит перед нами, возвышаясь над белой равниной.

В бинокль он уже отчетливо виден во всех деталях. Светлая полоса, которую я разглядел почти две недели назад, — вершина ледника, крутым обрывом спускавшегося к морю. Никаких признаков людей там нет. Вероятно, станция на противоположной низменной стороне. До берега не больше 10–15 километров — один переход по хорошей дороге.

Но кругом мелкий битый лед. Целыми днями мы осторожно перебираемся с льдины на льдину. Лед шершавый, в застругах, полозья нарт почти не скользят. Но самое страшное — переменился ветер. Он теперь дует с северо-запада, и за сутки нас относит к югу едва ли не на весь дневной переход.

Каждый вечер мы с отчаянием смотрим на недоступный берег, Риттер страшно исхудал. У него болят обмороженные ноги* Он громко стонет во сне.

4

После завтрака я выкинул еще одну очищенную до блеска банку из-под тушенки.

За ночь лед подвинулся, и впереди у острова виднелась широкая полоса чистой воды.

Трижды мы подходили к ней и трижды отступали перед месивом мелкого льда и снега. Мы уже теряли силы, когда впереди открылся идущий на север неширокий канал.

Это был предельный риск. Самое легкое сжатие раздавило бы нашу лодку, как скорлупку, но у нас не было другого выхода. Мы гребли изо всех сил и облегченно вздохнули, когда оказались на чистой воде.

Остров был уже близок. Даже без бинокля можно было разглядеть трещины в стене ледника. Начался прилив. Лодку понесло на север. Мы помогали веслами, сколько хватало сил. Было еще светло, когда мы коснулись крепкого прибрежного льда.

Мы вытащили лодку на лед. Не терпелось подняться на остров, но голова кружилась от усталости и голода. У нас оставалось немного кофе и несколько брикетиков сухого спирта. Мы вскипятили кофе и открыли банку консервов. На дне мешка осталась всего одна — последняя.

Поев, мы смогли двинуться дальше. Неподалеку от нашей стоянки стену ледника наискось пересекала широкая, забитая снегом трещина. Мы оставили сани и лодку на берегу, а сами налегке направились по трещине вверх.