Верь мне - Екатерина Аверина

и продолжает это делать. Ты рожать от него собралась. Нормальная, нет?

— Зой, фотографии откуда? — эта мысль не дает мне покоя.

Я рассматриваю несколько цветных картинок, где мой полностью обнаженный Герман с какой - то девчонкой в постели. Все так очевидно. Тогда почему я в это не верю?

Логично объяснить, что привычный всем Амиров психанул и сорвался. Напился, обкурился и пошел по девушкам. Только вот он стал другим. Это настолько сильно чувствуется… Если бы не слова об аборте!

Я всю ночь не спала. Меня до сих пор ломает и выворачивает наизнанку от боли и обиды. Низ живота утром сильно тянуло, я записалась к врачу и уже собралась ехать, как на пороге появилась Зоя со своим: «Я же тебе говорила!»

Герка звонит все утро, я сбрасываю. Пусть идет в задницу! В душу, конечно, закрадывается надежда, что он проветрился, успокоился и принял иное решение. Вот только я пока не готова его услышать. Но это наше с ним дело.

— Зоя, — смотрю на часы. Я дико опаздываю. Мне сейчас немного легче, но все равно страшно. Я уже люблю этого ребенка. — Отвези меня к врачу, по дороге расскажешь. Я не могу больше ждать, пока ты соберешься с мыслями.

— Это девочка из моей группы, — не торопится выполнить просьбу подруга. — Ты ее видела наверняка в универе. — Они в «Инфинити» бухали с девчонками, Гера туда приехал. Пьяный и жадный до баб. Как ты понимаешь, они тоже были не особо трезвы, а у Ревалей так удачно сделан второй этаж. В общем, вот так. Прости, солнце. Но я посчитала, что ты должна знать.

Я села на стойку для обуви в прихожей, еще раз перебрала фотографии. Это тот случай, когда интуиция спорит с разумом. Может Амиров потому и стал требовать с меня аборт? Нет! Я видела, как он устает. И знаю, каким он бывает после секса. Это совершенно разные вещи. Тем не менее бокалы с алкоголем и голый Герман с фото никуда не исчезают.

В дверь так неожиданно позвонили, что я задохнулась от испуга.

— Открыть? — настороженно спросила Зоя. — Наверняка Амиров притащил свою задницу. Ночевать то ему сейчас негде, а в клубе не то. Некомфортно. Бомж, блин! Самый натуральный бомж.

— Я сама, — смахнув рукой сумочку со стойки подошла к двери и замирая от волнения все же открыла ее.

На пороге стоит злой до чертиков Герман. Его руки до побелевших костяшек сжаты в кулаки. Челюсть стиснута, карий взгляд уже убил Зою с особой жестокостью и развеял по ветру ее останки.

Мой мужчина не смотрит на меня, только на подругу, а она… Она стоит и улыбается!

Что между ними успело произойти? Они ведь не общаются даже!

От всего происходящего у меня кружится голова. Зачем ты вообще вернулся в мою жизнь, Амиров? Я скоро с ума сойду от этих качелей в наших отношениях.

— Тась, — он тут же оказался рядом. — Маленькая, — поднимает меня на руки. — я идиот, — шепчет, целуя в висок и выносит из квартиры.

— Куда ты меня несешь? — спросила, прижимаясь щекой к его груди.

Я не верю Зое. Это чувство с еще большей уверенностью разрастается внутри меня. Но и ему мне верить страшно.

— Спасать нашего сына, — он сбегает по лестнице, бережно сажает меня в машину.

— Он не нужен тебе, — напоминаю наблюдая, как Гера нервно застегивает на мне ремень безопасности. — Ты хочешь, чтобы я его убила.

— За это я разрешаю тебе потом убить меня.

Гер снова быстро меня целует, прыгает за руль и резко срывает машину с места толкая бортом и царапая краску на боку Зоиной Феррари.

— Все будет хорошо, — он повторяет то ли себе, то ли мне. — Маленькая моя, — в голосе страх и нежность. — Я потом буду опять извиняться. В который раз уже? Сбился со счета.

Амиров оторвал одну руку от руля, крепко сжал мои похолодевшие ладошки. Таким напуганным я его еще не видела. Эти эмоции невозможно подделать, не выйдет сыграть. Сейчас я вижу то, что этот упрямый молодой мужчина чувствует на самом деле.

— Приехали, — выдохнул Гер и выбежал из машины.

Он снял меня с пассажирского сидения и понес в клинику на руках. К нам тут же подбежала девочка с регистратурной стойки. Они говорят, а я не слушаю. У меня все сильнее кружится голова и быстрее колотится сердце.

Амиров сел со мной на кушетку в ожидании врачей. Он бережно, но крепко прижимает к себе. Его сердце рвано бьется, грудь тяжело и часто вздымается, пересохшие губы постоянно целуют меня в волосы, лоб, висок, везде, где он может дотянуться. Его потряхивает, под моей попой дрожат сильные мужские ноги.

— Прости меня, — слышу, как он хрипло повторяет. — Прости.

— Кладите ее сюда, — к нам подошли медики. Герман, осторожно придерживая голову, уложил меня на каталку.

Снова посыпались вопросы, он на них отвечает. Почему-то приятно так стало, что Гер столько обо мне знает. Как много мы не замечаем, закопавшись в повседневной жизни и потоке ссор.

Лифт. Еще один коридор.

Я держусь в сознании благодаря ему. Амиров рядом, он держит за руку до боли сжимая мои пальцы. Его губы беззвучно двигаются. А может это я не слышу, что любимый мужчина пытается мне сказать.

— Сюда нельзя. Ждите, — останавливает его один из врачей.

Гер все равно рвется быть рядом. Мужчина удерживает его за плечи, Амиров остывает, отходит к стене и сползает по ней на пол вцепившись пальцами в волосы.

Это последнее, что я успела увидеть. Стоило ему меня отпустить, как сознание выключилось прямо в процессе осмотра.

На сколько именно меня унесло в спасительную тьму я не знаю. Тяжелые веки, дрожа от перенапряжения, пытаются разлепиться. Выходит не сразу, но все же получается.