Отражение не меня. Сердце Оххарона - Марина Суржевская

Магистр сделал осторожный шаг назад.

— Арамир? Ты слышишь меня? Это я, магистр Чер Лерой. Ты меня помнишь?

Парень не отвечал, и маг сбросил капюшон, почти в отчаянии глядя в покрытые изморозью глаза. Что ему теперь делать? Сражаться с Арамиром? Он не мог. Просто не мог! Его душа не выдержит, если придется поднять клинок и на этого мальчика, ученика его Академии, ставшего игрушкой в руках королевы. Но что делать, если он стоит у него на пути? Что?

— Арамир, прошу тебя, отойди, — ласково, словно с диким зверьком, проговорил магистр, пытаясь обойти застывшую фигуру. — Не мешай мне. Просто отойди… Ведь в тебе еще остался свет? Ты ведь помнишь меня? Не забыл? Ты дашь мне… пройти?

Ширины коридора не хватало, чтобы обойти парня по широкой дуге, и маг замер, приблизившись к стене. Здесь он был наиболее уязвим. Арамир молча разворачивался вслед за движениями мага, и снежные глаза поблескивали в красном свете, льющемся в окна.

Лерой поежился.

— Арамир, дай мне пройти! — приказал он.

— Нет, — голос парня прозвучал глухо и бесцветно. — Вы не пойдете туда, магистр.

Чер Лерой в отчаянии сжал скользкую от пота рукоять лезвия. Вот, значит, как… Не осталось света за стужей и тьмой, ничего не осталось…

— Вы не пойдете туда один, — уточнил Арамир, и глаза его блеснули. — Потому что вы не умеете сражаться. Я вот я умею. И пойду с вами.

— Со мной? — Лерой так удивился, что едва мог говорить. — Ты пойдешь со мной?!

— Да, — губы парня искривились в недоброй улыбке. — Не медлите, магистр. Надо успеть.

— Что успеть? — как–то удивленно переспросил маг, слегка растерявшись. Он не мог понять, что скрывается за ледяными глазами и застывшим лицом. Вдруг это очередная ловушка?

— Уничтожить Оххарон, что же еще? — Арамир бросил быстрый взгляд на мага. — И у нас мало времени.

— Что ты задумал?

Губы парня вновь изогнулись в улыбке, хотя глаза остались ледяными.

— Я знаю, что сделали с вашей семьей, магистр, — спокойно сказал он. — Я многое знаю. Никто не обращает внимания на комнатную собачку, правда? Или на безмолвную и послушную игрушку. — Его лицо на миг исказилось и вновь стало застывшим. — И теперь я знаю, как вы сможете отомстить, а заодно уничтожить Оххарон. Навсегда.

— Как? — чуть слышно прошептал Лерой. Никто из ковена Искры не ведал, как уничтожить источник темной силы, они даже не знали, что это был за источник. Они лишь предполагали это. И вот теперь этот мальчик говорит, что знает ответ!

— Сила Оххарона в его королеве?

— Нет. Сила в сердце. Лиария лишь направляет ее.

— В сердце? — изумился Чер Лерой. — Чьем сердце?

— Сердце того, кого вы поклялись убить. Сердце паладина Мрака, который умертвил ваших дочерей! Это его сила и ненависть питают этот черный мир, магистр! И именно его вы должны уничтожить. Надеюсь, вам хватит на это силы и умений!

— А как же королева?

— Лиарию оставьте мне, — Арамир облизнулся, как облизывается волк, предвкушая добычу. — Но я смогу разобраться с ней лишь после того, как вы уничтожите источник силы. Она слишком сильна: сердце питает ее, делая бессмертной. — Парень оглянулся, уверенно сжимая оружие. — Идите за мной, магистр. Я знаю, что делать.

Он развернулся и бесшумной тенью скользнул к стене, к проходу, который сам маг даже не заметил, так искусно он был скрыт тканями.

— Арамир, — тихо позвал он. — Почему я должен тебе верить? В твоих глазах лишь стужа…

Парень замер и медленно повернул голову.

— Потому что мне есть, ради кого сражаться за мой мир, — спокойно сказал он. Перевел взгляд на потолок, словно было там что–то занимательнее черно- синего узора из ромбов и треугольников. — У меня там семья. Родители. И сестренка. Смешная такая… мелкая совсем, Полиной зовут. И я хочу, чтобы у нее было счастливое будущее. Свободное, — глаза Арамира стали еще холоднее. — И никому не позволю ее обидеть. За это стоит сражаться, магистр?

— Еще как, — тихо ответил Чер Лерой.

Арамир кивнул и скользнул в темный проход.

* * *

Шариссар

Ночью он решил остаться на границе.

После короткой и ненужной близости с Валанттой Шариссар не стал возвращаться в зал. Просто понял, что не может идти туда, что его злит Темный Двор, раздражает сияние люстр и камней, бесят улыбки на лживых лицах. Раньше его это не трогало, а сейчас он не мог заставить себя туда вернуться. И просто покинул дворец, наплевав на этикет и оставив своим подручным распоряжение доставить ящеров в Острог. А потом накинул плащ и пошел к арке.

Дворцовый парк сиял и переливался всеми оттенками красного, в беседках за цветущим озель–исом шепталась парочка, и голоса порой прерывались игривым смехом и томными вздохами. Шариссар ускорил шаг и лишь бросил Проводнику:

— На границу. К Ледяному пологу.

— Не соизволит ли господин дать более точную точку выхода? — слегка растерялся проводник.

— Любую! — процедил Шариссар. — Любой гарнизон. Подальше отсюда…

Старик понятливо кивнул и принялся колдовать над Аркой перехода, куда со вздохом облегчения шагнул паладин.

До самого утра он объезжал укрепления, осматривал расположение войск и проверял готовность стражей. И был доволен тем, что видел. Его армия могла отразить любое нападение. Или атаковать. Его армия была почти совершенна — словно смертоносный заточенный клинок, готовый вонзиться в плоть врага.

— Скоро… — паладин откинул голову, рассматривая бегущие по розовеющему небу сизые облака. — Скоро все закончится.

Пятиземелье слабеет с каждым рассветом, и скоро Совет сможет открыть коридор для целой армии. Открыть так, что не придется обрывать кровяные нити стражей, и они будут полны сил и готовы завоевывать.

Паладин перевел взгляд на ряды солдат, на привычную картину, которую наблюдал всю свою жизнь. Здесь, вдали от роскошного убранства дворца вернулось его спокойствие, и Шариссар уже почти улыбнулся, когда внутри взорвалось беспокойство. Словно огненный шар прокатился по нутру, опаляя внутренности до пепла. Страх. Не его — Леи. И сразу — его. Неконтролируемый, дикий, почти безумный страх за ту, что где–то в другой реальности испугалась.

Эмоции девушки были столь сильны, что смогли пробиться сквозь толщу времени и пространства, и Шариссар почувствовал их. Ощутил и прыгнул, на лету меняя форму, не слыша того, что ему говорили, забыв то, что говорил сам. Ему было наплевать на окружающих, солдат и стражей, он забыл о своем долге и цели, гонимый лишь потребностью защитить ее, уберечь, закрыть… Лес, еще окутанный туманом, слился в одно размытое пятно, лапы почти не чувствовали земли, а из горла рвался рык.