Лезвием по уязвимости - Дина Серпентинская

показала на него, – дал вчера Ирине, – сделала паузу, – за секс со мной? – и жестом показала на себя.

– Шейсот пхятьдейсят доллар, – ответил он, немного смутившись.

«Ага, значит, Ирка берет около сорока процентов… Только представить, скольких девчонок она доит. Какие это цифры».

– Сиколька ти хосесь?

– Пятьсот долларов. И от меня приятный бонус.

– Bonus?

– Да, – прижалась к клиенту Алла, и рука бесстыдницы опустилась ниже пояса…

Кореец нетерпеливо рассчитался, проститутка скинула платье, а следом и белье. Его возбуждало ее тело, ее – его деньги. Она стерла все барьеры и занималась сексом механически, как будто по привычке выполняла одну и ту же работу изо дня в день. Она вела себя скованно в первые две или три встречи, когда приходилось перебарывать неприязнь, нежелание впускать в себя кого-то, теперь же стало… Ровно. Тот круг мужчин, с которым она работала, отвращения не вызывал. Ее клиенты были чистоплотны, к вопросу гигиены подходили ответственно. Но, встречаясь с одним, она не могла знать, каким окажется другой, и очень рассчитывала наработать круг постоянных клиентов, чтобы встречаться только с теми, кто симпатичен, с кем приятно иметь дело. И этот кореец, Ли Сун Хун, казался ей таким. Интеллигентный, скромный, немного отстраненный, сдержанный – она увидела в нем Пашкины черты…

Алла не хотела так быстро выпускать корейца из своих сетей. Она опасалась, что, расставшись с этим клиентом, не скоро выйдет на следующего, и в очередной раз пожалела, что была холодна с первыми двумя.

– Когда приедешь во Владивосток… Позвони мне. Я хочу увидеться снова, – сказала проститутка и с грустью посмотрела в его раскосые глаза.

– Каниесина, ми встреся снова, – ответил он, щурясь в улыбке. Из вежливости ли, из азиатской учтивости или искреннего интереса – этого она знать не могла.

Она усвоила уроки. Первое – не раскидываться клиентами; второе – не экономить на внешности, выглядеть ухоженно всегда. Внешность – рабочий инструмент, та самая обертка, без которой не разглядеть конфетку. За две встречи Алла получила девятьсот долларов. Соблазнов была масса, но она распорядилась по уму: первым делом отложила на оплату квартиры, а оставшиеся деньги вложила в себя, чтобы продвинуться на рынке услуг. Она посетила стилиста-парикмахера, где обновила стрижку, прокрасила корни, сделала коррекцию бровей и маникюр с покрытием гель-лаком. В магазине косметики набрала всяких пахучих баночек для ухода за телом, лицом и волосами. Конечно же, приоделась, купив на распродаже еще один комплект белья, джинсы, шелковую блузку, платье. Не обошла стороной и «рекламу»: потратилась на фотосессию в гламурном образе. Решила, что ее горячие снимки уж точно должны повысить спрос.

Алла действовала пошагово. Когда фотографии были отретушированы, она отправила их Ирине, которая до этого дня молчала и на контакт не выходила.

«Ну вот, совсем другое дело, – ответила та в переписке, – теперь-то рыбка клюнет побыстрее».

«Да, ты права, не стоит экономить на себе. Я это поняла», – добавила подмигивающий смайлик.

«Наконец-то поняла, я рада. Ну не кисни, слушай меня и будешь в шоколаде», – заверила Ирина.

Алла улыбнулась в телефон.

Ночь окутала город, зажгла огни портов. Морской ветер, на вкус соленый, неистово рвался в дома, тревожил чей-то сон…

***

Ольга проворочалась с боку на бок и уснула лишь под утро. Нервозность и беспокойство стали обычным состоянием, и она не находила себе места даже во сне, потому и никогда не высыпалась. Будто на грудь навалили груду камней, и чем глубже она погружалась в сон, тем сильнее камни продавливали ее грудную клетку. Но как расслабиться и вырваться из прочных тисков судьбы, если каждый новый день грозился стать для Ольги испытанием, ударом?

Под утро ей приснилась Анечка. Ольга прогуливалась босиком по пляжу, волны разбивались у ног, окатывая брызгами. На руках она держала Анечку, малютку с глазами Вики, рядом шел Димка, сын. Влажный ветер трепал на них одежду, они шли медленно и молча – общалось только море, кипучее и неспокойное, как жизнь. Ольга улыбалась и ощущала на губах соленый вкус выстраданного счастья… Они – одна семья, она, племянница и Димка. О чем еще мечтать? Воспитывать детей, жить хоть и в бедности, зато в спокойствии, без потрясений, перемен. О большем и просить не стоит.

Она проснулась, и все пропало: море, дети. Остался только ветер за окном. Погода портилась: к Приморью подступала осень. Но что ей лето, что зима, что осень, когда в душе ноябрь, промозглая пора.

Ольга встала, распахнула шторы, и ей открылся серый, мокрый город.

И снова на работу. Еще один день на рынке пройдет бесследно и не запомнится ничем…

Димка сладко спал. Последняя неделя каникул – и школа, второй класс. Чтобы собрать сына, приодеть, приобуть, положить в рюкзак учебники с тетрадками, пришлось потратиться прилично. Как точно сказано: дети – дорогое удовольствие! Ольга не могла себе позволить содержать двоих, а если и хотела, государство ограничивало в этом.

Она разогрела вчерашнюю гречку, налила дешевый растворимый кофе, намазала на хлеб варенье – своеобразный бутерброд – и принялась за скудный завтрак. Рабочий день предстоял длинный, с девяти утра и до семи вечера, ей требовались силы, чтобы зарабатывать на жизнь и кормить семью. Еда была безвкусной, и с утра кусок в горло не лез, но Ольга ела, потому что знала, так надо и до обеда ей не выстоять голодной. Взгляд блуждал по кухне и остановился на ободранной стене. Здесь требовался дорогостоящий ремонт…

«Съехать бы отсюда, – преследовала неотступная мысль, – продать к чертям квартиру и купить домик в деревне. Земля здесь дорогая, и даже эта конура чего-то стоит, и на нее найдется покупатель. У меня будет большая площадь, и органы опеки передумают, Анечка поселится со мной…

Но где и кем работать мне в деревне? – осеклась она, как и всякий раз, когда затрагивала эту тему. – Работы нет, поселки загнивают, все рвутся во Владивосток… Зарплата женщины в деревне – двенадцать тысяч, и многие наши торгашки сами с края, приехали на заработки. А я живу здесь, до рынка на Спортивной идти пять минут, не больше… Так лучше мне держаться за работу. Не суждено нам переехать, очень жаль».

Она допила горький кофе и, закрыв на ключ спящего Димку, побежала на работу. Хозяин-китаец приходил в одно время с ней и открывал павильон. Помещение было большим и имело два входа: у одного сидела Ольга, с весами и калькулятором, взвешивала фрукты и рассчитывала покупателей, у противоположного – сам хозяин. Видимо, он не справлялся один и нанял продавца, при этом работал наравне с ней, но успевал ее контролировать, и Ольга частенько ловила на себе его подозрительный, хитрый взгляд.

«Что? Ты что-то хотел?» – было ее обычной реакцией. На что китаец учтиво улыбался и отвечал: «Все