Желание - Трейси Гарвис-Грейвс

Говорю себе, что нужно встать, собраться с силами и спуститься. И сказать Крису: со мной что-то неладно.

Глава 52

Клер

Открываю глаза и щурюсь из-за ослепительно-яркого света. В горле будто песок, я пытаюсь что-нибудь сказать, но у меня не получается. Чтобы оторвать голову от подушки, нужно приложить титанические усилия.

– Клер! – говорит мама.

Я слышу ее, но не вижу. Она где-то справа. Видимо, ее встревожило, что я пошевелилась. Моя голова вновь падает на подушку, мама берет меня за руку:

– Клер.

Голос Криса столь же взволнованный, как и у мамы. Он склоняется над кроватью и пытается меня обнять, но получается это с трудом, ведь я по-прежнему безвольно лежу на спине.

Еще никогда в жизни я не была в таком растерянном состоянии.

К моим рукам подведены капельницы, но по одному запаху антисептиков ясно, что я в больнице. Это я знаю наверняка.

– Хочешь воды? – спрашивает Крис.

Я киваю, и он помогает мне сесть. Подносит к моему рту стакан с соломинкой. Райское блаженство. Когда я заканчиваю пить, Крис опускает меня на кровать.

– Диабетический кетоацидоз?

– Да. – Крис мрачно кивает. – Ты в отделении интенсивной терапии.

Диабетический кетоацидоз – опасное для жизни состояние, которое может появиться у людей с диабетом первого типа. Я и не поняла, что причиной рвоты – одного из главных признаков диабетического кетоацидоза – является уже не желудочный грипп, а критически высокий уровень сахара в крови. Такое было со мной лишь однажды, в двенадцать лет, когда мне и поставили диагноз. Не найди меня Крис вовремя, я могла впасть в кому или того хуже.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Я поднялся в спальню. Ты лежала на боку и не двигалась. Тебя стошнило на пол, а Такер лаял, будто знал, что стряслась беда. Я попытался привести тебя в чувство, но безуспешно, тогда я позвонил в «девять-один-один».

– Как долго я уже здесь?

– Два дня, – говорит Крис.

Он по-прежнему стоит рядом с моей кроватью, глядя на меня сверху вниз. Наконец он пододвигает стул и садится.

– Дорогая, что из случившегося ты помнишь? – спрашивает мама.

Этот вопрос ставит меня в тупик, как я ни силюсь вспомнить, ничего не получается.

– Не знаю, мам, – говорю я и обвожу взглядом палату. – А где дети?

– Они с папой, – отвечает мама. – Он повез их в кафе.

Даже этот пятиминутный разговор вымотал меня.

– Я очень устала, – говорю я.

– Отдохни, – подает голос Крис. – Не волнуйся ни о чем.

Мои веки тяжелеют, я стараюсь бороться со сном, но постепенно голоса отдаляются, и я проваливаюсь в темноту.

Снова просыпаюсь. Сколько времени – не знаю, но по темному окошку на противоположной стороне палаты понятно, что сейчас ночь.

Крис, ссутулившись, уснул на стуле, придвинутом вплотную к моей кровати. Муж пробуждается, когда я зову его по имени, а затем склоняется надо мной и отводит с лица волосы.

– Я здесь, – говорит он.

Тянусь к его руке и сжимаю ее, но я настолько слаба, что он, наверное, даже не чувствует этого. Однако нет, он пожимает мою ладонь в ответ и не выпускает ее из своей.

– У меня совершенно нет сил, – шепчу я.

– Доктор говорит, что какое-то время так и будет.

– Какой сегодня день?

Может, Крис уже это говорил, но я забыла.

– Суббота. – Он смотрит на часы. – Даже уже воскресенье.

Не помню ничего после возвращения Криса в четверг. Как я ни стараюсь сдержать слезы, не получается. Они льются по моим щекам. Я так устала бороться со своими эмоциями, а теперь я еще и физически бессильна.

– Что такое? – спрашивает Крис.

– Сахар был повышен. Мне следовало понять, что происходит. А я подумала, что все еще болею желудочным гриппом. Надо было позвонить маме или сказать что-то тебе, когда ты вернулся. Надо было вести себя более осторожно. Я обязана держать болезнь под контролем.

– Клер, ты ходишь по острию ножа. Ты сама сказала мне это много лет назад. Просто нужен кто-то, чтобы поймать тебя, когда ты упадешь.

В палату заходит медсестра и проверяет показатели.

– Ваше состояние заметно лучше. Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, только устала.

– Пока все, кажется, в норме. Доктор, наверное, поговорит с вами о выписке на утреннем обходе.

– Хорошо.

Она уходит, а Крис закутывает меня в одеяло.

– Тебе не холодно? Нужно что-нибудь?

Пытаюсь ему ответить, но очень быстро засыпаю.

* * *

Утром врач говорит, что уже завтра я могу поехать домой. Он хочет, чтобы я полежала еще сутки, тогда они проверят мой уровень сахара.

– Сегодня мы снова переведем вас на помпу, – говорит он. – Вы попробуете нормально поесть, тогда посмотрим, как пойдут дела.

Позже тем же днем родителям разрешают привезти ко мне детей.

– Сходи перекуси, – говорю я Крису.

С момента моего поступления он не отходил от меня ни на шаг, ему определенно нужно отдохнуть.

Я рада, что капельницы уже убрали и Джош и Джордан не испугаются при виде меня. Они бегут к моей кровати, и я обнимаю их. Стараюсь побороть слезы при мысли о том, как они, наверное, перепугались, когда за мной приехала «скорая».

– Мамочка, почему ты плачешь? – спрашивает Джордан.

– Я просто очень по вам соскучилась. Скорее бы вернуться домой.

– Когда ты выйдешь отсюда?

– Папочка привезет меня домой завтра. – Я вытираю слезы и улыбаюсь дочке.

– Ура! – говорит она.

Джордан кладет своего серого котенка рядом со мной, затем с тоской смотрит на него, будто сомневается. Все-таки решает оставить его здесь и делает пару шагов назад, чтобы ко мне мог подойти Джош.

– Привет, дорогой.

– Привет, мам. – Он наклоняется и целует меня. – Возле дома был полицейский. Когда приезжала «скорая». Но не офицер Раш. Не знаю, кто это был. Он ушел, когда нас забрала Элиза.

Дэниел. О боже! Он, наверное, с ума сходит. Но, скорее всего, выяснил, что со мной, успокаиваю себя я. Даже не сомневаюсь.

– Хорошо. Рада, что он пришел на помощь. Все старались позаботиться обо мне. Ведите себя хорошо с бабушкой и дедушкой, договорились? Я очень скоро буду дома, вы и глазом моргнуть не успеете.

– Договорились.

– Я привезла тебе кое-какие вещи из дома, – говорит мама и ставит рядом с кроватью огромную хозяйственную сумку. – Здесь чистая одежда и твои туалетные принадлежности. А еще тапочки и пара мелочей.

– Спасибо, мам.

Родители уводят детей, а Крис возвращается из столовой.

– Ты только что разминулся со всеми, – говорю я.

– Мы встретились в коридоре.

– Ты поел?

– Да. Сэндвич. Даже неплохой.

– Возможно, ты был просто голоден.

Заходит медсестра. Спрашиваю ее, можно ли мне принять душ, ведь теперь я не подключена к капельницам.

– Конечно, милая, – отвечает она. – Вам станет полегче.

Крис помогает мне встать с кровати и подхватывает за талию, когда у меня подгибаются ноги. Я опираюсь на него и, глубоко дыша, пытаюсь встать самостоятельно. В ванной чищу зубы, а Крис закрывает дверь и включает душ, дожидаясь теплой воды. Затем он снимает с меня больничную рубашку, будто я ребенок. Я дрожу, но комната быстро заполняется паром, окутывая меня теплом. Накатывает усталость – от прогулки до ванной и осознания того, что еще нужно помыться, и когда я встаю под душ, то не могу пошевелиться. Сажусь на встроенную скамейку. Всего на минутку.

– Клер? – Крис отводит шторку и смотрит на меня. – Ты в порядке?

Я совершенно не способна выполнить такую простую задачу. Как бы я не пыталась, но не могу встать.

– Да, я просто отдохну минутку.

Крис раздевается и залезает в душ. Выдавливает на ладонь шампунь и массирует мне голову. От этого ощущения я едва не засыпаю. Больничная губка довольно жесткая, но мыло и вода творят чудеса. Крис тщательно моет меня, затем сам по-быстрому принимает душ, пока я, склонив голову набок и прислонившись к стенке, сижу на скамейке.

– Подожди здесь, – говорит Крис.

Он одевается, вновь отодвигает шторку и выключает воду. Аккуратно вытирает мои волосы и тело полотенцем, затем закутывает меня в розовый халат.

– Вот твои тапочки.

Крис укладывает меня в постель и накрывает одеялом. Пока он был в командировках, я, как могла, заботилась обо всех семейных делах, но теперь я даже в душ не способна сходить без его помощи. Весь последний месяц он улетал в воскресенье вечером. Не хочу, чтобы он снова уехал.

– Ты ведь не улетишь сегодня?

– Нет. – Я слышу в его голосе разные эмоции: удивление, боль, грусть. – Я уже предупредил, что меня не будет всю неделю.

– Правда?

– Да. – Муж стискивает край простыни. – Как-то ты спросила меня о самом худшем, что может произойти. И это – не остаться без работы. И не продать по необходимости дом. Или машины. Или что-либо еще. Я действительно так думал, но был не прав. Самое худшее – если что-то случится с тобой. Ничего не имеет значения, кроме тебя и детей.

– Ты все еще любишь меня? – вдруг спрашиваю я.