Пираты Венеры - Эдгар Берроуз

Несомненно, Вилор и Муско детально разработали весь план бегства. Они послали ангана убить впередсмотрящего, так как их действия могли быть замечены прежде, чем замысел их был бы успешно осуществлен. Убив впередсмотрящего, анган спрятался в каюте Вилора. Затем Вилор, вероятно, в сопровождении Муско пошел к каюте Дуари, где они убили часового и схватили ее на постели, втолкнули в рот кляп и унесли к сходням, где их ждали кланганы.

Да, был сильный шторм, но ветер дул как раз в сторону близкого берега, а кланганы хорошо летают.

Это все, как я думаю, и есть правдивая картина происшедшего, пока мы спали.

— И ты веришь, что кланганы перенесли этих троих на берег Нубала? — усомнился я.

— Думаю, иного быть не может: таковы факты, — подтвердил Ганфар.

— Я согласен с ним, — добавил Камлот.

— Следовательно, нам остается лишь одно, — подытожил я. — Мы должны вернуться и послать в Нубал поисковую партию.

— Ни одна лодка не уцелеет в такой шторм, — произнес Кирон.

— Шторм не длится вечно, — напомнил я ему. — Мы должны оставаться у берега, пока он не стихнет. Сейчас я иду в башню, а от вас хочу, чтобы вы опросили всю команду, может, кто-нибудь прольет новый свет на это дело. Кланганы большие болтуны, и кто-нибудь, возможно, и вспомнит о зловещих замыслах Вилора и Муско.

Когда я выбрался на главную палубу «Софала», корабль как раз поднялся на гребень огромной волны, а затем соскользнул в бездну между волнами и зарылся носом в бушующие волны. Палуба накренилась под углом почти в 45 градусов. Скользкие и мокрые доски под ногами не давали опоры, и я беспомощно пролетел почти пятьдесят футов прежде, чем смог остановить падение. Затем корабль опять задрал нос на очередную водную громаду, и огромная стена воды пронеслась по палубе от носа до кормы, подняв меня и унеся на гребне вместе со многими предметами, находившимися на палубе и плохо закрепленными.

На мгновенье я погрузился под воду, но затем причуды исполинской волны вытолкнули меня на поверхность, и я увидел, как пляшет на волнах «Софал» в пятидесяти футах от меня.

Даже в зловещих межзвездных пространствах я не был так беспомощен, как сейчас в объятиях штормового океана в неизвестном мире, окруженный мраком и хаосом разбушевавшейся стихии, и кто знает, какие страшные чудовища таятся в этих бушующих безднах. Я погиб! Даже если друзья узнают о моем положении, они не смогут мне помочь, они тоже беспомощны. И никакая лодка не может плавать при таком волнении, как совершенно правильно говорил Кирон, и никакой пловец не сможет выдержать в этом бешеном круговороте водяных гор.

Я был песчинкой, захваченной самумом в пустыне.

Безнадежность! Я не должен так говорить, я никогда не теряю надежды. Если нельзя выплыть против волн, то, может быть, можно вместе с ними! А до земли так близко! К тому же, я хорошо плаваю на дальние расстояния, и сил у меня много. Если вообще кто-то сможет выжить в этом шторме, то это буду я, но если не судьба, то, по крайней мере, найду удовлетворение в неравной и смертельной борьбе.

Одежда меня не стесняла, так как то, что носили на Амторе, назвать одеждой можно было лишь с большой натяжкой, единственной помехой было оружие, и здесь я заколебался, зная, что шансы выжить на недружелюбной планете зависят только от степени вооруженности. Ни пояс, ни пистолет, ни кинжал не будут там лишними, и вес их к тому же был незначительным, но меч — другое дело. Если вы никогда не пытались плавать с мечом, болтающимся у вас между ног, то и не пытайтесь этого сделать, тем более в таких условиях. Вы, должно быть, думаете, что он будет свешиваться вниз и позволит плавать. Но нет! Огромные волны безжалостно швыряли меня, вертя вокруг оси, а меч то упирался в самые нежные места, то болтался между ног, то, когда меня закрутило волчком, ударял меня по голове, и тем не менее я не должен был его сбрасывать.

После первых нескольких минут сражения с морем я заключил, что непосредственной опасности утонуть нет. Я мог достаточно часто поднимать голову над волной и набирать полные легкие воздуха, а так как вода была теплая, опасности окоченеть или получить судорогу не было, а ведь чаще всего люди тонут в холодных морях. Значит, как я мог уразуметь, в этом негостеприимном мире немедленно могли возникнуть лишь две угрозы моей жизни: первая — атака какого-нибудь монстра амторских глубин, вторая, более серьезная — линия прибоя, которую я должен преодолеть, если хочу выбраться на берег.

Лишь одно это могло привести меня в уныние, потому что я насмотрелся на Земле, как неисчислимые и мощные волны утюжат, крушат, уничтожают все на своем пути, даже вечный камень гор, когда обрушиваются на берег.

Я медленно продвигался в направлении берега, к счастью, в ту сторону, куда был устремлен бег волн. Я не хотел истощать свои силы, без надобности борясь с волнами, поэтому не ускорил ход событий, намереваясь к тому же достигнуть берега уже днем; каждая очередная волна высоко поднимала меня, и я видел берег все яснее и яснее. Он лежал в миле от меня и во всех аспектах был весьма не вдохновляющим. Огромные валы разбивались о береговые скалы, вздымая фонтаны белой пены. Перекрывая рев бури, грохот прибоя разносился на мили вокруг над свирепствующим океаном, предупреждая, что смерть ожидает меня на пороге спасения.

Я был в затруднении. Смерть — везде, и мне предоставлялось только выбрать, какой она будет: можно утонуть там, где я сейчас есть, а можно разбиться о скалы. И ни один вариант не вызывал у меня энтузиазма. Смерть, как хозяйка положения, не испытывала недостатка в образах, в каких появится. Это подняло в моей душе протест, вследствие чего я решил не умирать.

Мысль, как говорится, может быть и вещественной, но сама по себе ничего не решает, сколько бы я ни думал о том, что надо выжить. Я знал, что надо что-то делать. Ситуация не представляла никаких шансов на спасение. Берег — лишь только он мог даровать мне жизнь, а вместе с тем, берег и угрожал моей жизни. Итак, я направился к берегу. Пока плыл, я думал о многом, совсем не относящемся к делу, но кое-что имело прямое отношение к событиям, в частности — похоронное бюро. Время думать о нем было не совсем подходящее, но мысли не всегда подчиняются настроению и логике, однако даже в расцвете сил мы перед лицом смерти начинаем задумываться о неизбежности и близости конца. Вертя эту мысль так и этак, я почувствовал, что она содержит зародыш надежды — в свистопляске смерти может быть жизнь. Возможно, высокая волна, подняв меня, представила мне на краткий миг возможность увидеть прямо перед собой смерть, в которой я нашел жизнь. Береговая линия была совсем рядом — остроконечные зубцы утесов и белая пена на них, но детали все еще скрывались за мимолетностью видимого, потому что каждый раз волна поднимала меня вверх ненадолго, а затем с быстротой курьерского поезда швыряла на дно водяной бездны. Когда я скользил вниз, мне иногда казалось, что я разобьюсь о морское дно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});